Жизнь замечательных времен. 1970-1974 гг. Время, события, люди

Когда Коралли узнал, что ей будут вручать грамоту в Кремле, он вкрадчиво спросил, кого она с собой возьмет.

— Успокойся, Володичка, не тебя. Тебе там делать совершенно нечего.

— Какая ты грубая, Клавочка, — вздохнул Владимир Филиппович. — Если надумаешь, позвони.

— Не надумаю.

Шульженко спокойно отнеслась к присвоению самого высокого в советские времена артистического звания. Она понимала: звание не прибавит ей здоровья, не прибавит мастерства и популярности. Последнего было предостаточно…"

И еще одна награда нашла своего героя в том месяце: звание Героя Социалистического Труда присвоили 40-летнему бригадиру строителей Николаю Злобину. Сегодня уже мало кто помнит этого человека, а в те годы его имя знали даже школьники, поскольку Злобин был своего рода Гагариным, но только в области строительства. А прославился он тем, что первым в стране перевел свой коллектив (65 человек комплексной бригады Стройуправления № 111 Зеленоградстроя) на бригадный подряд, где существовало одно правило: "как поработаем, так и полопаем". То есть в его бригаде правил бал не пофигизм, столь распространенный по всей стране в трудовых коллективах, а принцип личной ответственности. В итоге все свои дома злобинцы наловчились возводить качественно, раньше срока, да еще с большой экономией средств. Короче, это была своего рода "капреволюция" внутри социализма. Вот за это Злобин и заработал себе Героя Труда (или Гертруду, как окрестили эту награду в народе). Орден, как и положено, "обмывали" всем коллективом в одном из столичных ресторанов.

Коль речь зашла о "горькой", вспомню и то, как в майские праздники 71-го "развязал" свою пагубную привычку Олег Даль, который в те дни находился у жены и тещи в Ленинграде (он приезжал туда при любой возможности из Москвы, где жил с матерью и сестрой). Первые несколько дней после своего возвращения Даль вел вполне трезвый образ жизни, но затем все-таки сорвался. Огорченные этим обстоятельством родственники выразили свои чувства посредством домашней стенгазеты, к "материалам" которой Олег всегда прислушивался. Появилась же эта газета некоторое время назад совсем случайно: Далю понравился какой-то очень глупый заголовок в журнале "Огонек", и он, вырезав его, наклеил на бумажку, а потом прикрепил на стене. Так и родилась стенгазета — большой кусок ватмана, на котором размещались смешные заметки из газет и журналов, а также стихотворные их прозаические произведения самих обитателей квартиры. 12 мая 1971 года в домашней стенгазете появилось "Открытое письмо", где в шутливой форме жена и теща пытались поговорить с Далем о серьезном. В письме сообщалось:

"Когда в стране несчастье, народы сплачиваются и стойко пытаются пройти вместе сквозь горе и лишения. Но народ должен верить! Без веры народ разбегается кто куда, кто во что горазд — все приходит в упадок, начинаются бунты, перевороты, наступает анархия — мать беспорядка!

Народ нашего маленького-маленького государства обращается к своему правительству с призывом не обижать себя и свой народ! Жизнь главы государства, его здоровье, ум, красота — это благополучие его народа!"

В эти же дни из Минска в Москву вернулась Татьяна Буре с полуторамесячным сыном Павлом. Как мы помним, в родную для себя столицу Белорусской ССР Татьяна отправилась еще в марте, чтобы там, под мудрым оком матери, произвести на свет будущую звезду мирового хоккея. Роды прошли нормально, и теперь, по прошествии полутора месяцев, счастливая мать вернулась в Москву к мужу, который буквально сгорал от нетерпения: и сына мечтал увидеть, и по жене соскучился.

Тем временем на Киностудии имени Горького полным ходом идет работа над многосерийным телефильмом "Семнадцать мгновений весны". В апреле съемочная группа выезжала на натурные съемки в ГДР, однако уложиться в отведенные сроки не смогла. Поэтому в мае предстояла новая командировка. В преддверии ее одна из актрис сериала — Екатерина Градова — надумала сменить место работы: из Театра имени Маяковского перейти в Театр сатиры.

