Бабье царство: Дворянки и владение имуществом в России (1700—1861)

Подвергая критическому разбору причины появления раздельной собственности супругов в Англии начала Нового времени, одна исследовательница утверждает, что в XVI—XVII вв. семьи стали заботиться о защите собственности своих дочерей именно потому, что «личное имущество, в противоположность недвижимости, становилось все более важной частью состояния дочерей». Уже существовал ряд способов не допускать мужей до распоряжения недвижимостью жен, однако движимое имущество нельзя было закрепить за женщиной без права отчуждения, и, согласно обычному праву, оно поступало под власть мужа на весь период брака ^{168}.

В Вирджинии, где закон о подчиненном статусе замужней женщины отменили только в 1877 г., обособленное имущество супругов до 1810 г. считалось ненормальным явлением. Но между 1821 и 1860 гг., как показала С. Лебсок, здесь же, в городке Питерсбург, около шестисот супружеских пар избрали для себя раздельное владение имуществом. Правда, исследовательница не считает, что это делалось ради поощрения женской самостоятельности. По ее мнению, «рост числа обособленных состояний являлся серьезным успехом для женщин среднего и высшего классов, но начался он вынужденно, как реакция на множество банкротств среди мужчин». Лишь четверть изученных автором брачных соглашений позволяла женщинам продавать свою собственность и менее пятой части — распоряжаться имуществом в завещании ^{169}.

Те обстоятельства, в которых русские женщины получили контроль над своим состоянием, мало напоминали социальную и экономическую обстановку, окружавшую их англо-американских сестер. Россия XVIII в. не переживала переходного периода в накоплении капитала или в структуре экономики, как обстояло дело в Англии. Не подталкивала российских законотворцев к нововведениям и финансовая депрессия, как в Америке перед Гражданской войной. Напротив, неотложные причины, лежавшие в сердцевине преобразования правового статуса русских женщин, являлись чисто политическими. Короче говоря, к признанию имущественных прав за замужними женщинами в России XVIII в. привело стремление дворянства укрепить гарантии прав частной собственности.

Важно отметить, что указ 1753 г., обеспечивший за женщинами контроль над их состоянием, был принят в тот момент, когда дворяне начали добиваться тех же сословных привилегий, что и у их европейских собратьев ^{170}. [74] Незащищенность личности и имущества составляла неотъемлемую черту жизни российского дворянства в XVIII в. До царствования Екатерины II у российских дворян не было таких сословных прав, которыми пользовались правящие классы европейских государств, и они рисковали лишиться своих владений, если теряли царское расположение или подозревались в государственной измене. В сущности, повлечь за собой конфискацию дворянского имущества мог очень широкий круг проступков [75]. Утверждение одного исследователя о том, что конфискации имущества за политические преступления случались редко, возможно, справедливо ^{171}, но оно не учитывает психологию дворянства, травмированную сначала при Петре I, когда грубо попирался священный обычай раздельного наследования, а затем в царствование Анны Иоанновны — время массовых ссылок и казней [76]. На протяжении всего XVIII в. для русских дворян были жизненно важны пределы неприкосновенности их статуса и имущества ^{172}.

Призрак конфискации имений даже в XIX в. неотступно возникал в проектах дворянских реформаторов — и не зря ^{173}. Несмотря на то что в екатерининской «Жалованной грамоте дворянству» 1785 г. предусматривалось, что дворянина нельзя лишить имений без суда, следующий шаг — гарантия неприкосновенности дворянского звания и имущества — в ней сделан не был. Более того, в этом документе приводился широчайший круг преступлений, наказуемых конфискацией имущества ^{174}. [77] Дворяне, совершавшие деяния, «несогласные с дворянским достоинством» ^{175}, теряли свой статус и могли подвергаться телесному наказанию и ссылке. Так, в 1800 г. жена майора Татаринова была лишена дворянства, бита кнутом и сослана в Сибирь за укрывательство разбойников ^{176}. [78] Произвол государства в отношении дворянской собственности сохранялся и после выхода «Жалованной грамоты дворянству» ^{177}. [79] Уже в 1834 г. Николай I издал указ о том, что российские подданные, покинувшие страну без разрешения, будут лишены имущества. Адмирал Чичагов, ставший одной из жертв этого распоряжения, написал в завещании, что уехал из России в 1834 г. и принял британское подданство после «произвольных мер императора Николая, которые лишили русское дворянство его привилегий, имущественных прав и личной свободы» ^{178}.

Но если конфискации имущества до конца XVTII в. происходили редко, то государство применяло другие способы ограничить имущественные права дворян, виновных в государственной измене или даже в гораздо менее опасных преступлениях — таких, как плохое управление имением или несостоятельность [80]. В 1792 г. Екатерина II отдала в опеку имение княгини Варвары Шаховской, когда та выдала дочь замуж за дворянина, участвовавшего во Французской революции. Шаховская потеряла право управлять своими имениями или продавать их, хотя после того, как были выплачены ее долги, она по-прежнему получала все доходы с земли. Далее императрица постановила, что дочь Шаховской вообще лишится наследства, если не вернется из Франции в Россию после смерти матери ^{179}. Имения декабристов, в отличие от собственности преступников прежних времен, не подверглись конфискации и впоследствии перешли к их наследникам, однако при их жизни на имения был наложен арест, и участники восстания потеряли право распоряжаться своим имуществом. В письмах управляющего Волконских не раз упоминается о том, как трудно снабжать средствами ссыльного князя Сергея, который утратил не только право пользоваться своими имениями, но и получать с них прибыль ^{180}. [81] Напротив, Анна Розен, жена другого ссыльного декабриста, продолжала вести свои имущественные дела, находясь в Сибири вместе с мужем ^{181}.

Эволюцию женских прав собственности следует рассматривать в контексте незащищенности имущественных прав в России в целом, которая долго царила даже в XIX в., хотя государство и старалось не допускать, чтобы невиновные в преступлениях дворянки теряли средства к существованию. Еще в 1718 г. Петр Великий приказал не подвергать конфискации приданое женщин, когда государство отбирало имущество их мужей ^{182}. Однако на практике чиновники без стеснения отнимали у женщин их собственность. Леди Рондо, жена английского посла в России, отмечала в 1732 г., что, когда дворян обвиняли в государственной измене, их лишали чина и они вместе с семьями теряли свои имения ^{183}. В итоге государю приходилось лично разбираться с каждым делом по жалобам женщин, лишенных последнего куска хлеба за провинности родственников-мужчин. Императрица Елизавета, ссылаясь на указ 1718 г., постоянно выносила решения о возврате конфискованных имений дворянкам, если те не были причастны к преступлениям мужей ^{184}.