Отрешенные люди

- Что за деревня там виднеется? - спросил Иван, чтоб хоть как-то поддержать разговор.

- Эта-то? Слобода при фабрике. Недавно выстроились, - с готовностью пояснил тот. - А дале село Преображенское будет. Вам, чай, туда требуется? Я бы подвез, да спешу, вот ежели дождетесь, когда обратно возвертаться стану, то с превеликим удовольствием.

- Спасибо на добром слове, но сам помаленьку доберусь, тут недалече.

- В слободу, значит? Не к Абраму Рукавишникову, случаем? А то он сказывал, будто ждет кого из города.

- К нему и иду, - согласился, чтоб как-то отвязаться от навязчивого мужика, Иван.

- От меня поклон передайте, скажите, мол, на обратном пути заверну к нему непременно кваску попить. Квас у него знатный, - без умолку сообщал тот все новые и новые ненужные подробности, но Иван уже не слушал его, а неторопливо пошел дальше.

Слобода прилепилась вдоль большого, с глинистыми берегами пруда, перегороженного близ речки плотиной. По верху плотины стоял длинный рубленый сарай, почти без окон, с выглядывающим из-под него мельничным колесом, что тихо поскрипывая, медленно вращалось под неослабевающим напором воды. Едва Иван дошел до первого дома, как из подворотни выскочила взъерошенная собачонка с комками репьев на загривке и злобно залаяла, сообщая о появлении в селении нового человека. Из калитки высунулась женская голова в сером домотканом платке и тут же спряталась обратно.

- Где Абрам Рукавишников живет? - крикнул Иван наудачу, надеясь напроситься у того на квартиру, сославшись на встреченного им мужика.

- Тама, - ответили ему из-за ограды,- к плотине ближе дом, на взгорке стоит, а сам он на фабрике сейчас быть должен.

Не поблагодарив, он пошел в указанную сторону, замахнулся на провожавшую сиплым лаем собаку, отчего та моментально шмыгнула в подворотню и оттуда, осмелев, залилась и вовсе неистово, как будто перед ней был злейший враг всей собачьей породы.

Абрам Рукавишников оказался долговязым мужиком со смоляными кудрями и тонкой щеточкой усов на верхней губе. Он придирчиво оглядел Ивана Зубарева и поинтересовался, откуда он его знает. Не пожелав ссылаться на встреченного им возницу, Иван тут же, с хода, присочинил, будто бы в Москве на торгах слышал о бумажной фабрике близ Преображенского села и решил поглядеть, как она устроена.

- Купить, что ли, хочешь? Не темни, я в тебе купца сразу признал, фыркнул Абрам. - Я хоть и не хозяин ей, а всего лишь старший мастер, но кое-что в жизни понимаю, не вчерась родился.

- Купить мне ее не с руки, но, как чего устроено, поглядеть не мешало бы. Может, сумею такую же у себя выстроить.

- Дурное дело нехитрое, были бы голова да руки, а там не помрешь со скуки. Сам-то откуда будешь?

- С Перми, - соврал в очередной раз Иван.

- А -а -а... Пермяк соленые уши! Неужто у вас таких фабрик не имеется, что сюда поперся?

- Нет, - убежденно затряс головой Иван. - Откуль им взяться? А пожить у вас недельку-другую будет где?

- Хочешь, так к себе могу определить на время. Изба у меня добрая, поместимся.

Так Иван нечаянно-негаданно занял небольшую комнатку в доме мастера бумажной фабрики вблизи Москвы. Абрам Рукавишников несколько раз водил его посмотреть, как производится бумага, подробно разъяснял, из чего складывается процесс ее получения, и уже через неделю Ивана знали все работники, гостеприимно здоровались с ним, и даже пополз слух, якобы он собирается купить со временем все бумажное производство.

Меж тем Иван постоянно оставался в страхе, что вдруг в слободу приедут солдаты с розыском, и на всякий случай подробно порасспросил своего хозяина, где и какие деревни находятся поблизости, узнал какие тропки и дороги ведут туда.

- А верстах в двадцати от нас генерал проживает, - разоткровенничался Рукавишников, видя, как Ивану интересны все подробности.

- Что за генерал? - на всякий случай спросил Иван, хотя ему не было никакого дела, кто бы там ни жил.