Градова пришла в "Маяк" (так называли Театр имени Маяковского) в 1969 году и за пару лет прочно "вписалась в коллектив". Достаточно сказать, что она чуть ли не с ходу получила роль в звездном спектакле "Таланты и поклонники", который поставила сама Мария Кнебель. Везло ей и в личной жизни: ее покровителем в театре стал Максим Штраух — самый знаменитый "киношный Ленин". Однако несмотря на все эти обстоятельства, Градова все-таки надумала сменить место работы. Свою роль в этом играло и то обстоятельство, что главреж Театра сатиры Валентин Плучек еще два года назад звал Градову к себе и все это время при любом удобном случае не забывал напоминать: "Мол, надумаешь — приходи к нам". Вот Градова и надумала. Далее послушаем саму актрису:

"Сама не знаю почему, но в тот день я надела черную юбку и черный свитер — все черное, строгое. И вот только я вошла в театр, как столкнулась с Андреем (Мироновым. — Ф. Р.). И он сказал:

— Ну наконец-то, долго мы вас ждали. Вы по поводу перехода?

Говорю:

— Да.

— Ну давайте, я вам помогу.

Я так удивилась, но думаю: если меня возьмут — то да, если нет — то нет.

Но тем не менее он зашел передо мной к Валентину Николаевичу, поговорил с ним, вышел и сказал:

— Идите, но потом не убегайте, найдите меня.

Я вошла к Плучеку, он меня братски благословил, поцеловал в лоб и сказал, что берет меня, все прощает (это о Театре имени Маяковского, куда я пошла после училища) и надеется на то, что я буду художником, на которого можно положиться и опереться, а не пойду путем любовных интриг и легкомысленности. А то, мол, у нас есть такие роскошные молодые люди, как Александр Ширвиндт, Михаил Державин, Андрей Миронов.

— Поэтому, девочка моя, — сказал он, — будь осторожна, держись от них подальше.

Я вышла из кабинета, Андрея нигде не увидела и подумала: "Зачем мне его искать, это некрасиво, да еще и после таких напутствий!" — и ушла домой.

Плучек зачислил меня в театр и разрешил продолжать съемки…"

На той же Киностудии имени Горького Станислав Ростоцкий работает над фильмом "А зори здесь тихие…" К 10 мая съемочная группа частично выполнила весь намеченный объем работ в павильонах и стала паковать вещи, чтобы отправиться в Карелию снимать натуру. Однако в эту поездку группа поехала без своего режиссера, поскольку Ростоцкого избрали в руководящий состав II Съезда кинематографистов СССР, который проходил в Москве 11–14 мая. Ростоцкий должен был присоединиться к коллегам после закрытия форума.

Буквально перед самым началом экспедиции успели отснять самый сложный эпизод — в бане. Как покажет будущее, этой сцене будет суждено стать самой продолжительной эротической сценой в советском кинематографе. Снималась же она следующим образом.

Поначалу все актрисы наотрез отказывались обнажаться в этой сцене полностью — только по грудь. Ростоцкому стоило большого труда уговорить их, при этом напирая больше на идейные соображения: мол, это надо для Родины, для картины. Аргументировал он так: "Убивают не только интеллект и духовность, но и тела, прекрасные женские тела. Вы же любуетесь ими в музеях". Кроме этого, Ростоцкий пообещал, что в момент съемок в бане из мужчин останутся только двое — он и оператор Вячеслав Шумский, а остальной техперсонал будет состоять исключительно из женщин.

В конце концов актрисы согласились, не зная, что там будет еще один представитель сильного пола — наладчик паросильной установки. Естественно, когда съемки начались, тот не удержался и стал подглядывать. И так засмотрелся, что на время забыл про свою установку. А когда вспомнил, было уже поздно — давление в ней поднялось выше нормы, и предотвратить взрыв оказалось невозможным. Единственное, что он успел, — это броситься в баню и заорать, что было силы: "Ложись!" Все, кто находился на съемочной площадке, рухнули на пол, и в это время раздался взрыв. Только по счастливой случайности никто тогда не пострадал. Но случился еще один скандал, связанный с банной сценой.