Меч и перо

Гатиба спокойно слушала Хюсамеддина, не перебивая. Когда он умолк, она сказала:

- Чтобы суметь открыть дверь счастья, надо быть не только энергичным, но также терпеливым и стойким. Если бы я поступала так, как думаешь ты, если бы я торопилась выполнять твои желания, мы бы давно погибли оба. Как я могу при жизни двух хекмдаров выйти замуж за убийцу моего мужа?! Что мы получили бы от этого союза, кроме позора и гибели? Отвечай мне, я спрашиваю тебя, что бы мы делали? Будь я простая, смертная

женщина, все было бы просто, мы бы не знали никаких затруднений. Или ты забыл, кто я? Пока не изменились обстоятельства, думать о счастье - значит предаваться несбыточным мечтаниям. А мечтаниями да пожеланиями счастья не добиться. Ты называешь мою любовь лживой и неискренней? Неблагодарный! Мелеке большого государства отдает ему свои губы и сердце, а он называет ее любовь лживой и неискренней! Это ли не подлость? Это ли не измена? Умные люди должны добиваться от любви счастья, а ты хочешь получить от нее позор и погибель! Ну, признай же правоту моих слов!

Хюсамеддин потупил глаза.

-- Признаю, мелеке.

Далеко за полночь Гатиба прощалась с Хюсамеддином на пороге своей комнаты.

- Жизнь моя, - сказала она.- Мы с тобой преодолели большую часть пути, ведущего к нашему счастью. Крепись, надо во что бы то ни стало достичь цели!

Хюсамеддин привлек к себе Гатибу и жадно поцеловал в губы.

- Мы преодолеем этот путь до конца и обязательно достигнем цели!добавил он.Мелеке должна верить мне! - И он выскользнул за дверь.

Кызыл-Арслан устроил пир в честь гостей, прибывших из Ирака и Рея.

Все, кто был на пиру, дивились: уже давно хекмдар не был таким оживленным. Он без меры пил, читал стихи.

И лишь очень немногие чувствовали, что за этой внешней веселостью скрывается безысходная тоска.

Губы Кызыл-Арслана без конца шептали: "Приди, мой смертный час, жизнь извела меня!"

На скатерти перед ним стояла хрустальная ваза с алыми розами.

Взяв одну из них, он произнес рубай:

О роза, развлечение царей,

Тобою обнадежен соловей.

Растоптанная пьяною пятою,

Себя ты сгубишь красотой своей.

Затем, глядя из окна в сад и ни к кому не обращаясь, тихо заговорил:

- Ничто меня не веселит. Сейчас я вижу, что ни вино, ни беседы о прекрасном, ни эти розы не могут сами по себе доставить человеку радости, ибо прелесть всего этого человеческое сердце может ощущать лишь тогда, когда оно счастливо. Сердце, в котором живут жизнелюбие и радость, не знает печали, а печальное сердце, увы, никогда не познает радости. Эти красные розы, превратившись в раскаленные угли, обжигают меня своим

пламенем! Вон фиалки... Но они будто закутались в траурную чадру. А голос соловья звучит тоскливо и печально, словно стон осиротевшего младенца... Ветви плакучей ивы кажутся мне косами печальной Лейли, потерявшей своего возлюбленного Меджнуна. Нарцисс напоминает мне смертельно больного человека. Трепет крыльев бабочки - это дрожь угасающей души. Распустившаяся лилия кажется мне пастью дракона, готовой поглотить свою жертву. Вечерняя заря напоминает мне закат человеческой жизни. А листочки, гонимые вечерним ветром, кажутся мне людскими душами, покидающими жизнь, мчащимися в небытие. Струя фонтана - это кровь, которая вырывается из обезглавленного тела. Утки, плавающие в бассейне, тревожно кричат: "Смерть, смерть!" А эти кусты красных роз страшнее всего: они

напоминают мне ложе, залитое кровью!

Пир закончился поздно ночью. Гости удалились. Рабыни проводили падишаха в опочивальню.

На сердце Кызыл-Арслана по-прежнему лежал камень. Ни вино, ни пение рабынь, ни веселые танцы, ни шутливые разговоры не могли развеять его печаль.

Подойдя к своему ложу, он со вздохом сказал:

- Почему так тяжело на душе? Какая ужасная ночь!

Он лег, но тревожные мысли не давали ему заснуть.

"Один, совсем один! -думал он.- Вокруг враги, обманщики, лицемеры. С границ приходят тревожные вести. Столица превратилась в гнездо интриганов и заговорщиков!"

- Приди, мой смертный час, жизнь извела меня... - прошептал он снова, уже в который раз за вечер.

