Сталин. История и личность
Сталин. История и личность читать книгу онлайн
Настоящее издание объединяет две наиболее известные книги профессора Принстонского университета Роберта Такера: "Сталин. Путь к власти. 1879-1929" и "Сталин у власти. 1928-1941". Складывание режима неограниченной власти рассматривается на широком фоне событий истории советского общества, с учетом особенностей развития политической культуры России, подарившей миру "царя-большевика" с его Большим террором, "революцией сверху" и пагубными решениями, приведшими к заключению пакта с Гитлером и трагедии 22 июня 1941 года.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
В 1928-1931 гг. Сталиным была дана «зеленая улица» воинствующему сдвигу влево в различных сферах культуры. Так, в своей заключительной речи на XVI съезде ВКП(б) он говорил о том, что «мы уже вступили в период социализма»25. Когда с таким пафосом выступил руководитель страны, неудивительно, что левацки настроенные члены партии, которых было немало в те годы, восприняли это заявление как начало исполнения пророчеств марксистского учения.
Основатели марксизма предполагали, что при коммунизме общество не будет испытывать потребности в государстве, ибо, по их мнению, государство является инструментом классового господства, а с наступлением коммунизма классовое деление общества исчезнет. Более того, в прежней форме не сохранится ни один из таких общественных институтов, как семья и школа. В книге «Государство и революция» Ленин дал большевистское толкование пророчеству Маркса-Энгельса об «отмирании» государства в коммунистическом обществе. Согласно его точке зрения, этот процесс начнется в первой (социалистической) фазе коммунистической формации и завершится в ее высшей фазе — когда уже больше не будет необходимости в государстве — «коммуне», ибо к тому времени люди постепенно привыкнут к соблюдению элементарных правил общежития «без насилия, без принуждения, без подчинения, без особого аппарата для принуждения, который называется государством»26.
И вот теперь, в период «культурной революции», такие ведущие официальные теоретики партии, как Е.Б. Пашуканис, П.И. Стучка и Н.В. Крыленко, имевшие старую большевистскую закваску, всячески стремились помочь отмиранию юридических институтов нэпа — как институтов переходного от капитализма к социализму периода, — для того чтобы, по их выражению, расчистить дорогу «экономическому закону». Судебная система постепенно должна будет свертываться, по мере того как большую часть ее функций возьмут на себя «товарищеские суды». Из одного советского журнала мы узнаем, как некоторые ученые того времени заявляли, что «нет никаких оснований погружаться в изучение государства, ведь оно... отмирает в эпоху диктатуры пролетариата»27. Некто В.Н. Шульгин, придерживавшийся радикальных взглядов относительно системы образования, поддерживал идею «отмирания школы» и выступал за создание новых форм обучения, сочетавших общественную деятельность и производство28. А такие ученые-фантасты, как Л.М. Сабсович, предсказывали, что скоро вместо крупных городов появится сеть новых промышленных поселков, связанных между собой приводимым в движение электричеством общественным транспортом. Это превратило бы Советскую Россию в федерацию маленьких городков и означало бы «отмирание централизованного государства при коммунизме». Некоторые из подобных идей оказали влияние на планирование более чем шестидесяти промышленных городов, заложенных в годы пятилетки29.
Сталин до поры до времени снисходительно относился к такого рода идеям, потому что они служили его намерениям мобилизовать все силы на осуществление гигантского преобразовательного рывка. Однако основополагающие идеи «леваков» в области культуры шли вразрез с принципами его национального русского большивизма. Так, в то самое время, когда общество историков-марксистов осудило Платонова за благосклонное отношение к личности Петра Великого, сам Сталин всячески поощрял положительный образ Петра в творчестве Алексея Толстого. Таким образом, пока официальные теоретики обсуждали проблему «отмирания государства», мысль вождя работала в совершенно противоположном направлении.
