Котовский (Книга 1, Человек-легенда)

Они всегда вдвоем. Жена Сергея - тоже кавалеристка, и еще вопрос, кто из них более лихо скачет на коне, кто из них смелее врезается в гущу битвы.

Серафима красива. Не лишает ее красоты ни грубая фронтовая жизнь, ни военная форма. Серафима глаз не спускает с мужа. Он ее слушается, такой как будто своевольный, но слушается беспрекословно. Впрочем, все ее приказы только о нем: чтобы берегся, чтобы коня хорошо содержал.

Глядя на эту, окрыленную любовью, казачку, каждый невольно задумывался о женской участи, о женской привязанности. Никогда никто в бригаде не позволил даже какого-нибудь намека в отношении Симы. И уж, конечно, никому и в голову не приходило тронуть ее. Не потому, что у Кораблева рука тяжелая. Уважали очень, уважали безграничность любви и бесстрашие в ней.

Время такое разлучное, что всем в разлуке жить. Не захотела Серафима в хате сидеть да выглядывать в оконце, не едет ли на побывку муженек. Не захотела одна-одинешенька маяться ночами от неутоленной любви и от дум неотвязных: где-то он, сердечный, жив ли? Не сразила ли его вот в этот как раз час вражья пуля? Не лежит ли он, истекая кровью, под ракитовым кустом? Не падает ли от удара кривой сабли с коня боевого?

И она решительно заявила мужу, что как он хочет, но она не согласна разлучаться, где он - там и она.

- Сумели мы, бабы, когда вы воевать ушли, сами вспахать, взборонить, сами хлеб убрать, сами сено скосить, сами детей вырастить, сами горе горевать? Сумели мы все стерпеть: и голод, и холод, и обиды? Мы все можем! Ты воюешь - и я буду воевать!

И с той поры они неразлучны. Сергей Кораблев скачет на своем коне в атаку - и Серафима разит врага, а сама зорко следит, не попал бы муж в беду - сразу придет на выручку. Так они вместе, рядом, рука об руку, мчатся в бой - Сергей Кораблев, с развевающимся по ветру чубом, и несущая знамя всепобеждающей любви отважная женщина, прекрасная в своей непосредственности, во всех порывах - Серафима Кораблева.

С большим уважением отзывался Котовский о казачке Серафиме и часто справлялся о ней.

- В случае чего, обращайся ко мне, Сима, я живо отрегулирую, говорил он, любуясь ее удальством.

Комиссар Христофоров - худощавый, невысокого роста, с умными внимательными глазами и располагающей к нему улыбкой, бывший учитель, а в дальнейшем политработник - сразу пришелся в бригаде, как говорится, ко двору. Кем бы он ни был, что бы ни делал, он прежде всего хотел принести пользу, служить народу. Следовательно, нужно было помочь людям разобраться в происходящих событиях, разъяснить, кто враг, кто друг, на фактах показать, чего добиваются интервенты, белогвардейцы, вся свора, обрушившаяся на молодую Советскую республику, и за что борются большевики. Но разъяснять, убеждать - это одна сторона дела. Надо еще и самому браться за оружие в такой опасный момент. У Христофорова слова не расходились с делом. Вот почему он и оказался у Котовского.

Познакомившись с Ольгой Петровной, Христофоров рассказал ей:

- А ведь мне говорили, когда я переходил в кавбригаду, что Котовский лихой рубака, батька-партизан, очень самовольный, чуть ли не самодур. Меня это, признаться, напугало, и с таким предвзятым чувством я и встретился с Григорием Ивановичем... - Христофоров улыбнулся. - С первого же момента я увидел, что характеристика дана неправильная. И чем больше приглядываюсь я к нашему комбригу, тем сильнее привязываюсь к нему. Его надо беречь, Ольга Петровна! Он о себе не думает, беспечно относится к своей судьбе, постоянно рискует... А я смотрю на него и все мечтаю: вот кончится война, и будем мы вместе с ним работать... и такую красоту заведем на любом участке, куда бы нас ни направили!..

Ольга Петровна полностью разделяла мнение Христофорова, а также все его тревоги, все его опасения.

Котовский смущенно признался ей:

- Товарищи спрашивали... Я сказал, что вы моя жена.

- Жена? Почему же вы так сказали? - спросила Ольга Петровна в некотором замешательстве.

- Видите ли... вы не сердитесь, это для вашей же пользы. Вам легче будет работать, совсем другое отношение будет и у нас в штабе и в дивизии...

Но кавалеристы Котовского по-своему объяснили приезд Ольги Петровны. Она сама нечаянно подслушала разговор двух бойцов. Один объяснял другому:

- Командир давно уже тоскует по любимой сестрице, все думает, что страдает она, белая голубка, в когтях международной буржуазии и никогда уже не повидать ее больше. А тут идет он по Москве-городу - глядь-поглядь, а сестра навстречу! "Ну, - говорит наш командир, - будем мы теперь неразлучны!" Вот и увез ее с собой на фронт!

Котовский познакомил Ольгу Петровну со всеми своими соратниками. Вначале она была несколько разочарована. Ей казалось, что прославленные котовцы одеты в кавалерийские галифе, в добротные длиннополые шинели, с нашивками, красивыми отворотами... и все на сказочных, прямо с картины Васнецова, и на подбор белых, с могучими длинными гривами, боевых конях... Оказалось, совсем другое.

Няга был в бекеше и полуушанке, Макаренко, тот хоть и ладен собой, но ходит в полушубке. Начальник штаба Юцевич - в старенькой солдатской шинели и фуражке. Не скажи ей, что это начальник штаба отдельной кавбригады, она бы подумала, что это рядовой, пришедший что-то доложить по начальству. О бойцах же и вовсе нечего говорить! Кони у всех разномастные, одни получше, другие похуже. Бойцы - кто в шинели, кто в поношенных штатских пальто, некоторые в венгерках, отороченных мехом... Кто в ботинках, кто в сапогах...

Котовский сказал Ольге Петровне:

- Враги называют нас "дикая дивизия", а мы говорим - "непобедимая"!

Котовскому нужно было позаботиться обо всем. Он принимал новые части, знакомился с командирами, добывал обмундирование, кухни, сбрую. Формировать кавалерийскую бригаду! Это всегда было его заветной мечтой, так же, как мечтой было и создание собственного артиллерийского дивизиона.

Ольга Петровна незаметно и деликатно вошла во все его заботы и дела. Нужно ли посоветоваться, или посетовать, или погордиться - всегда находил в ней и собеседника и чуткого друга.

- Опять не достал седел! - жаловался Котовский. - Этот упрямый осел на складе говорит, что кожа есть, а мастеров нет. Я говорю: "Хорошо, тогда выдайте кожу". - "Нет, говорит, не могу, ведь в требовании указаны седла, как же я выдам кожу?" - "Но седел-то у вас нет?" - "Нет". - "Так выдайте кожу, а уж я позабочусь, чтобы из кожи получились седла".