На броненосце Князь Суворов" (Десять лет из жизни русского моряка, погибшего в Цусимском бою)

Очков, например, достать совершенно невозможно, и если моя единственная пара разобьется; то заменить будет нечем. От жалования за всеми вычетами я получаю около 80 рублей, но на “Рюрике” вряд ли удастся получить столько: этих денег, конечно, на здешнюю жизнь мне хватит; интересно, как-то будет в иностранных портах. Эти пять недель предстоит довольно тяжелое плавание, ибо назначено на самое мерзейшее время года, хотя многое зависит от адмирала: в его власти отправить нас куда-нибудь на юг. Только вряд ли он будет так любезен. Эскадра собирается скоро уходить из Владивостока, но куда пойдет- еще неизвестно. Наш “Разбойник” в отдельном плавании, но вероятно, останется на Севере один. Холода для широты Италии здесь порядочные – не уступят нашим, российским. Пишу, стоя на вахте в шведской куртке, и мерзну, как собака. Когда-то теперь получу от Вас известие, что у Вас теперь делается?

XXX. Порт-Артур. “Рюрик”. 23-го февраля 1900 г.

Христос воскресе! Немного странно начинать христосоваться с первой недели Великого поста, да что делать, чего доброго и так письмо придет, пожалуй, после Пасхи. Уже вторую Пасху нам с вами приходится встречать врозь. Дай Бог, чтобы нам поскорее удалось христосоваться не с расстояния в 141000 верст и не за два месяца до праздника.

Жизнь у нас идет крайне однообразно: эскадра обречена гнить в Порт-Артуре: да будет проклят тот день и час, когда мы заняли эту трущобу. В смысле обстановки, спокойствия и удобств службы на корабле желать лучшего трудно. Я теперь уже штатный вахтенный начальник, т.е. достиг предала возможного для неспециалиста; получаю в месяц уже 280, но с великим удовольствием все это брошу и пойду тянуть лямку учебного плавания на “Разбойнике” где, по крайней мере, буду плавать, а не прозябать.

Единственным светлым пятном в нашем безотрадном существовании была отлучка из Артура, с 20 января по 16 февраля: две недели мы простояли в Мозампо, 8 дней в Нагасаки, а остальное время ушло на переходы. В Мозампо я начал заниматься фотографией. Вообще, фотография у нас пошла как-то сразу в ход; после продолжительного застоя, защелкали сразу в три аппарата. Природа в Мозамно довольно красивая, но растительность довольно неважная. Мы целыми днями рыскали по горам, и несмотря на полную дикость и необитаемость мест, жилось куда веселее, чем в Артуре. С корейцами жили в большой дружбе: за все время стоянки не было ни одного недоразумения, уважение с их стороны было полное, доходило даже до курьезов; на моей вахте, как-то толпа корейцев просилась осмотреть крейсер. Так как это разрешалось, то я их пустил, и они начали с того, что поднесли мне огромную толстую кошку самого отвратительного вида. Едва удалось отклонить такой трогательный дар.

Вообще, корейцы страшно любопытны, это, кажется, основная черта их национального характера; на наши суда они являются толпами только для того, чтобы поближе посмотреть эти диковинки. Безобидность их полная; мы смело забираемся вовнутрь страны без револьверов, чего не рискнули бы сделать во Владивостоке.

Нагасаки промелькнул для нас светлым видением, и опять скрылся надолго. Конечно, за эти 8 дней мы постарались получить все, что только можно за такой короткий промежуток времени, еще значительно уменьшенный стоянием на пяти вахтах. Жаль, в Нагасаки удалось сделать мало снимков: город считается в числе укрепленных районов и снимать надо очень осторожно, рискуя нарваться на неприятность; с большой камерой работать нечего и думать: сейчас же за вами увязывается полисмен.

