На исходе дня. История ночи

Уильяму Картеру, ограбленному мужчиной и женщиной под угрозой расправы ножом, заткнули рот фартуком, погасив его свечу. Кляпы делали из носовых платков и даже из помета, смешанного с соломой. Когда октябрьским вечером на Хамфри Коллинсона напали трое молодых грабителей, ему просто открыли рот и держали язык, чтобы он не мог закричать. Разбойники одной из лондонских банд, стремясь перекричать призывы жертвы о помощи, громко звали извозчика²⁸.

На преступников, совершавших подобные преступления днем, порой смотрели как на безумцев. Как минимум существовал риск, что будут свидетели. После того как воришка украл пару ботинок «один за другим» с витрины магазина, свидетельствовал продавец в суде Олд-Бейли, «я подумал, что человек выглядел как будто не в себе, — взять ботинки среди бела дня и выйти с ними на улицу через двери мимо меня?!». Бедняга был признан виновным «по льготному тарифу» в мелкой краже. В 1727 году разбойник с большой дороги был признан non compos mentis [18] после того, как неподалеку от Хакни остановил дилижанс воскресным днем. Помимо того что он «восседал на лошади, которая по здравом размышлении не стоила и 20 шиллингов», выяснилось, что он остановил экипаж «среди бела дня, когда люди возвращались из церкви»²⁹.

Секретность была не единственным преимуществом, которое приносила темнота. Воры охотно использовали страхи перед злыми духами: чтобы избежать преследования, многие разбойники маскировались под демонов. В 1572 году Людвиг Лафатер, пастор из Цюриха, свидетельствовал, что преступники «под этим видом много раз грабили в ночное время своих соседей, которые, полагая, что шум производят духи, никогда не выходили, чтобы прогнать воров». В XV веке дижонские взломщики часто изображали чертей, к ужасу обитателей домов и их соседей. В Англии злоумышленники, воровавшие овец, пугали деревенских жителей, наряжаясь привидениями. Иоганна Элеонора Петерсон вспоминала о немецких взломщиках, которые надевали белые рубашки и обсыпали лица мукой: «Они двигались по дому с огнями, взламывали кладовые и шкафы и брали все, что хотели. Мы были так напуганы, что на четвереньках прятались за печью и дрожали». С другой стороны, члены банды Никола Листа, орудовавшей в Центральной и Северной Германии, считались наделенными сверхъестественной силой — таковы были их мастерство и ловкость³⁰.

В самом деле, разбойники постоянно обращались к магии всякого рода, которая, как считалось, была особенно могущественна ночью. «Опыт показывает, что очень часто знаменитые воры также являются чернокнижниками», — замечал немецкий ученый-правовед Якоб Андреас Крузий в 1660 году. К концу Средневековья заклинания стали представлять большой интерес для преступников. Верили, к примеру, что лунная трава, если ее положить внутрь замка, поможет отпереть любую дверь, так же как и мандрагора — наркотическое растение, которое будто бы цвело в заводях из мочи и экскрементов под мостовыми. В Дании взломщики не сомневались, что их не смогут обнаружить, если они оставят на месте преступления несколько монет. Часто по той же самой причине и в Скандинавии, и в других частях Европы воры оставляли после себя испражнения. Некоторые убийцы надеялись избежать ареста, употребив в пищу снедь, разложенную на трупе. В 1574 году человек был казнен за ночное убийство мельника и за то, что изнасиловал его жену и заставил ее присоединиться к нему в поедании яичницы с тела покойного. «Мельник, как тебе этот кусочек?» — глумился он³¹.

Самое известное колдовское приспособление — «воровская свеча» — с легкостью прижилось в большей части Европы. Свеча изготавливалась либо из ампутированного пальца, либо из человеческого жира, и исходным материалом служили расчлененные трупы казненных преступников. Ценились также пальцы, отделенные от останков мертворожденных младенцев. Поскольку последние не были крещены, их волшебные свойства считались очень сильными. Чтобы усилить могущество свечи, в качестве подсвечника иногда использовалась рука мертвого преступника, известная как «Рука славы». Встречались и беспощадные нападения на беременных женщин, которым вспарывали животы, чтобы добыть младенца. В 1574 году Никлаус Штюллер из Эйдсфельда был признан виновным в трех таких случаях, за что его «трижды рвали раскаленными клещами» и колесовали. (В Германии воровская свеча называлась Diebeskerze.) Взломщики использовали эти отвратительные амулеты, дабы быть уверенными, что члены семьи не проснутся, пока они обшаривают дом. Подражая магу, французский сатирик XVII века Сирано де Бержерак заявлял: «Я заставляю воров жечь свечи из жира мертвецов, чтобы удерживать хозяев во сне, пока они грабят их дома». «Пусть спящие спят и дальше» — так начиналось типичное заклинание, которое использовали английские воры. В 1586 году, перед тем как войти в дом, немецкий грабитель поджег целую руку мертвого младенца, веря, что несгоревшие пальцы укажут на количество людей, которые все еще не спят. Даже в конце XVIII века четверо человек в Касллайонсе (Ирландия) были обвинены в том, что выкопали тело недавно захороненной женщины, чтобы из ее жира изготовить воровскую свечу. Муж женщины заподозрил неладное после того, как рыбаки в процессе поиска наживки наткнулись на берегу на ампутированную руку³².

