Бабье царство: Дворянки и владение имуществом в России (1700—1861)

Статус русских дворянок в наследственном праве не следует переоценивать. Между тем искушение преувеличить привилегии женщин в сфере наследования оказалось непреодолимым для некоторых историков, задающихся вопросом, отчего дворянки «в XVII—XVIII вв. так благоденствовали под сенью русского закона», в отличие от аристократок в Западной Европе ^{104}. [44] Но установленную законом долю в 7% родительских земель или их денежный эквивалент едва ли можно считать верхом щедрости в отношении дочерей. Более того, это правило касалось только вотчинных земель, и владельцы обоего пола были вольны оставить свои благоприобретенные имения в наследство кому угодно, если им хватало дальновидности составить завещание [45].

Несмотря на то что на протяжении всего XVIII в. законы о наследственных правах женщин в России совершенствовались, они мало в чем превосходили европейские кодексы. В отношении вдов российское имущественное право отличалось не столько щедростью положений о вдовьей части, сколько отсутствием мер, ограничивающих женскую самостоятельность [46]. Часть, выделяемая дворянской вдове в России, была гораздо меньше той, что доставалась ее якобы обездоленной европейской сестре [47]. С другой стороны, земля, отходившая русской вдове, приносила ей не пожизненный процент, а находилась в ее прямой собственности. Более того, эта часть сливалась с собственными вотчинными землями вдовы и затем переходила в ее род, а не в семью мужа, если она умирала, не оставив потомства ^{105}. Таким образом, в России вдова могла произвольно распоряжаться унаследованными от мужа землями, а не довольствоваться ограниченным преимуществом пожизненного пользования доходами с его собственности. Предоставляя вдове владеть землей, а не пользоваться доходами с имений мужа, российское право выражало известную уверенность в способности женщин управлять собственностью. Впрочем, для русских вдов, наследовавших бедные имения, наверное, было бы лучше иметь доходы с половины земель мужа, чем самостоятельно управляться со своими скромными владениями [48].

Наследственные права дочерей в российском праве также были сопоставимы с правами женщин в европейском законодательстве. Как к западу, так и к востоку от Эльбы дворяне отдавали первенство наследникам мужского пола и были более или менее щедры к своим дочерям. Однако по всей Европе женщинам в отсутствие братьев было вполне привычно наследовать земельные владения. Положения английского обычного права, требовавшие передачи недвижимости в майорат родственникам-мужчинам по боковой линии, были менее распространены на континенте [49]. В тех французских провинциях, которые придерживались римского права, родители были по закону обязаны обеспечивать дочерей приданым, и женщины могли обращаться в суд, если, взяв приданое вместо наследства, они несли потери ^{106}. [50] В то время как многим европейским дворянкам приходилось принимать денежный эквивалент своей доли семейных владений, русские женщины имели некоторое преимущество, так как могли требовать недвижимость. Однако женщины в Польше и Венгрии, в зависимости от числа здравствующих сестер, могли рассчитывать на более крупную часть фамильной собственности, чем русские дворянки [51]. Таким образом, и в качестве самостоятельных наследниц, и при разделе семейного состояния с братьями русские женщины находились примерно в том же положении, что и европейские дворянки. Пересмотренные в конце XVIII в. правила наследования оказались подлинным шагом вперед для русских дворянок, и все же неравенство женщин с мужчинами в наследственном праве вызывало негодование реформаторов до конца императорского периода [52]. Обратив внимание на существенные пробелы и неясности в области женского наследования, русские законодатели XVIII в. способствовали укреплению позиций дворянок в имущественном праве. Суды защищали женщин от жадных родственников и не позволяли злоупотреблять властью в патриархальной семье. Так, они отказывали мужчинам в праве лишать наследства своих жен, сестер и дочерей без серьезных причин [53], как случилось с Екатериной Подлуцкой, чей отец оставил все земли, как родовые, так и благоприобретенные, сыновьям. Сенаторы постановили, что отец Подлуцкой действовал в рамках своих прав, завещав купленные владения сыновьям, но велели братьям уступить сестре ее долю вотчинных земель ^{107}. Такие женщины, как Подлуцкая, без колебаний защищали свои экономические интересы, хотя закон позволял им не так уж много.

В то время как наследственные права мужчин после отмены Указа о единонаследии не претерпели изменений, права женщин стали предметом обсуждений и споров, заставив законодателей пересмотреть смысл ряда важнейших указов, введенных в начале XVIII столетия. По иронии судьбы, когда мужчины вступали в споры о наследстве, первопричиной таких конфликтов часто оказывались их прародительницы, ведь претензии прямых потомков по женской линии оспаривали истцы, происходившие от родственников-мужчин в предыдущих поколениях. В таких случаях российские законодатели поддерживали требования наследниц женского пола и их потомства против родичей-мужчин из боковых ветвей и последовательно выносили решения не в пользу мужчин, пытавшихся завладеть имуществом племянниц или двоюродных сестер [54]. Несмотря на противоположные утверждения, русские дворянки XVIII столетия с точки зрения наследственных прав, вероятно, были не в лучшем положении, чем их европейские современницы, а в XIX в. определенно им уступали [55]. И все же нет сомнений в том, что к концу XVIII в. имущественное право гораздо надежнее защищало интересы русских дворянок, чем их предшественниц в Московском государстве. Повышение наследственно-правового статуса дворянок создавало условия для все более заметного участия женщин в судебных процессах, как и для расширения их деятельности в экономике. Но самый поразительный шаг вперед русским дворянкам предстояло сделать в сфере распоряжения имуществом, где они получили явное преимущество над своими европейскими современницами.

Глава 2.

ЗАГАДКА РУССКОГО ПРАВА: ЗАМУЖНИЕ ЖЕНЩИНЫ И КОНТРОЛЬ НАД ИМУЩЕСТВОМ

Перечисляя симптомы нравственного упадка русского двора в XVIII в., князь М.М. Щербатов обратил особое внимание на один указ 1753 г., даровавший замужним женщинам контроль над имуществом. Это новшество, по его словам, оказалось ни много ни мало «разрушающим супружественную связь». Щербатов видел в нем решительный разрыв с традицией и объяснял столь прискорбную, с его точки зрения, перемену в правовом положении женщин влиянием императорского фаворитизма. «Графу П.И. Шувалову нужда была купить одну деревню не помню у какой графини Головиной, живущей особливо от мужа своего, а потому и немогущей его согласие иметь, предложил, чтобы сей знак покорства жен уничтожить; по предложению его яко всесильного мужа в государстве был учинен указ, он деревню купил и сим подал повод, по своенравиям своим женам от мужей отходить, разорять их детей и отошедшим разоряться» ^{108}.