История России. XX век. Как Россия шла к ХХ веку. От начала царствования Николая II до конца Граждан

Вынужденные, в силу создавшихся условий, принять необходимые меры предосторожности, Мы повелели привести армию и флот на военное положение, но, дорожа кровью и достоянием Наших подданных, прилагали все усилия к мирному исходу начавшихся переговоров.

Среди дружественных сношений, союзная Австрии Германия, вопреки Нашим надеждам на вековое доброе соседство и не внемля заверению Нашему, что принятые меры отнюдь не имеют враждебных ей целей, стала домогаться немедленной их отмены и, встретив отказ в этом требовании, внезапно объявила России войну.

Ныне предстоит уже не заступаться только за несправедливо обиженную родственную Нам страну, но оградить честь, достоинство, целость России и положение ее среди Великих Держав. Мы непоколебимо верим, что на защиту Русской Земли дружно и самоотверженно встанут все верные Наши подданные.

В грозный час испытания да будут забыты внутренние распри. Да укрепится еще теснее единение Царя с Его народом, и да отразит Россия, поднявшаяся как один человек, дерзкий натиск врага.

С глубокою верою в правоту Нашего дела и смиренным упованием на Всемогущий Промысел, Мы молитвенно призываем на Святую Русь и доблестные войска Наши Божие благословение».

Дан в Санкт-Петербурге, в двадцатый день июля, в лето от Рождества Христова тысяча девятьсот четырнадцатое, Царствования же Нашего в двадцатое.

На подлинном Собственною Его Императорского Величества рукою подписано:

Николай».

Военная угроза вызвала мощный патриотический подъем, сплотила все сословия и слои русского общества от крестьян до царствующей династии. От борьбы всех со всеми, которая продолжалась в России до получения известий о сараевском убийстве, не осталось, казалось, и следа. Солидарность общества тут же восстановилась. В сердцах россиян отозвался призыв царского манифеста.

Свидетельство очевидца

Очевидец клятвы Царя и объявления Манифеста, французский посол Морис Палеолог оставил такое описание этого момента: «В громадном Георгиевском зале, который идет вдоль набережной Невы, собрано пять или шесть тысяч человек. Весь двор в торжественных одеяниях, все офицеры гарнизона в походной форме. Посередине зала помещен церковный престол и на него из храма на Невском проспекте перенесли чудотворную икону Казанской Божией Матери. В 1812 г. фельдмаршал князь Кутузов, отправляясь к армии в Смоленск, долго молился перед этой иконой.

В благоговейной тишине императорский кортеж проходит через зал и становится слева от престола… Божественная служба начинается тотчас же, сопровождаемая мощными и патетическими православными песнопениями. Николай II молится с горячим усердием, которое придает его бледному лицу поразительное выражение глубокой одухотворенности. Императрица Александра Федоровна стоит рядом с ним, неподвижно, с высоко поднятой головой…

После окончания молитв дворцовый священник читает Манифест Царя народу… Затем Император, приблизясь к престолу, поднимает правую руку над Евангелием, которое ему подносят. Он так серьезен и сосредоточен, как если бы собирался приобщиться Святых Тайн. Медленным голосом, подчеркивая каждое слово, он заявляет:

– Офицеры моей гвардии, присутствующие здесь, я приветствую в вашем лице всю мою армию и благословляю её. Я торжественно клянусь, что не заключу мира, пока останется хоть один враг на родной земле.

Громкое „ура“ отвечает на это заявление… В течение приблизительно 10 минут во всем зале стоит неистовый шум, который вскоре усиливается криками толпы, собравшейся вдоль Невы… На площади Зимнего дворца теснится бесчисленная толпа с флагами, хоругвями, иконами, портретами царя. Император появляется на балконе. Мгновенно все опускаются на колени и поют русский гимн. В эту минуту Царь для них действительно самодержец, посланный Богом, военный, политический и религиозный вождь своего народа…» – Дневник посла (с. 46–47).

Война стала для образованных россиян Отечественной. В ней видели шанс прервать череду унизительных военных поражений, удержать за Россией место в ряду великих держав, сгладить острые внутренние противоречия, укрепить единство народов России, защитить православие. Многие в России начавшуюся войну считали справедливой, освободительной. Философ Николай Бердяев высказывал твердую уверенность, что «новая война, в отличие от японской, будет войной народа, общества, а не только государства, правительства». Другой известный мыслитель Василий Розанов связывал с победой России в войне ее будущее духовно-нравственное обновление.

Об отношении народа к войне говорила успешная мобилизация. С ее началом практически прекратились забастовки. По всей стране проходили антигерманские манифестации. В Петербурге толпа разгромила германское посольство. Били витрины магазинов, окна контор, владельцы которых носили немецкие фамилии. Среди погромщиков были и рабочие, и клерки, и студенты. В Берлине немецкая толпа вела себя практически так же – русских оскорбляли, рыцарского благородства в отношении к врагу не показали ни те, ни те – и это было плохим предзнаменованием.

18 августа столицу переименовали в Петроград. Леонид Андреев отмечал: «Подъем действительно огромный, высокий и небывалый: все горды тем, что русские…» 26 июля (8 августа) 1914 г. на чрезвычайном заседании Государственного Совета и Государственной Думы депутаты заявили о единстве Царя и народа и проголосовали за предоставление правительству военных кредитов.

На этом заседании выступления премьера И. Л. Горемыкина, министра иностранных дел С. Д. Сазонова и министра финансов П. Л. Барка были встречены с энтузиазмом всеми основными фракциями. Лидер трудовиков А. Ф. Керенский огласил их декларацию: «Мы непоколебимо уверены, что великая стихия российской демократии вместе со всеми другими силами дадут решительный отпор нападающему врагу и защитят свои родные земли и культуру, созданные потом и кровью поколений». В свою очередь, П. Н. Милюков зачитал решение ЦК кадетской партии: «Мы боремся за освобождение Европы и славянства от германской угрозы. В этой борьбе мы едины… Каково бы ни было наше отношение к внутренней политике правительства, наш первый долг – сохранить нашу страну единой и неразделенной. Отложим внутренние споры, не дадим врагу ни малейшего повода надеяться на разделяющие нас разногласия». Это был серьезный поворот в политике кадетов: еще в апреле – мае 1914 г. они настаивали на отклонении бюджета, как чрезмерно военизированного, и голосовали против кредитов на военные программы. Однодневная сессия Думы закончилась сенсационным рукопожатием двух ранее непримиримых врагов – кадета П. Н. Милюкова и лидера ультраправых В. М. Пуришкевича. «Нельзя осмеивать наши представительные учреждения. Как они ни плохи, но под влиянием их Россия в пять лет изменилась в корне и, когда придет час, встретит врага сознательно», – писал Столыпин Александру Извольскому 28 июля 1911 г. Пророчество Столыпина сбылось 26 июля 1914 г.

Исключение составила лишь большевицкая фракция, оценивая войну как захватническую, империалистическую с обеих сторон, она призывала превратить ее в войну гражданскую. Из всех воюющих народов только русские и сербские социал-демократы голосовали в парламенте против кредитов на нужды войны. Только несколько русских эсдеков, правда, весьма уважаемых в своей среде, заняли оборонческие позиции – Плеханов, Дейч. Остальные выступили за поражение собственного правительства. Ни один из европейских социалистов не высказывал публично пожелания, чтобы его страна потерпела поражение в войне. Русские социалисты из Швейцарии призывали именно к этому.