Ближний круг царя Бориса

Александра Ивановича я обнаружил без труда: вокруг него собралась небольшая толпа, и он разъяснял людям обстановку. Ему, как военному, задавали многократно один и тот же вопрос: зачем приехали десантники? Лебедю трудно было полемизировать с эмоциональными защитниками Белого дома. Заметив меня, он облегченно вздохнул:

– Ну вот, Александр Васильевич пришел…

Меня тогда на баррикадах знали в лицо и сразу поняли: раз я вышел за Лебедем, значит, поведу его к Президенту. Александр Иванович объяснил, что послан Павлом Грачевым. Пока обстановка неясная, еще не решено, будет штурм или нет, но Грачев прислал десантников по просьбе Президента. Их подразделения расположились в районе метро «Аэропорт», а Лебедь подъехал на рекогносцировку местности.

Он просил меня об одном – устроить ему личную встречу с Борисом Николаевичем. Я провел его в свой кабинет и напоил чаем. Потом пошел к Ельцину и рассказал о Лебеде, который прибыл по приказу Грачева и просит о конфиденциальной беседе.

Посоветовавшись, решили устроить встречу в задней комнате кабинета Президента – это помещение было тщательно проверено: его не прослушивали.

Борис Николаевич позволил и мне присутствовать при разговоре. Проговорил с Александром Ивановичем минут двадцать. Генерал пояснил, что сейчас он намерен охранять Белый дом от беспорядков, от разграбления. Ему доложили, будто государственное имущество интенсивно растаскивают. Правда, он воочию убедился, что слухи эти не соответствуют действительности. Все подъезды здания – под охраной, внести ничего нельзя, не то чтобы вынести.

Ельцин разрешил Лебедю подвести к зданию роту десантников. Для этого защитники разгородили баррикады и впустили их за оцепление. Машины расставили по углам Белого дома, в них сидели только боевые экипажи. А всех свободных от службы солдат я разместил в спортзале – он находился в двухэтажном здании неподалеку от Белого дома, рядом с горбатым мостиком. Потом, после путча, возникла другая версия: дескать, эта рота была «троянским конем». Ее специально подпустили поближе, чтобы легче стало штурмовать баррикады. Но я и сейчас не думаю, чтобы Лебедь в той ситуации мог вынашивать иезуитские планы.

Всю первую осадную ночь я занимался солдатами. Организовывал питание, познакомился с младшими командирами, разъяснял обстановку в Москве и в стране. Из спортзала много раз поднимался к шефу.

Пошел дождь, пиджак на мне промок, и я не заметил, как простудился. К утру поднялась температура, но все мое лечение сводилось к тому, что я трогал рукой лоб и констатировал: сильный жар.

Защитники Белого дома постоянно подозревали друг друга в измене – одна группа людей считала, что другую непременно кто-то подослал. Ситуация действительно оставалась сложной. Но я доверял Лебедю, верил его слову офицера и видел, в каком настроении пребывают солдаты вместе с младшими офицерами. В их поведении не чувствовалось ни угрозы, ни скрытого коварства. Мы договорились, что они вливаются в оборону дома и поддерживают общественный порядок. Десантники, кстати, и не стремились во что бы то ни стало проникнуть в Белый дом. Наоборот, они образовали лишь внешнее кольцо защиты. Лебедь, как профессионал, положительно оценил организацию обороны и дал нашим военным несколько практических советов.

Каждую ночь Ельцин проводил на разных этажах – от третьего до пятого. С 19-го на 20-е Борис Николаевич спал в кабинете врача – туда поставили кровать, окна кабинета выходили во внутренний двор, поэтому в случае перестрелки не стоило опасаться случайной пули или осколка. В ведомстве Крючкова прекрасно знали схему расположения всех помещений и могли предположить, что Ельцин будет спать в задней комнате своего президентского кабинета.

Когда темнело, в здании гасили свет, а там, где без ламп было нельзя, соблюдали светомаскировку. Коридоры Белого дома перегородили мебелью. Шкафы, столы, кресла валялись перевернутыми – если начнут штурмовать, рассуждали мы, то не так уж легко будет бежать в темноте, ноги можно переломать. А нам будет проще отбиваться. На пятом, президентском, этаже около каждой двери выстроили целую систему баррикад – мы их называли «полосой препятствий».