III

В доиндустриальном обществе трудно было найти сферу повседневной жизни, свободную от насилия. Жен, детей и слуг пороли, медведей травили собаками, кошек убивали, собак вешали, как воров. Обладатели шпаг дрались на дуэлях, крестьяне просто дрались, ведьм сжигали на кострах.

Перебранки быстро перерастали в открытые ссоры. «Гнев заглушает их способность говорить и может выйти наружу только посредством драки», — сказал один путешественник об англичанах. Вспыльчивость и пьянство составляли «взрывоопасную смесь», особенно в сочетании с монотонностью жизни и отчаянием непрекращающейся нищеты. Случаи убийства в период раннего Нового времени происходили в пять-десять раз чаще, чем в современной Англии. Даже недавно приведенная статистика, отражающая уровень убийств, совершенных в Соединенных Штатах, выглядит намного скромнее по сравнению с количеством преступлений в Европе в XVI веке. Несмотря на то что ни один социальный слой не был застрахован от подобных неприятностей, основное бремя жестокости, зачастую от рук друзей, соседей и родни, приходилось на долю низших сословий. «Животные, которые делят пищу, — глумился венецианский магистрат, — естественно, ненавидят друг друга»³⁴.

Больше всего крови проливали ночью. Кровопролитие могло произойти в любое время суток, но с наступлением сумерек угроза физической расправы нарастала — и не только вследствие встречи с вооруженными грабителями, а чаще из-за уличных скандалов и нападений на отдельных персон. Итальянская поговорка предупреждала: «Кто выходит ночью на улицу, тот жаждет быть побитым». Личная вражда, подавляемая днем, с большей вероятностью могла прорваться наружу ночью. Так, в 1497 году некий иностранный приезжий, описывая «неконтролируемую ненависть» лондонцев, писал: «Они и днем-то смотрят на нас косо, а ночью порой гонят прочь пинками и ударами дубинок». В Дуэ XVI века три убийства из четырех совершались между полуночью и рассветом, это соотношение было еще выше в Артуа в период с 1386 по 1660 год. На те же часы приходилось два убийства из трех в Кастилии XVII века³⁵.

Рассказы того времени, оставленные напуганными путешественниками, подтверждают суровую статистику, собранную из отчетов коронеров или протоколов судебных разбирательств. Вечерние убийства считались обычным делом. Злоумышленники, часто не имевшие огнестрельного оружия, нападали в непосредственной близости от жертвы. Считалось, что в Южной Германии, где в начале XVI века, по мнению Антонио де Беатиса, убийства были «многочисленными», использовались все виды оружия, включая луки и пики. Кинжалы и стилеты были в порядке вещей в Италии, так же как шпаги и ножи в Испании и Португалии. «С наступлением ночи невозможно выйти на улицу без щита и кольчуги», — сообщал приезжий о Валенсии 1603 года; а Файнс Морисон обнаружил, что «во всех частях Италии ходить по улицам ночью небезопасно». Равно как и передвигаться по воде. Однажды ночью в Венеции молодая английская леди неожиданно услышала крик, за которым последовали «проклятие, всплеск и булькающий звук», — тело было выброшено из гондолы в Большой канал. «Такие полуночные убийства, — пояснил ее сопровождающий, — являются здесь обычным делом». С первым лучом света в реках и каналах Дании обнаруживали трупы, появившиеся там за ночь; раздутые тела загрязняли также Тахо и Сену. Парижские власти натягивали сети в реке, дабы вылавливать трупы. Согласно рассказу стекольщика Жака-Луи Менетра, бандиты из воровской шайки били своих жертв по голове «мешками», сделанными из кожи угрей и набитыми свинцом, а потом сбрасывали «их в реку ночью». В Москве ночные убийства были столь многочисленны, что по приказанию властей трупы утром стаскивали на двор Земского приказа, чтобы родственники могли забрать их. В 1739 году Сэмюэл Джонсон предупреждал жителей Лондона, в котором убийства происходили реже, чем в большинстве других столиц: «Будьте готовы к смерти, если вы ходите здесь ночью, и подпишите завещание до того, как уйдете из дому ужинать». «Сыны насилия, — вторил нортгемптонский ректор Джеймс Харви, — выбирают именно это время суток, дабы вершить самые вопиющие злодеяния и грабежи»³⁶.