- Самой императрицы нашей ближайший родич, Иван Симонович Гендриков. Раз видел его в колясочке - красавец из себя!

- Гендриков? - переспросил Иван, чуть не выдав себя дрогнувшим голосом от подобного сообщения.

- А чего, знаком он тебе, что ли?

- Да откуда, - поспешил заверить мастера Зубарев, - слышал где-то, а так с чего мне с ним знакомство водить?

Уже через несколько дней после их разговора Иван выпросил у Рукавишникова лошадь и коляску, якобы для поездки в Москву, и отправился в имение Гендрикова, не имея ни малейшего представления, что он сообщит тому, если только удастся встретиться с генералом. Добравшись до загородной усадьбы двоюродного брата императрицы, с которым его познакомил в свое время поручик Кураев, Иван по дороге решил рассказать ему без утайки о своих злоключениях и попросить хотя бы совета, если не помощи. Памятуя о том, как граф собственноручно перевязывал ему рану, он решил, что вряд ли тот побежит доносить в полицию о беглом арестанте, не с руки графу такое.

При въезде в усадьбу Зубарева долго выспрашивали, кто он такой да по какому делу явился к графу, который, на его счастье, оказался как раз в имении. Ему не оставалось ничего другого, как отрекомендоваться знакомым поручика Кураева, после чего он был пропущен и проведен во внутренние покои барской усадьбы. Граф Гендриков вышел далеко не сразу, и Иван чуть было не задремал, ожидая его на мягком диванчике, стоявшем в прохладном углу под большим незнакомым растением, растущим в деревянной кадушке. Наконец, послышались быстрые шаги, и Иван Симонович вошел в приемную и цепко вгляделся в неожиданного посетителя.

- Чему обязан? - спросил он довольно холодно, не подавая руки, возможно, он уже успел забыть их мимолетную встречу, а может, и узнал, но не показывал вида.

- Зубарев я, Иван, - нескладно промямлил тот, вскакивая на ноги. - Не помните, ваше сиятельство?

- Что-то припоминаю, - чуть поморщился Гендриков, потирая руки, - но, может, вы объясните цель своего визита?

- Рану вы мою тогда лечили. ... Вспомнили? - беспомощно развел руками Иван. - Меня тогда Ванька Каин шпагой чуть задел...

- Надеюсь, на сей раз вы в добром здравии и мне не придется вновь лечить вас? - сощурился в его сторону граф.- К тому же, знаете ли, я не лекарь и дипломов на сей счет не имею.

- Нет, что вы, ваше сиятельство, совершенно здоров. Только в остроге меня плетьми чуть попотчевали.

- Да что вы говорите? Значит, вы ко мне прямо из острога? Я вас правильно понял?

- Совершенно правильно. Убег я с острога дней десять как.

- Вы это серьезно? - тонкие губы графа сделались еще тоньше, и белесые брови поползли вверх.

- Не вру я, правда.

- И что вы от меня хотите? Хотите, чтоб спрятал? Простите, но беглых каторжников укрывать не намерен. Честь имею, - с этими словами он круто повернулся на каблуках и собрался уйти.

- Меня враги государыни оговорили,- бросился к нему Зубарев, попытавшись схватить за руку.

- Не может быть, - стряхнул с себя иванову пятерню граф, - у нашей государыни нет и не может быть врагов, то мне доподлинно известно.

- Есть! Еще какие враги! Аки волки алчные.

- Вы их, случаем, не в лесу встретили, пока ко мне добирались? Давненько я с ружьишком на охоту не хаживал, пора бы и поразвлечься.

- Пробы они мои подменили, - как утопающий, за спасительную ветку, схватился Иван, и сбивчиво прямо здесь, в приемной, принялся пересказывать графу о своих злоключениях и о деле с пробами руды. Как только он помянул Ломоносова, лицо Ивана Симоновича, бывшее до того скучным, если не сказать большего, вдруг переменилось, и он с интересом спросил:

- А Михайла Васильевич как в вашем деле замешен? Неужели и до него добрались?

Иван разъяснил и это. Гендриков несколько смягчился и пригласил его пройти в гостиную, куда затем подали скромный ужин и графин красного вина. Граф поинтересовался, знает ли Кураев о том положении, в котором очутился Зубарев, и пообещал уведомить его письмом.