Курский излом

— На таран!

На большой скорости танк ворвался в гущу вражеских машин. Сильным ударом лобовой брони таранил один, а затем и другой немецкий танк. Остальные вражеские машины открыли огонь из всех пушек. Танк Бутенко запылал. Механик–водитель был убит, а радиотелеграфист тяжело ранен.

Выскочив из горящего танка, гв. лейтенант И. Е. Бутенко вплотную столкнулся с несколькими немцами из протараненных танков. И в момент, когда немецкий офицер поднял руку, чтобы выстрелить, Бутенко сильным ударом выбил у него пистолет и им же пристрелил гитлеровца и еще нескольких солдат, совершенно обезумевших от того, что происходило на их глазах. Иван Бутенко взял у убитого офицера документы и оружие, поднял на руки тяжело раненного Слинкина и под сильным артиллерийским и минометным огнем вышел за боевые порядки нашего наступающего батальона»{478}.

И. Е. Бутенко первым из танкистов в ходе оборонительной операции Воронежского фронта на Курской дуге совершил подвиг, отмеченный столь высокой наградой. К сожалению, этот отважный офицер не узнал об этом. Указ Президиума Верховного Совета был подписан 10 января 1944 г., а 21 октября 1943 г. при освобождении Белоруссии, на подступах к Орше, он погиб. Все члены его экипажа были награждены орденом Отечественной войны 1‑й степени, а механик–водитель старшина Цезарь — посмертно.

Как уже отмечалось выше, командование 4‑й ТА, планируя наступление на Курск, рассчитывало, что русские уже в первые дни проведения «Цитадели» должны будут выдвинуть в районе действия 2‑го тк СС свои оперативные резервы. Поэтому самолеты воздушной разведки с особой тщательностью вели наблюдение района западнее и восточнее Прохоровки. Враг справедливо полагал, что именно на прохоровском [522] направлении вскоре появятся свежие советские танковые и мехсоединения. Выдвижение Сталинградского корпуса, бригады которого смогли выйти в район сосредоточения под покровом ночи, тактическая разведка противника не обнаружила. Лишь вступив в бой с его войсками, эсэсовцы поняли, что против них действует новое соединение.

Данные же о начале сосредоточения 2‑го гв. Ттк на восточном берегу Липового Донца штаб корпуса СС получил в первой половине дня 6 июля, в тот момент, когда гвардейские бригады еще находились на марше. В вечернем донесении штаб корпуса СС сообщал:

«Авиаразведка обнаружила в первой половине дня скопление танков в районе Новые Лозы — Рождественка и доложила о крупной автоколонне (60 машин) от Шахово на юго–запад»{479}.

После этого весь левый фланг корпуса находился под пристальным вниманием вражеской авиаразведки. Отслеживалось каждое заметное движение советской стороны. Это давало свои результаты, около 18.00 в поле зрения летчика–наблюдателя попала переправа 26‑й гв. тбр. Штаб 2‑го тк СС в 18.00 доносил:

«Сообщение воздушной разведки: 33 русских танка переправляются через Донец возле Сошенков. Приказ дивизии «Мертвая голова»: выделить отряд заграждения на восток.

Неприятельский плацдарм должен быть блокирован, дальнейшее продвижение врага приостановлено»{480}.

Надо отдать должное четкости и оперативности, с которой работали офицеры немецких штабов. Уже через час Хауссер направил сообщение командующему армией о появлении перед фронтом своего соединения новых русских танковых корпусов:

«Оценка врага. Сопротивление пехоты ослабевает. Введение в бой более крупных танковых соединений в полном составе из района Гостищево — Новые Лозы в западном направлении через Донец. Еще одно танковое соединение с северо–западного направления в бою против «Лейбштандарт» в районе Яковлево. Оба танковых соединения держатся наступательно. Необходимо считаться с появлением дальнейших полноценных танковых соединений. Активная деятельность нашей авиации. Вражеская авиация снова активизировалась»{481}.

