Роман с президентом

Основания для таких подозрений были. Журналистов настораживала слишком уж активная деятельность М. Н. Полторанина, который, в сущности, и не скрывал своего амбициозного плана создать «суперминистерство» Федеральный информационный центр России (ФИЦ). Он даже мечтал наделить ФИЦ правом законодательной инициативы. М. Полторанин говорил о «программе государственной поддержки информации и печати», а журналистам не без основания слышалось: «государственного контроля». У Полторанина был уже подготовлен и проект Указа президента по этому вопросу. Проект Указа предусматривал, помимо прочего, и передачу Федеральной информационной службе огромной недвижимости.

Борис Николаевич нутром почувствовал тут опасность. Указ мог бы поссорить его с демократической общественностью, которая и слышать не хотела о государственном контроле. Видимо желая перепроверить свои опасения, президент дал мне ознакомиться с проектом Указа, попросив ничего не говорить Полторанину. Проект Указа откровенно напугал меня. От него веяло холодом государственного монополизма в области СМИ. Думаю, что, желая создать мощный блок газет в защиту президента, М. Н. Полторанин перестарался. Получилась Демьянова уха. На следующий же день я в самых решительных словах высказал Борису Николаевичу свои опасения. В результате Указ подвергся решительной переработке. Все эти закулисные маневры сказывались на подготовке встречи с главными редакторами, усложняли мои отношения с Полтораниным.

Тем не менее 16 июля эта встреча состоялась. Прошла она достаточно сумбурно, и я остался ею недоволен. Отчасти тут была и вина президента. Едва усевшись в кресло, он тотчас же объявил, что времени у него всего час. Журналисты так долго ждали этой встречи, так многое хотели сказать президенту, что это их сильно обидело.

И все-таки встреча свою роль сыграла. Главные редакторы в откровенном разговоре, а временами и в споре с президентом, сумели донести до него всю озабоченность общества и интеллигенции возможностью коммунистической реставрации. Даже сама острота этого разговора, похоже, импонировала Ельцину.

Впоследствии такие встречи повторялись не раз, и по предложению президента их стали проводить не в торжественном Екатерининском зале, где сами стены с их царственной позолотой как бы приглушали остроту и откровенность дискуссии, а в одном из ближайших загородных особняков на улице Академика Варги, в так называемом особняке АБЦ. (Между прочим, это тот самый особняк, где в августе 1991 года, накануне путча, собирались члены ГКЧП.) Встречи с журналистами здесь проходили в достаточно непринужденной обстановке при минимуме протокольных условностей. После официальной части разговор переносился за стол и часто затягивался.

Несмотря на все трудности и проблемы, период 1992–1994 годов был самым плодотворным в отношениях президента с прессой. Потом в силу целого ряда обстоятельств отношения президента с главными редакторами усложнились. Прежде отбоя не было от желающих принять участие во встрече с президентом и даже приходилось как-то ограничивать число участников, чтобы встреча не превращалась в обширное собрание. Но к концу 94-го года желающих откровенно поговорить с президентом становилось все меньше и меньше. Под всякого рода благовидными предлогами некоторые главные редакторы стали уклоняться «от чести». Думаю, что главная причина была в том, что все заметней становилась «смена пейзажа» в верхних сферах власти. Чуткая пресса, может быть, раньше других начинала свой собственный политический маневр уже с прикидкой на президентские выборы 1996 года. Похоже, что кремлевский адрес уже не всем казался самым перспективным.

Но были и привходящие обстоятельства. Главных редакторов, имеющих, разумеется, четкое представление о собственном достоинстве, стала раздражать некая «необязательность» в отношениях с пресс-службой. Договоришься с главным редактором об интервью, даже по-дружески заполучишь предварительные вопросы… а потом интервью либо многократно переносится, либо аннулируется. Заметно упал и интерес к получению эксклюзивного интервью. Главные редакторы жаловались на риторичность и повторяемость текстов и приемов. Что касается встреч, то и их характер претерпел изменения. Они стали носить менее дружеский и более назидательный характер, чего журналисты совершенно не приемлют.