И вдруг чей-то мрачный голос ответил:

- Хекмдар, ваш смертный час пришел. Позвольте ему приступить к своим обязанностям!

Кызыл-Арслан вздрогнул и открыл глаза: перед ним стоял Хюсамеддин. Поняв, почему он здесь, падишах устало смежил веки и спокойно сказал:

- Приступай, палач.

Хюсамеддин несколько раз поднял и опустил свой меч.

Дворец Гатибы и дворец Кызыл-Арслапа облачились в траур.

Гатиба рыдала, разметав волосы по крышке черного гроба, в котором покоилось тело убитого падишаха.

На площади Атабека Мухаммеда сооружались в ряд сорок виселиц.

По городу ходили слухи, будто Кызыл-Арслан был убит по наущению Фахреддина и Алаэддина азербайджанцами, проживающими в Хамадане.

Когда тридцать девять безвинных азербайджанцев и дряхлый, восьмидесятилетний слуга Кызыл-Арслана были казнены, Гатиба, призвав к себе Хюсамеддина, приказала:

- Возьми сто всадников и, не теряя времени, скачи в крепость Кахран!

- Зачем? - удивился Хюсамеддин. - Сообщить Тогрулу о смерти брата?

- Да, во-первых, сообщить о смерти брата, а во-вторых, освободить его из-под стражи и с почестями доставить в столицу.

Хюсамеддин иронически усмехнулся:

- По-моему, это еще не все. Надо также сделать приготовления к вашей свадьбе. Верно?

- Мне кажется, человек, который смог убить двух хекмдаров, должен быть дальновидным и прозорливым политиком. Ведь тебе известно, что Тогрул не обладает умом настолько, чтобы руководить государством. Однако во главе каждого госутарства должен кто-то находиться, будь он умный или дурак. Народ не пожелает, чтобы у власти стал ты или мой сын Гютлюг. А Тогрул законный султан... При нем мы сможем делать все, что угодно, даже поженимся. Клянусь тебе, Хюсамеддин, я не стану его женой! Ты знаешь, я никогда не собиралась принадлежать ему, я лишь вела игру с ним. Я обманывала его, а он обманывал меня, желая выиграть время. Неужели ты не понижаешь, прежде, чем сойти в могилу, Тогрул должен взойти на престол! Сначала надо провозгласить его падишахом, а все остальное я беру на себя. Тогрул умрет, здесь, а Абубекр -в Тебризе!

Сколько душ я погубил на своем веку! - подумал Хюсамеддин. - Мои руки обагрены кровью двух великих хекмдаров. Из-за меня казнено столько безвинных людей, А сколько мне еще суждено погубить человеческих душ! Нет, не будет мне прощения на том свете. А какова была мне плата от Гатибы? Десяток поцелуев!"

В глазах Хюсамеддина была такая усталость, а на лице такая безнадежность, что Гатиба невольно ощутила в сердце страх и внутренне содрогнулась: "Убийца двух хекмдаров может стать и моим убийцей! Может, лучше обвинить его в убийстве Кызыл-Арслана и предать казни?! Нет, нет, Хюсамеддин еще пригодится мне. Этот человек потерял остатки совести. Он будет совершать преступления и дальше, я приучила его к преступлениям. Второго такого сообщника мне не иметь, молодость уже прошла, а мою красоту можно уподобить солнцу, которое вот-вот скроется за горизонтом. Какой глупец согласится обагрить свои руки

кровью ради увядающей женщины?"

- Дорогой друг, - сказала Гатиба, кладя руку на плечо Хюсамеддина. - Ты должен знать, чего я добиваюсь. Во-первых, я хочу, чтобы мой Сын Гютлюг-Инанч был провозглашен велиахадом. Во-вторых, я мечтаю о семейном счастье с тобой. Самые большие трудности и преграды на пути к нашему счастью уже устранены. Власть Тогрула недолговечна, как мыльный пузырь,но пока он нам нужен. Лишь посадив его на трон, нам удастся избежать нападения иноземцев. Или ты не видишь? Не успели мы похоронить Кызыл-Арслана, а иракцы уже кричат о разделе нашего государства. Если салтанат будет захвачен нашими недругами, чего будет стоить наше счастье с тобой? Мы оба будем наказаны как предатели и убийцы и опозорены навеки. Мечтай о нашем счастье, мы должны строить его не как просте смертные, а как владыки судеб народов! Именно поэтому надо как можно скорее доставить Тогрула в Хамадан. Его судьба и наши судьбы связаны. Нам только с его помощью удастся завтадеть