Как следует из цитаты, противник параллельно со 2‑м гв. Ттк хотя и сдержанно, тем не менее отметил и успешные действия бригад 1‑й ТА. Немцы ожидали контрудар или нечто подобное, [523] тем не менее, когда он начался, эсэсовцы занервничали. Синхронные атаки русских танков против боевых групп всех трех дивизий сразу же после прорыва свидетельствовали о том, что, несмотря на отход пехоты, о крушении рубежей говорить не приходится. Подобный вариант развития событий русское командование явно просчитывало и сейчас пытается его реализовать. Это впечатление Хауссер изложил в итоговом донесении в армию:

«Противник планировал отразить наше нападение на своих глубокоэшелонированных позициях (многочисленные противотанковые заграждения, обширные минные поля, до мельчайших деталей организованное сопротивление пехоты, усиленное использование тяжелого оружия). После нашего прорыва сквозь эти позиции, оперативные танковые резервы используются для наступательной обороны. Они попытались (2‑й гв. тк) атаковать правый фланг корпуса, с тем чтобы прорвавшись на запад, отрезать ушедшие далеко на север наши передовые силы. Сравнительно крупные танковые силы атаковали наши передовые силы западнее Яковлево и западнее Лучки (северные) с западного направления»{482}.

Особенно обергруппенфюрера беспокоил левый фланг. В этом районе русская пехота и без того дралась очень упорно. Дивизии «Мертвая голова» вот уже почти двое суток не удавалось смять оборону их 375‑й сд. Появление сильного танкового соединения, наносящего удар под основание боевого клина его корпуса, явилось событием еще более неприятным. Нельзя было не отметить удачный выбор места для его ввода в бой. Хотя переброска более сотни боевых машин через реку была делом трудоемким и сложным, тем не менее этот маневр давал хорошую перспективу. Когда же поступило сообщение из дивизии «Мертвая голова» о том, что русские танки захватили колхоз «Смело к труду» (северный), тем самым перекрыли шоссе Белгород — Обоянь и пытаются прорваться к лесу Журавлиный, стало ясно, что начинают сбываться самые мрачные предположения: противник прорывался к «подбрюшью» корпуса.

Командование 2‑го тк СС со всей серьезностью отнеслось к действиям гвардейцев полковника A. C. Бурдейного и расценило их как серьезную угрозу своему правому флангу. И, судя по документам, противник считал ее таковой вплоть до отхода его сил на исходные позиции. Эта оценка была подкреплена и достаточно точными данными авиаразведки. В 24.00 штаб 2‑го тк СС передал следующие данные о боевом потенциале гвардейского соединения:

«Ожесточенное сопротивление врага [524] при овладении лесом севернее Смородино. В послеполуденные часы относительно крупные силы вражеских танков продвинулись в районе Новые Лозы и Рождественка через Донец на Смородино и в район южнее него. Численность сил, собранных в районе Новые Лозы, Крюково, Рождественка: 90 танков (по результатам авиаразведки — Т-34), 30 орудий, 4 батальона пехоты и 50 грузовиков с пехотой. Согласно радиоперехвату и опознанию войск (26‑я гвардейская танковая бригада — восточнее Редин) речь идет о 2‑м гвардейском танковом корпусе. Противнику удалось продвинуться до Смородино и дефиле западнее Сошенков»{483}.

Экипаж самолета–разведчика пересчитал абсолютно все «тридцатьчетверки» и орудия ПТО, находившиеся в тот момент в строю. Гвардейцам удалось надежно замаскировать лишь легкие танки и подразделения обеспечения.

Пытаясь блокировать прорыв, командир дивизии «Мертвая голова» бригаденфюрер Г. Прис выдвинул против атакующих бригад Тацинского корпуса заслон из противотанковой артиллерии, а командиру танкового полка штурмбаннфюреру Кинстману отдал приказ немедленно предпринять контратаку силами полка с целью блокировать дальнейшее движение через трассу Белгород — Курск. Сюда же перенацеливалась и часть авиации, поддерживавшей корпус СС. К сожалению, помощь врагу в отражении контратаки оказали и летчики нашего 1‑го штурмового авиакорпуса. В 19.00, в разгар боя, 10 Ил‑2 провели штурмовку боевых порядков наступающих батальонов 2‑го гв. Ттк. Это был первый, но далеко не последний случай, когда наши сухопутные части подвергались ударам собственной авиации. Подобные инциденты фиксировались по всему фронту, но особенно много их было на прохоровском направлении и непосредственно под Прохоровкой. Причина этого — высокая концентрация подвижных соединений в этом районе и неотлаженное взаимодействие штабов родов войск.