Тавриз туманный

- Сейчас кончу! - и снова склонился над блюдом.

Вскоре он очистил все, оставив на подносе лишь солонку с солью и пустые тарелки. Выпрямившись, он слегка освободил пояс, вздохнул, выпил два стакана душистого шербета и, раза два крякнув и подкрутив кончики тонких усов, начал свой рассказ:

- Слушайте же внимательно. Я расскажу вам интереснейшую комедию. Посмотрите, что со мной сегодня было. Проснулся я за несколько минут до утреннего азана и вспомнил, что по поручению брата, Абульгасан-бека, сегодня я должен следить за цыганками. Я умылся и вышел. На улицах мне попадались только дремавшие караульные и праведники, спешившие в баню совершить очистительные омовения. Входя в Гарачи-мехле, я зажег спичку и посмотрел на часы. До первого азана оставалось немного.

Я остановился недалеко от ворот цыганки. Кутеж в доме только что кончился. Первыми вышли Гулам-али и мютриб Меджид. За ними высыпала компания поклонников Меджида во главе с Гаджи-Алекпером. В это время на минарете мечети Сахиб раздались звуки "Ла илахэ иллэллах".

- "Ла илахэ иллэллах, хэккэн-хэкка", - повторил, выходя из ворот Гаджи-Алекпер, проводя рукой по бороде.

Затем вышел Махмуд-хан. Он был пьян.

Следом друг за другом вышли несколько женщин и разошлись в разные стороны. На лицах у всех были рубэнды*.

______________ * Вуали.

До одиннадцати часов утра я продолжал прохаживаться перед воротами. В одиннадцать показалась Усния-ханум в сопровождении Ясын-хана. Я пошел следом, стараясь все время не отставать от них. Что долго говорить, проводил я их до самой армянской части города.

Ясын-хан вошел в погребок "Сона-баджи", цыганка же, пройдя во двор через черный ход, вошла внутрь. Около часу я провел там. Одним глазом я следил за дверью погреба, другим поглядывал на дворовую калитку.

В час дня оба снова вышли через разные двери. Ясын-хан небрежной, развинченной походкой направился в одну, а цыганка в другую сторону.

Следуя за цыганкой, я подошел к маленькой молельне "Сеид Ибрагим". Женщина остановилась. Остановился и я.

Я решил, что она кого-то ждет здесь.

Смотрю, из дверей молельни выходит прислужник мечети молла Садых и, делая цыганке условный знак, проводит рукой по бороде.

Не обращая на него внимания, цыганка продолжала стоять. Молла Садых вторично провел рукой по бороде; на этот раз он даже подмигнул ей и поманил еле заметным движением головы, но злодейка продолжала стоять на месте, не обращая внимания.

Спустя час, к цыганке подошла женщина, закутанная в чадру с рубэндом. Обе женщины направились в мечеть. Я протиснулся за ними. Они не вошли в молельню, а направились к келье моллы Садыха. Став поодаль, я вперил взгляд на двери кельи.

Я был не один. Молельня была полна поджидавшими друг друга или оживленно переговаривающимися между собой мужчинами и женщинами. Прошу прощения, но в этом "святом" притоне шла самая бойкая торговля. Через полчаса во дворе мечети показался читающий коран над покойниками на кладбище "Сеид Ибрагим" молла Аскер. Он оглянулся по сторонам и проскользнул в комнату моллы Садыха.

Не спуская глаз с дверей, я продолжал стоять. Неподалеку от меня стоял Гаджи Ахмед, специальностью которого было обмывание на кладбище покойников. Он яростно косился на дверь, за которой скрылись обе женщины. Он был чем-то возбужден и поминутно набивал и выколачивал свою трубку.

Спустя некоторое время из комнаты моллы Садыха показалась Шумшад-ханум в сопровождении Аскера Даваткер-оглы. Чтоб не попасться им на глаза, я торопливо спрятался, продолжая наблюдать за ними.

Замахнувшись трубкой, Гаджи Ахмед налетел на цыганку.

- Ах ты, паршивка! Я прикажу остричь твои косы! Ты сбиваешь с пути мою жену и продаешь ее этим пройдохам.

- Замолчи, негодяй! Я сейчас же сбрею тебе усы.

В это время из комнаты следом за женой Гаджи Ахмеда вышли молла Садых и молла Аскер.

Бросившись вперед, Гаджи Ахмед наградил моллу Садыха звонкой пощечиной.

- Сукин сын, ты превратил гробницу святого в притон. Сию же минуту я отправлюсь к Гаджи-Самед-хану Шуджауддовле.

