Русская революция. Россия под большевиками. 1918-1924

Не надо нам раввинов, не надо нам попов.

Бей буржуазию, дави кулаков»⁸⁴ .

По мнению корреспондента, это представление, устроенное в один из самых священных для христиан дней, было историческим событием не только для Москвы и не только для Советской России в целом, но и для всего человечества.

Подобные «карнавалы» прошли и в других городах, как правило, в виду церкви во время всенощной. В Гомеле, городе со смешанным населением, в местном театре был устроен «суд» над православными, католическими и иудейскими «богами», представшими перед публикой в виде чучел. Судьи при шумной поддержке зрителей приговорили их к сожжению, которое и состоялось на следующий день, в Рождество, на городской площади⁸⁵ .

Антирелигиозная кампания не пощадила даже невинной детской веры в Святого Николая и ангелов, видя в ней символ «закрепощения детского сознания». И чтобы вытеснить эти упаднические суеверия, власти устраивали в Сочельник театрализованные представления, где детей потчевали «сатирами на Лозаннскую конференцию, правительство Керенского и буржуазную жизнь за границей»⁸⁶ .

Следующей весной подобным издевательским образом встречали праздник Пасхи. Затем наиболее почитаемый еврейский праздник Йом-Кипур⁸⁷ . Такие представления вкупе с карикатурами и плакатами, выполненными в намеренно вульгарной, шокирующей манере, нарушающие глубоко укоренившиеся нравственные запреты, производили эффект, близкий к порнографии.

Хотя коммунистическая пресса утверждала, что такая продукция с энтузиазмом встречена широкими массами, в действительности дело обстояло иначе. Г.П.Федотов, социал-демократ, обратившийся к богословию, так описывал сатирическую рождественскую процессию в Москве: «Население, и не только верующие, наблюдали этот отвратительный карнавал в немом ужасе. На безмолвных улицах не слышно было возмущения — годы террора сделали свое дело — но, сталкиваясь с этой невообразимой процессией, всякий спешил свернуть в сторону. Я лично, как очевидец московского карнавала, могу поручиться, что в них не было ни капли народного веселья. Парад продвигался по пустынным улицам, и его попытки вызвать смех или гнев встречались мрачным молчанием со стороны случайных свидетелей»⁸⁸ .

О том, что дело обстояло именно так, свидетельствует решение партии о прекращении подобной деятельности. Резолюция, принятая XII съездом в марте 1923 года, требовала, чтобы атеисты воздержались от оскорбления чувств верующих, поскольку их насмешки приводят только к «закреплению религиозного фанатизма»⁸⁹ . Это была очевидная победа тактики Луначарского над приемами Емельяна Ярославского.

Хотя декрет об отделении церкви от государства даровал каждому гражданину свободу вероисповедания, исполнение религиозных потребностей в публичных местах запрещалось. Не дозволялось совершать церковные обряды даже на похоронах. Традиционные церковные праздники стали будничными рабочими днями. Им на смену пришли гражданские праздники: Новый год, годовщина Кровавого воскресенья (22 января) и Февральской революции (12 марта), день Парижской коммуны (18 марта), Международный день трудящихся (1 мая) и годовщина Октябрьской революции (7 ноября)⁹⁰ .

В 1922 г. вышла в свет ежедневная газета «Безбожник» под редакцией Ем. Ярославского, за которой в 1923 г. последовал еженедельник с тем же названием — в конце концов оба издания слились. В них публиковались короткие статьи и грубые карикатуры, высмеивающие религиозную веру и обряды: в отношении евреев они не чурались антисемитских стереотипов, предвосхитив нацистский «Stunner». Симпатизирующие направлению газеты приглашались вступать в Союз безбожников, образованный тогда же.

* * *

Суды над священниками и антирелигиозная пропаганда представляли собой лишь два внешних фланга широкомасштабной атеистической кампании. Другой фронт — внутренний — создавался путем углубления противоречий между реформаторским меньшинством и консервативным большинством в среде духовенства, с одной стороны, и между приходским духовенством и монашествующим, с другой. Излюбленная большевистская тактика «разделяй и властвуй» была узаконена решением Политбюро от 20 марта, предписывающим «внести раскол в духовенство». Исполняя это решение, власти опирались на те элементы в лоне православной церкви, которые по тем или иным причинам были недовольны ее руководством. Центральный комитет предписывал местным партийным организациям «взять под защиту государственной власти тех священников, которые открыто выступают в пользу изъятия». «Политическая задача, — писал ЦК РКП(б), — состоит в том, чтобы изолировать верхи церкви, скомпрометировать их на конкретнейшем вопросе помощи голодающим и затем показать им суровую руку рабочего государства, поскольку эти верхи осмеливаются восставать против него»⁹¹ .

Во исполнение этой директивы партии власти породили и вскармливали раскольное, обновленческое движение, известное как «Живая церковь». Идея расколоть церковную иерархию принадлежит, по-видимому, Луначарскому, который писал Ленину в мае 1921 г. об архиепископе Владимире, священнике-отступнике, расстриженном за, как выразился автор письма, «церковный большевизм». По словам Луначарского, Владимир предлагал воспользоваться расколом среди духовенства во благо революции и ради примирения с советским правительством⁹² . В то время это предложение, как видно, не встретило должной поддержки. Почти год спустя, 12 марта 1922 г., Троцкий вновь поднимает этот вопрос: он предлагает внести раскол в церковь, воспользовавшись проблемой изъятия ценностей и привлекая сочувствующее советской власти духовенство к участию в конфискации⁹³ . На следующий день Политбюро это предложение одобрило. В конце марта с целью сначала обвинить церковную иерархию в преступлениях против властей и человечности, а затем отстранить ее от руководства церковью «Живой церкви» было, так сказать, дано право на жизнь⁹⁴ . Весьма разнообразная по своему составу, «Живая церковь» включала реформаторов-обновленцев, стремящихся привести церковную жизнь в соответствие с социальными переменами, произошедшими в России с 1917 г., в «Живую церковь» устремилось и приходское духовенство, недовольное исключительным правом монашествующих на продвижение по служебной лестнице, а центральным пунктом программы «Живой церкви» было снятие запрета для женатого духовенства на вступление в архиерейский сан. Были и просто отступники-оппортунисты, подкупленные властями⁹⁵ . Среди последних оказалось немало монархистов и черносотенцев: один из лидеров живоцерковников в период дела Бейлиса в 1913 г. был среди сторонников «кровавого навета», то есть обвинения евреев в том, что они используют в ритуальных целях христианскую кровь⁹⁶ .