Незадолго до путча только что образованная Служба безопасности Президента наладила хорошие отношения с Министерством обороны. Не на самом высшем уровне, а пониже. Г.И. Захаров, мой боевой зам, как-то съездил к Игорю Николаевичу Родионову (после выборов 96-го его назначили министром обороны России) и попросил помочь с обучением личного состава: пострелять из разных видов оружия, в том числе из гранатометов, из огнеметов «Шмель». Это страшное оружие! Родионов, возглавлявший тогда Академию Генерального штаба, рискуя должностью, не отказал нам и создал все условия для тренировки навыков, для ведения настоящего боя, а не паркетного.

…Про простуду я почти забыл, только кашлял и потел. Регулярно выходил проверять посты вокруг Белого дома. Где-то перекусывал, с кем-то пил чай. То к Руцкому заглядывал, то с ребятами из своей службы сидел. Отвечал по телефону, в Штаб обороны наведывался. Прилечь хотя бы на пару минут не удалось.

В те дни Геннадий Бурбулис попросил себе охрану, и я выделил ему двух человек. Но когда опасное время миновало, отнять бодигардов уже было невозможно. Только после увольнения Бурбулиса с поста госсекретаря сняли охрану. Но Гена нанял частную и не расстается с телохранителями, наверно, и по сей день.

У Бурбулиса функционировал идеологический штаб – туда приходила интеллигенция: артисты, писатели, журналисты. С Хасбулатовым я тоже общался по разным вопросам – он меня принимал, спасибо ему, без очереди, сразу откладывал любые дела. И никто даже представить не мог, что пройдет всего-то два года, и мне придется арестовывать многих в этом же Белом доме. Мы все сдружились как-то быстро и отчасти случайно. Зато разошлись по объективным причинам.

Много раз я выходил за оцепление и беседовал с танкистами, десантниками, офицерами. По настрою военных понял: никто из них не собирался штурмовать Белый дом. Гэкачеписты могли рассчитывать только на спецгруппу «А».

У защитников же Белого дома, наоборот, настроение было решительным, но не злобным. Многие из них пели у костров, выпивали, чтобы согреться, закусывали. Около баррикад дымили полевые кухни. Кооператоры организовали буфеты. Злата – жена народного артиста России Геннадия Хазанова – работала тогда в гостинице «Мир». У нее была своя маленькая коммерческая фирма, и она одной из первых стала кормить защитников Белого дома, естественно, бесплатно.

Подвал Белого дома я осмотрел в первую ночь. Это помещение имело свой номер – сотый. У меня по сей день хранится ключ от входной двери «Объекта № 100», и никто этот ключ у меня еще не попросил.

Помещение состояло из двух отсеков. Один отсек был оборудован как объект гражданской обороны: там лежали противогазы на стеллажах и находился запас питьевой воды. На этих же своеобразных нарах можно было и поспать. При строительстве первого отсека явно не рассчитывали, что в подвале будут коротать время высокопоставленные охраняемые лица. А когда сообразили, что подвал может и для них пригодиться, оборудовали У1Р-отсек: с претензиями на скупой походный дизайн и задраивающимися огромными воротами. Они закрывались автоматически, а потом их еще закрепляли штурвалом. Получался настоящий бункер. Туда нормально поступал воздух – я убедился, что все системы принудительной вентиляции работали исправно.

Во втором отсеке мне понравилось – высокие потолки, просторные помещения, туалеты, отдельно – кабинет для Президента.

После осмотра я отдал распоряжение, чтобы «Объект № 100» готовили для длительной «отсидки». Туда завезли продукты и воду. Затем проверил все выходы – они, к сожалению, оказались не самыми удачными. Один выводил к парку им. Павлика Морозова, на открытую местность рядом с Белым домом. По другому можно было попасть к парадному подъезду нашего же здания. Третий путь оказался просто тупиковым – он выводил внутрь Белого дома. Логика строителей подвалов уникальна: главное – побыстрее заполнить людьми бомбоубежище, а уж выбираться из него совсем необязательно. Четвертый выход оказался таким же бесперспективным, как и предыдущие три. Он начинался из второго отсека. Приоткрыв металлическую решетку, можно было увидеть бесконечную, уходящую круто вниз винтовую лестницу. Я не поленился и спустился по ней.