- Изволь сейчас же вернуть мои пятнадцать туманов! - схватив за шиворот Гаджи Ахмеда, закричал молла Аскер. - Не надо мне никаких процентов. Ах, ты бездельник, я по пятачку собирал эти деньги, читая коран над покойниками, и отдал тебе. Я отберу у тебя твою абу и папаху.

Они схватились.

- Послушайте! - удивленно обратился молла Садых к окружающим. - Ну, откуда я мог знать, что она его жена. Женщина привела с собой какую-то рабу божью и заключила сийга с Аскером Даваткер-оглы.

- Надо в чистоте сохранять совесть и веру, - принялся укорять молла Садых Гаджи Ахмеда, - не подобает мусульманину называть гробницу святого притоном. Закрутив вокруг твоей шеи твой же кушак, я потащу тебя к Гаджи-Самед-хану. Подлый революционер!

При этих словах Гаджи Ахмед испугался, заплакал и, повернувшись, вышел. Жены же его давно и след простыл.

Я проводил Шумшад-ханум и Аскера Даваткер-оглы до ворот притона, расположенного у входа в парк Башмешэ. Здесь Аскер Даваткер-оглы расплатился с цыганкой. Это была плата за жену Гаджи Ахмеда.

- Скупой подлец! - проворчала цыганка, отойдя от Даваткер-оглы. Больше ты от меня хорошеньких женщин не дождешься.

Следуя за цыганкой, я дошел до маленькой площади Хазрати Сахиб. Тут я чуть было не потерял ее из виду. Оказывается, дойдя до площади, злодейка достала из кармана вуаль и прикрыла ею лицо. Словом, я с большим трудом разыскал ее. Этому помогли вышитые на ее башмаках красные цветочки. Они позволили мне издали узнать ее.

Внутри и во дворе мечети Сахибуль Эмир было еще более шумно и многолюдно, чем всегда. Цыганка спешила пробраться внутрь. Я с трудом шел следом. Мужчины, женщины, дети, старики, чем-то возбужденные, крича, шумя и толкаясь, смешались друг с другом. Это заинтересовало меня и цыганку. Мы оба протиснулись вперед.

Посреди двора стоял бык.

- Эй, люди добрые, чудо! Чудо! - кричал староста мечети.

Хвост быка был дочиста выщипан. Женщины выдернули все волосы. Некоторые терлись о его бока. Особенна забавно было смотреть, как во всеобщей суматохе какая-то беременная женщина терлась животом о бока быка. Несомненно, она молила его о ниспослании ей мальчика.

Наблюдая все это, я не спускал глаз с цыганки. Она тоже выдернула волосок из бычьего хвоста.

Бык стоял равнодушный ко всему. Перед ним вместо колючек лежала свежая ароматная трава. Вся продающаяся в лавках зелень была свалена перед ним.

"Чудо" с быком произошло следующим образом. Мясники вели быка на убой. Детвора, собравшаяся на площади Хазрати Сахиба послушать сказки дервиша, подняв крик, напугала быка; он сорвался с привязи и, не найдя другого места, вбежал во двор мечети. Воспользовавшись этим, староста мечети стал кричать, окликая прохожих:

- Мясо этого быка запретно! Этот бык неприкосновенен.

Что оставалось делать мясникам? Им пришлось оставить быка и убраться восвояси.

Выбравшись из толпы, цыганка встретилась со старухой. Они остановились, ожидая кого-то. Спустя полчаса к ним подошли двое молодых людей, один из них заговорил со старухой. Она сделала знак цыганке. Приподняв вуаль, цыганка мельком показала лицо молодому человеку. Тот кивком головы дал понять о своем согласии. Достав деньги, он передал их старухе. Я сообразил, что сводня получила деньги за посредничество между цыганкой и берущим ее во временные жены молодым человеком.

Я устал, проголодался, но вся эта история сильно занимала меня. Все четверо продолжали стоять на месте. Очевидно, они ждали еще кого-то. Требовалась сийга и для второго молодого человека. Отойдя от них, старуха прошла в мечеть. Спустя некоторое время она вернулась в сопровождении молодой женщины. И когда и эта особа на мгновение откинула с лица вуаль и показалась молодому человеку, я узнал в ней цыганку Хоша-ханум. Конечно, она не могла не понравиться ему, так как была гораздо красивее Уснии-ханум. И второй молодой человек уплатил старухе следуемые ей за посредничество два крана. Затем все пятеро направились в келью ахунда совершить обряд сийга.