На последнюю организованную мною уже в начале 1995 года встречу с главными редакторами не пришли лидеры журналистского корпуса И. Голембиовский и В. Старков. Владислав Андреевич Старков, человек прямой и независимый, когда я стал его «пытать» о причине, не лукавя и не прячась за благовидные предлоги, прямо сказал: «А что я там услышу нового на ваших встречах? Поговорим, и все останется как прежде». Для меня слышать это было тем более огорчительно, что возглавляемая им газета «Аргументы и факты» продолжала оставаться на демократических позициях. Все это наводило на невеселые размышления. К тому же В. Старков был прав.

Глава 4

В лабиринтах решений

Осень 1992 года была очень сложной для президента. Хотя атака Верховного Совета на средства массовой информации была частично отбита, а президент получил в лице подавляющего числа газет, а значит, и в общественном мнении основательную точку опоры, политические опасности подстерегали его со всех сторон.

Главная была — непрекращающееся падение производства, резкое падение уровня жизни миллионов россиян, а следовательно, и сокращение социальной базы поддержки политики Ельцина и Гайдара. Были предложения создать президентскую партию, которая могла бы стать для него реальной опорой. Однако Ельцин по-прежнему отвергал эту идею. На влиятельный в то время директорский корпус он не мог опереться. В оппозиции к президенту, по данным массового социологического опроса в 36 регионах России, находилось 26 % директоров и 41 % руководителей колхозов и совхозов. Это была огромная и организованная консервативная сила. Многие попросту выжидали, тем окончится схватка Ельцина и Хасбулатова.

В этой обстановке в московской политике огромное значение приобрели политическая интрига и аппаратная игра. Вот почему в тот период много споров велось по кадровым вопросам. Демократы ревниво следили за переменами в окружении президента, нередко воспринимая тактические перестановки как угрозу курсу реформ. Помню, сколько опасений было высказано демократической прессой по поводу назначения Г. С. Хижи на пост вице-премьера. Поначалу его сочли чуть ли не «троянским конем» ВПК. А между тем его рекомендовал Б. Н. Ельцину Анатолий Собчак. Немало острых стрел летело в сторону тогдашнего руководителя Администрации президента Юрия Петрова, который в демократических кругах считался консерватором. При встрече главные редакторы упрекали президента и за то, что он согласился на назначение зам. министра иностранных дел бывшего главу советского комсомола Б. Н. Пастухова. Думаю, что сегодня многие из этих упреков не возникли бы, но тогда в политически перегретое время большее значение имело не то, является ли человек профессионалом своего дела, есть ли у него опыт работы, а к какому лагерю он принадлежит, какое у него политическое прошлое, кем он был при Брежневе или Горбачеве.

Ельцину приходилось вести сложные маневры, чтобы поддерживать оптимальный баланс между молодыми демократами и опытными функционерами. Время показало, что многие из бывших «номенклатурщиков» вполне вписались в демократический пейзаж. Мы как-то забываем о том, что все мы дети и жертвы нашего общего тоталитарного прошлого и что сама КПСС была крайне неоднородна. В последние особенно годы в ее верхнем слое начала формироваться критическая масса вполне либерально мыслящих людей, многие из которых сегодня лояльно работают на демократическую Россию.

Нужно сказать, что малочисленная команда президента часто проигрывала команде Р. Хасбулатова. Хасбулатов собрал в своем ближайшем окружении «тертых» аппаратчиков из бывшего Общего отдела ЦК КПСС. Сильные кадры были взяты и из аппарата М. С. Горбачева. По нашим подсчетам, на Хасбулатова работало не менее одиннадцати человек из команды В. Болдина, бывшего первого помощника Горбачева.