Русская революция. Россия под большевиками. 1918-1924

Начало наступления было строго соотнесено с событиями на международной арене. В октябре 1921 года советское правительство через своего посла Чичерина внесло предложение о созыве международной конференции для решения вопроса о внешних долгах России. Союзники приняли инициативу, и в феврале—марте 1922 г. началась подготовка к конференции в Генуе, которая должна была явиться первым международным форумом, на который была приглашена Советская Россия. Ленин, по всей видимости, рассчитывал, что союзники не рискнут ставить вопрос о выплате долга в зависимость от судьбы Русской церкви. Если это так, то надо признать, что его расчет оказался верным.

Большую услугу ему оказало резкое и неосмотрительное поведение русского духовенства в эмиграции, возглавляемого Антонием Храповицким, который 20 ноября 1921 г. созвал в югославском городе Сремски Карловцы церковный Собор⁵⁴ . Самые реакционные представители православной церкви быстро овладели ситуацией на Соборе, политизировав его работу и призывая к восстановлению российской монархии. В резолюции, адресованной Союзникам, они призывали не допускать представителей Москвы на Генуэзскую конференцию, а, напротив, вооружить русских для освобождения своей родины. Несмотря на то, что митрополит Тихон и церковные иерархи в России не одобряли этой резолюции, она явилась удобным предлогом для обвинения всей православной иерархии, и в России и за границей, в контрреволюции.

Как и следовало ожидать, Тихон отказался подчиниться декрету от 26 февраля. Он заявил, что выдача освященных сосудов мирским властям есть святотатство, и угрожал мирянам, способствующим исполнению декрета, отлучением от церкви, а священнослужителям лишением сана⁵⁵ . За такую непокорность Тихон и его сторонники заслужили клеймо «врагов народа»⁵⁶ . В мае 1922 г. Тихон был снова взят под домашний арест.

Между тем во многих местах верующие, собираясь в большие толпы, иногда стихийно, иногда по призыву священника, пытались помешать насильственному изъятию ценностей. В Смоленске, например, многолюдная толпа день и ночь не покидала собор, не позволяя произвести конфискацию⁵⁷ . Согласно советскому источнику, в первые месяцы кампании Ревтрибунал «рассмотрел» около 250 дел о сопротивлении властям⁵⁸ . Известия писали о 1414 «кровавых инцидентах», связанных с противодействием изъятию церковных ценностей⁵⁹ . ГПУ и другие советские источники утверждали, что все эти инциденты суть не отдельные и случайные происшествия, а спланированы «черносотенной контрреволюционной организацией»⁶⁰ . И не только православная церковь проявляла неповиновение властям, в некоторых местах на защиту своих святынь от осквернения поднимались католики и евреи.

Один такой случай сопротивления изъятию церковных ценностей произошел в Шуе, городке в 300 километрах на север-восток от Москвы, известном своим текстильным производством. В воскресенье, 12 марта, верующие прогнали представителей властей, которые пытались вломиться в местный храм. Три дня спустя те вернулись с отрядом красноармейцев и пулеметами. В начавшейся свалке солдаты открыли огонь по преградившей им путь толпе и убили четверых или пятерых*. Эти события произвели отрезвляющее действие на советских руководителей. На заседании, состоявшемся 16 марта в отсутствие Ленина и Троцкого, Политбюро проголосовало за приостановление дальнейших конфискаций и 19 марта разослало инструкции местным партийным организациям о прекращении подобных акций впредь до последующих распоряжений⁶¹ .

* Известия 1922 № 70/1509 28 марта. С. 1 (РЦХИДНИ Ф. 5. Оп. 2. Д. 48. Л. 29.) В более позднем служебном донесении говорилось, что никто убит не был, но четверо солдат и 11 гражданских лиц получили ранения (там же. Л. 32).

Ленин был болен и находился в то время за городом. Он воспользовался событиями в Шуе в качестве оправдания широкомасштабного наступления на церковную иерархию. В сверхсекретной записке членам Политбюро от 19 марта, с указанием не снимать копий, он сформулировал, как голод и сопротивление церкви конфискации ценностей можно использовать в политических и экономических целях правительства. Этот документ, впервые ставший известным благодаря публикации в эмигрантской печати в 1970 году и два десятилетия спустя воспроизведенный в официальной советской печати, так ярко отражает образ мыслей советского вождя, что достоин более пристального знакомства: «По поводу происшествия в Шуе, которое уже поставлено на обсуждение Политбюро, мне кажется, необходимо принять сейчас же твердое решение в связи с общим планом борьбы в данном направлении. Так как я сомневаюсь, чтобы мне удалось лично присутствовать на заседании Политбюро 20-го марта, то поэтому изложу свои соображения письменно.

Происшествие в Шуе должно быть поставлено в связь с тем сообщением, которое недавно Роста [Российское телеграфное агентство] переслало в газеты не для печати, а именно, сообщение о подготовляющемся черносотенцами в Питере сопротивлении декрету об изъятии церковных ценностей. Если сопоставить с этим фактом то, что сообщают газеты об отношении духовенства к декрету об изъятии церковных ценностей, а затем то, что нам известно о нелегальном воззвании патриарха Тихона, то станет совершенно ясно, что черносотенное духовенство во главе со своим вождем совершенно обдуманно проводит план дать нам решающее сражение именно в данный момент.

Очевидно, что на секретных совещаниях влиятельнейшей группы черносотенного духовенства этот план обдуман и принят достаточно твердо. События в Шуе лишь одно из проявлений и применений этого общего плана.

Я думаю, что здесь наш противник делает громадную стратегическую ошибку, пытаясь втянуть нас в решительную борьбу тогда, когда она для него особенно безнадежна и особенно невыгодна. Наоборот, для нас именно данный момент представляет из себя не только исключительно благоприятный, но и вообще единственный момент, когда мы можем 99-ю из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля на голову и обеспечить за собой необходимые для нас позиции на много десятилетий. Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаясь подавлением какого угодно сопротивления. Именно теперь, и только теперь, громадное большинство крестьянской массы будет либо за нас, либо во всяком случае будет не в состоянии поддержать сколько-нибудь решительно ту горстку черносотенного духовенства и реакционного городского мещанства, которые могут и хотят испытать политику насильственного сопротивления советскому декрету.