Неприглядным показался нам по возвращении Артур, встретивший нас вдобавок снежной пургой. Восемнадцатого здесь был маскарад, из-за которого нас собственно сюда и вызвали. Я в один день судовыми средствами соорудил себе костюм инквизиционного палача, вышедший довольно удачным. Было довольно весело, благодаря удачно подобравшейся компании. На этой неделе мы говели, а со второй недели начнутся усиленные занятия, а затем к началу навигации отправимся во Владивосток, где и завязнем до осени. Сегодня пришла “Москва”, на ней и пойдет это письмо. Вообще, рекомендуется присылать как можно больше фотографий: для нашего брата это великое дело: при нашем печальном настоящем, жить приходится только прошедшим и будущим.

“Этой осенью ожидается много офицеров моего выпуска, они уже теперь, наверно, вышли из Кронштадта, так что у нас будет еще веселее. ”

XXXI. Чемульпо. 25марта 1900г. “Рюрик”.

Пишу Вам из Чемульпо, где мы уже выстаиваем третью неделю и не знаем, когда будет конец нашему стоянию. Чемульпо – это порт на западном берегу Кореи, один из ее первых открытых портов, от него до столицы Сеула около 50 верст, из них около по 40 железной дороге. Вышли из Артура мы по обыкновению неожиданно и весьма таинственно: накануне ухода мы о нем и не подозревали. Первую неделю адмирал провел целиком в Сеуле, где устраивал с нашим поверенным в делах Павловым какие-то политические аферы и представлялся корейскому императору. На этот раз, кажется, наше дело выгорело, по последним известиям, и мы приобрели землю в Мозампо.

Мы дважды ездили в Сеул, я снял несколько фотографий. Первый раз мы поехали целой толпой, в 11 душ, второй раз были вдвоем. От Чемульпо до Сеула железная дорога не доходит: останавливается у станции Нодол, откуда надо путешествовать еще около 10 верст тремя способами: в вагонетках, которые тащат корейцы, на лодке через реку и, наконец, по электрической конке.

По правде сказать, я ожидал от Сеула худшего: город оказался довольно приличным, конечно, ничего общего с европейскими городам не имеет, но это даже лучше. Особенно меня поразила ширина главных улиц – чуть не шире Невского. По большинству из них ходит электрическая конка, очень похожая на нашу Невскую: улицы, правда, немощеные, но зато хорошо устроенные и очень хорошо содержатся, благодаря отсутствию езды на лошадях. Благодаря любезности одного из секретарей миссии, нам удалось осмотреть один из дворцов, тот самый, в котором была убита королева.

Дворцом здесь называется не отдельное здание, а целая громадная усадьба, заключающая в себе массу отдельных построек, садов, дворов, пропасть всяких служб: даже имеется пруд, не говоря уже про колодцы и каналы. Все это вместе настоящий лабиринт, обнесенный здоровеннейшими стенами с воротами и башнями. Таких дворцов несколько и помещаются они, несмотря на громадность сооружений, в самом городе. Меня удивляет, как это японцам удалось добраться до королевы, которая была убита в одной из бесчисленнейших служительских каморок; наверно, были участники из своих домашних.

Об архитектуре можете приблизительно судить по фотографиям: у меня снят один из флигелей, вся эта огромная штука вмещает только один аудиенц-зал. Жаль, на фотографии трудно получить всю пестро раскрашенную резьбу, которая и есть суть всей постройки. Внутри как отдельных зал, так и жилых помещений, особого убранства нет, замечательны только чудные циновки, которыми Корея славится.

"Пока мне здесь живется хорошо: в службу я втянулся и чувствую себя превосходно."

В городе, конечно пропасть японцев, в руках которых все крупные торгово-промышленные предприятия. В настоящее время японцы ведут изыскания и скоро приступят к постройке Сеуло-Фузанской железной дороги, которая пройдет вдоль всего полуострова. Вообще, видно, что мирное завоевание Кореи японцами в недалеком будущем придется считать совершившимся фактом -неизбежным последствием переполнения самой Японии.