Православная церковь<br />История и социальная сущность

В истории русской православной церкви имеются многочисленные факты, рассказывающие о том, как лишали кафедр митрополитов, архиепископов, епископов и даже патриархов. Их избивали, заточали в монастыри, заставляли бежать из страны. При этом организаторы гонений, «не боясь наказания божиего», преследовали конкретную цель. Им нужен был такой архиерей, который был бы «смиренным и кротким», не вмешивался бы в дела князей и царей, выполнял волю государя, объединяя крестьян, ремесленников, бояр и купцов.

Беззащитно перед лицом господствующих классов было рядовое духовенство — священники и дьяконы.

«Страсть к корысти побуждала некоторых покупать невольников (рабов), обращать их в христианство, а затем продавать в „поганые“ язычникам… магометанам»; некоторые «покупают людей, потом, сделав их рабами своими, отдают их, оставляя пленниками, учителям учить священной грамоте и учению, а затем приводят их к епископам для поставления в духовный сан, не освободив их наперед от рабского ига. Епископ поставляет их, и господа получают чрез них корысть» [63]. Так сверху донизу в русской православной церкви продавались и покупались «ставленники божии», чтобы приносили они доход господствующим классам, «шли в ворота властелинов», выполняли их волю.

«Власть от бога установлена»

Подчеркнем еще раз: церковь, собирая и объединяя по признаку вероисповедания угнетенных и угнетателей, освящала эксплуатацию народа и действия господствующих классов, затрудняла классовую борьбу трудящихся масс. Они находились под двойным тяжким гнетом. С одной стороны — духовенство, устрашающее души от имени бога, бесцеремонно нарушающее тайну исповеди, чтобы доносить о непокорных, инакомыслящих в полицию; с другой — беспощадно карающая светская власть, в распоряжении которой жандармерия, армия, суды, тюрьмы, каторга…

Социальную роль религии в истории человечества ясно и четко выразил К. Маркс в известном положении: «религия есть опиум народа». Подобно наркотикам, она отравляет общественное сознание, сбивает людей с правильной дороги. Русская православная церковь, стоявшая на страже царизма, обещала верующим радостную жизнь «на том свете», после смерти, тем самым утешая их, усыпляя их недовольство, призывая терпеливо переносить невыносимые страдания и бедствия в самодержавном обществе.

О классовой природе религии К. Маркс писал:

«Социальные принципы христианства оправдывали античное рабство, превозносили средневековое крепостничество и умеют также, в случае нужды, защищать, хотя и с жалкими ужимками, угнетение пролетариата.

Социальные принципы христианства проповедуют необходимость существования классов — господствующего и угнетенного, и для последнего у них находится лишь благочестивое пожелание, дабы первый ему благодетельствовал» [64].

Миллионы верующих, разочарованных иллюзорными идеалами религии, неспособностью «небесных сил» оказать реальную помощь в улучшении их положения, постепенно теряли доверие к церкви, духовенству, все больше осознавали, что дальше так жить нельзя, необходимо искать другие пути освобождения от эксплуатации. Пробуждавшееся самосознание, кстати, нашло отражение в пословицах и поговорках, порожденных мудростью народа, его оптимизмом, многовековым жизненным опытом: «На бога надейся, а сам не плошай», «Попу — красненьку, а он — побасенку», «Без бога — шире дорога» и пр.

В XVIII–XIX веках все более заметен переход трудящихся от пассивных форм сопротивления засилью церкви, духовенства, господствующих классов к активным выступлениям крестьянским волнениям, восстаниям, захвату помещичьих и монастырских земель, борьбе против крепостного права. Служителям культа приходилось изворачиваться, чтобы удержать народные массы в «лоне церкви», поднять авторитет и престиж православия, столь же ревностно освящать самодержавие.

