Дворянство, власть и общество в провинциальной России XVIII века

Частью этой же сферы деятельности, связанной с поездками и сезонной переменой места жительства, является и складывание новых мест и форм дворянской коммуникации. Дворянские собрания сопровождались общественными празднествами — балами и театральными представлениями, где дворяне могли себя репрезентировать ^{1473}. Новые институции давали повод для того, чтобы собираться вместе, и вокруг них развивалась общественная жизнь. Праздники организовывали и губернаторы. Так, B.C. Цурикова писала в мае 1787 году: «Дядюшка С.А. [240] дал праздник в роще монастырской» ^{1474}. Столичные формы публичности в дворянской жизни, таким образом, достигли провинции.

К регулярно проводившимся дворянским собраниям следует добавить большие события, во время которых дворяне могли собраться и реализовать себя как группу в ее тесной связи с данной местностью. К открытию наместничеств и визитам императрицы дворянство собиралось в губернских городах ^{1475}. Во время пребывания в Орле императрицы дворяне, жившие в ближних усадьбах, составляли особую группу в пространственной организации церемонии: «При выезде из города наблюдается весь тот порядок, как при въезде, и те, которые встречали, откланиваются у каменных ворот, построенных от дворянства, здесь жувущего; прочие же, проводя за город, при выезде из предместья, у последних столбов» ^{1476}.

Участие в общественной жизни, так же как поездки и визиты, демонстрировали благосостояние и были возможны только для тех дворян, которые могли позволить себе вести такой образ жизни. Большой обоз путешествующего дворянина мог оставить впечатление, подобное тому, о котором писал Павел Болотов в 1787 году: «Перед вечером приехал в город Никол[ай] Александрович] Хитров с таким многочисленным обозом, что мы думали, что приехал какой-нибудь знаменитый весьма человек» ^{1477}. В собственном восприятии современников они чаще, чем прежде, бывали в дороге или у кого-то в гостях ^{1478}. Если Болотов описывает свой «открытый дом», в котором постоянно с 1770-х годов толпились родственники, друзья и соседи, то еще его мать могла приглашать к себе родственников лишь изредка ^{1479}.

Трансфер

Отправлявшиеся в путь дворяне были заинтересованы в обмене информацией, формируя поток новостей, шедший от столиц в провинцию и расходившийся между регионами империи. Путешествующие и гости привозили вместе с подарками и новости. Они распространяли знание, передавали слухи [241], доставляли письма и журналы.

Перемена мест и поездки как процесс обучения и возможность расширить свои духовные горизонты были составной частью просвещенческой воспитательной мысли. Размышления князя Михаила Михайловича Щербатова о привнесении цивилизации в провинцию были ориентированы централистски. По его мнению, дворяне должны были ехать в Москву и Санкт-Петербург — это было бы лучшей возможностью распространить просвещение ^{1481}. Параллельно этому взгляду, ориентированному на столицы, во второй половине XVIII века в рамках «отечественного» воспитания были «открыты» регионы Российской империи. «Знать свое отечество» — вот что стало одной из главных целей образования в учебных учреждениях. Выпускников дворянского кадетского корпуса, например, императрица отправляла в путешествия сначала по провинции, а только потом — за границу. В Инструкции, написанной Иваном Ивановичем Бецким для группы, отправлявшейся по России во главе с Н.Я. Озерецковским ^{1482}, указывалось:

В провинции приезжий из столиц становился причиной приятного волнения и всегда — поводом, чтобы собраться вместе. Часто циркулировали слухи о том, кто приезжает и когда именно. Путешественники привозили с собой новости, которые они слышали от других проезжающих или курьеров или подхватывали по дороге при смене лошадей на почтовых станциях. Дорогой можно было встретить чужака, иногда даже и иностранцев, разъезжавших по просторам империи. Озерецковский и его группа офицеров повстречали, например, в Екатеринбурге англичанина ^{1484}. Если для Озерецковского встреча была интересной и достойной упоминания, то у властей путешествующий иностранец мог вызвать беспокойство. Так, например, в 1787 году ярославский генерал-губернатор Алексей Петрович Мельгунов в служебном письме потребовал проверки разъезжающего по губернии американца, поскольку опасался, что тот мог оказаться шпионом ^{1485}.

Соседей иродственников, возвращавшихся из путешествий, радостно приветствовали, ожидая новостей и сообщений о дороге ^{1486}. С распространением культуры писем, начиная с 1770-х годов, путешественники взяли на себя и функцию почтальонов ^{1487}. Письма, доставлявшиеся ими, зачастую предназначались сразу многим и для зачитывания вслух всем присутствующим. Эта письменная форма коммуникации дополнялась устными рассказами предъявителя письма ^{1488}. Письма замещали или продолжали визиты и вовлекали присутствующих в коммуникацию. Если письма не приходили и не было никаких новостей, приходилось самим отправляться в дорогу.

Регулярному личному обмену между столицами и провинцией способствовала наряду с наездами домой дворян, состоявших на службе, практика столичных дворян проводить лето в своих поместьях. Примером может служить семейство Долгоруких — соседей Болотовых ^{1489}. К сезонным посещениям своих имений целыми семьями можно добавить и вынужденные приезды в поместья, когда из городов бежали по причине эпидемий [242]. Также и путь к последнему пристанищу для дворян лежал из большого света вновь в поместье. Так, Загряжский сообщал, что его дядюшка, проживавший в Москве, выразил желание быть похороненным в своей вотчине — в селе Хомяково ^{1490}. На похороны в деревню съезжались целые семьи ^{1491}. Вопрос о том, насколько семейная традиция захоронения в собственных имениях еще имела значение для тех, кто в основном жил в городах, не изучен. Между тем он является составной частью проблемы дворянского самосознания — представления о своем роде, неотъемлемо связанном с тем или иным регионом ^{1492}.