Их намерения расходились с его намерениями, ведь для Сталина, который был прежде всего национал-русским большевиком, построение социализма отождествлялось со строительством государства. Лучше всего он выразил это в своем выступлении в 1930 г. на XVI съезде ВКП(б):
«Мы за отмирание государства. И мы вместе с тем стоим за усиление диктатуры пролетариата, представляющей самую мощную и самую могучую власть из всех существующих до сих пор государственных властей. Высшее развитие государственной власти в целях подготовки условий для отмирания государственной власти — вот марксистская формула. Это “противоречиво”? Да, “противоречиво”. Но противоречие это жизненное, и оно целиком отражает Марксову диалектику»30. Это не было ни мыслью Маркса, ни мыслью Ленина. Это была диалектика строителя Советского Российского государства, предвещавшая скорое наступление того времени, когда провозглашение самой идеи «отмирания государства» будет рассматриваться как преступление.
Имелись и иные глубокие расхождения между Сталиным и «леваками» в области культуры, хотя, преследуя собственные цели, он временно отпустил поводья. Сталин искренне ратовал за создание новой элиты через привлечение к техническому образованию тысяч и тысяч рабочих. Но у него совершенно не было желания и дальше мстить «буржуазным» спецам. Политика «спецеедс-тва» уже сделала свое дело. Поэтому в той же речи в июне 1931 г., в которой он заявил о том, что рабочий класс должен создать собственную техническую интеллигенцию, он также осудил «спецеедство» как «вредное и позорное явление». Сталин провозгласил новую политику заботливого отношения к старой интеллигенции, среди которой, по его словам, «активных вредителей осталось небольшое количество»31.
Идеология сторонников «левизны» в культуре имела классовую направленность. Они выступали за «пролетарскую гегемонию» и за формирование такой культуры, которая была бы пролетарской по своему духу и содержанию. В частности, подобной точки зрения придерживалась Российская ассоциация пролетарских писателей (РАПП), занимавшая в годы первой пятилетки господствующее положение в литературной жизни страны. Во главе ее стоял энергичный доктринер, литературный критик Леопольд Авербах. Если в условиях нэпа, в обстановке относительной терпимости, РАПП с трудом мог сосуществовать рядом с иными литературными объединениями, то теперь у него появилась возможность отстаивать свою «леваческую» линию как единственную, имеющую право на существование. Под лозунгом «Союзник или враг» он обрушился на деятельность беспартийных писателей, известных под названием «попутчики», среди которых были Борис Пильняк и Алексей Толстой. Руководители РАППа стремились мобилизовать литературу на осуществление задач пятилетнего плана, однако желали выполнить эту миссию в соответствии со своим собственным «диалектико-материалистическим методом», предписывавшим писателю изображать «живого человека» со всеми его внутренними конфликтами, в вечной борьбе между добром и злом. Таким образом, они выступали за некоторую автономию пролетарской литературы и чувствовали себя стесненными директивами политкомиссаров. Одна из таких директив была выпущена в 1931 г. заместителем Сталина Л. Кагановичем. В ней содержался призыв на «литературный Магнитострой», означавший требование создавать такие произведения, которые прославляли бы стройки пятилетки вроде Магнитогорска и выводили бы в чисто дидактических целях положительных во всех отношениях героев, противопоставляя им героев отрицательных, изображенных исключительно в черных красках. Впоследствии для создания произведений такого рода будут выработаны специальные каноны «соцреализма»32.
Сталин какое-то время использовал РАПП, поскольку его члены участвовали в общем наступлении на «правый уклон» в 1928-1929 гг. и помогали мобилизовать литературу на службу задачам пятилетнего плана. Однако он не испытывал никакой симпатии к ее леваческой направленности. В частном письме, направленном 2 февраля 1929 г. драматургу В.В. Биль-Белоцерковскому, подвергшемуся нападкам со стороны РАППа и попросившему помощи у Сталина, генсек отверг как совершенно беспочвенную саму идею применения к литературе, искусству и драматургии понятий «левый» и «правый». Было бы лучше, писал он, использовать такие понятия, как «советский — антисоветский» или «революционный — контрреволюционный». Затем Сталин с похвалой отозвался о далеко не пролетарском писателе Михаиле Булгакове, дав высокую оценку его пьесе «Дни Турбиных». Он расценил ее как «демонстрацию всесокрушающей силы большевизма»33.