В эпоху капитализма его система, построенная на жесточайшей эксплуатации, несла разорение и гибель широким массам крестьянства, торговцам, ремесленникам, мелкой буржуазии. В их среде под давлением обстоятельств возрождались религиозные чаяния. Одновременно рос и набирал силу рабочий класс, ширилось революционное движение, распространялось материалистическое мировоззрение.

В столь острой, противоречивой обстановке богословы и буржуазные идеологи разрабатывали и применяли различные формы и методы усиления воздействия на отсталые слои населения в целях сохранения и упрочения царизма. Центральное место они отводили русскому православию как части христианства: «Общественная жизнь зависит от нравственных начал, а они невозможны без вселенской церкви». При этом, сознавая рост неверия и отход от религии многих ее последователей, богословы срочно ищут новые средства борьбы с революционными идеями. То, что раньше защитники русской церкви отвергали, теперь стали поощрять, в том числе и совместные действия с католической церковью, единство православия и католицизма. Напрочь забываются многовековые дискуссии, споры между православием и католицизмом, только бы остановить народ, отстаивающий свое право на счастье на земле, а не на небесах.

«Духовная мать, святая православная церковь» оправдывала, освящала и благословляла войны, развязанные самодержавием, расстрелы рабочих и крестьян. Вопиющее преступление царизма — расстрел рабочих 9 января 1905 года на Дворцовой площади в Петербурге. Подстрекаемые агентом охранки попом Гапоном, они пришли с петицией к Николаю II, чтобы он хоть как-то облегчил им условия существования. Мирная демонстрация закончилась трагически: свыше тысячи человек было убито, две тысячи — ранено. Спала маска со священника-провокатора, с направлявшей его церкви. Свинцовые пули, казацкие нагайки раскрыли глаза на правду широким народным массам, подняли их на восстание. В период реакции, последовавший после революции 1905–1907 годов, «милостью божией», волей царя и с помощью служителей культа множество передовых людей расстреляли, сослали на каторгу, долгие годы гноили в тюрьмах.

На страницах «Журнала Московской патриархии» (1961 г.) попадаются высказывания такого рода: «…история свидетельствует, что ненависть возбуждали, напротив, те из христианских миссионеров, которые заменяли „тихое делание“ благовестия Христова губительным насилием огня и меча». Нередки были случаи, когда миссионерская проповедь использовалась как прикрытие бесчинства, национального угнетения. Вместо осуждения кровавого произвола царизма миссионеры находили ему лицемерные оправдания, «не замечали» многочисленные беззакония. Так из политических интересов и материальных выгод служители культа попирали не только провозглашаемые ими христианские нормы нравственности, но и общечеловеческие законы.

Однако именно в этот период в церкви наблюдался и другой процесс — расслоение, определенное размежевание между обогатившейся верхушкой и рядовым духовенством, живущим и действующим среди крестьянства и пролетариата.

В начале XX века В. И. Ленин отмечал: «…отвратительная казенщина полицейски-крепостнического самодержавия вызвала недовольство, брожение и возмущение даже в среде духовенства. Как ни забито, как ни темно было русское православное духовенство, даже его пробудил теперь гром падения старого, средневекового порядка на Руси. Даже оно примыкает к требованию свободы, протестует против казенщины и чиновнического произвола, против полицейского сыска, навязанного „служителям бога“. Мы, социалисты, должны поддержать это движение, доводя до конца требования честных и искренних людей из духовенства, ловя их на словах о свободе, требуя от них, чтобы они порвали решительно всякую связь между религией и полицией» [65].

В. И. Ленин, партия большевиков начали широкую агитационно-пропагандистскую работу среди пролетариата, трудового крестьянства, солдатских масс, разъясняя им реакционную сущность религии, тесное взаимодействие эксплуататоров и многочисленного церковного аппарата. На конкретных фактах трудящиеся убеждались в том, что за много веков русские церковники на крови и поте верующих накопили огромное богатство (золото, драгоценности, поместья, доходные дома, земельные и лесные угодья), а верующих потчевали иллюзией «небесных наград» после смерти.