Котовский (Книга 1, Человек-легенда)

В Харькове Котовский требовал в штабе армии, чтобы всех врачей отдали в Сорок пятую дивизию. Но начсанарм ответил, что об этом не может быть и речи, и дал ему только одного врача - Ольгу Петровну Шакину. Ее оставляли сначала в харьковском госпитале, но она просила направить ее на фронт, на передовую.

До Синельникова ехали почти в том же составе. Но вот настала пора расставаться Ольге Петровне с товарищами по медицинскому факультету. Пожатия рук, пожелания... Дима явно волнуется, и у него очень несчастный вид.

- Бодритесь, Дима! - кричит из вагона Котовский. - Смелость города берет!

Под Екатеринославом разрушен железнодорожный путь. Здесь нужно распрощаться с вагоном. Всюду военные. Завидев Котовского, радостно приветствуют его.

- Это уже наши! - поясняет Котовский Ольге Петровне. - Понимаете, наши! Сорок пятая железная, дикая! Замечательный народ!

Котовскому подали коня. Ольга Петровна с бойцами продолжает путь на подводе.

- Позавчера в городе-то сидел батька Махно. Выбить-то его выбили, да, смотри, мост он напоследок взорвал, беда-а! - рассказывал возница, серьезный, самостоятельный мужичок.

4

Взорванный мост походил на огромную раненую птицу, раскинувшую крылья. Больно было смотреть на искалеченное, приведенное в негодность такое красивое сооружение.

По сломанному мосту и переброшенным доскам и балкам перебрались на ту сторону.

В городе тоже повсюду следы недавнего боя: выбиты стекла и рамы, дома стали подслеповатыми, сирыми... а вот поваленный телеграфный столб лежит поперек улицы, опутанный заиндевевшими проводами... убитая лошадь ощерила зубы, уставила мутные, невидящие глаза в холодное, безучастное небо...

Город спешно приводится в порядок. Даже приехала кинопередвижка. Котовский разыскал Ольгу Петровну и пригласил ее в кино.

Картина "О семи повешенных". Ольга Петровна ее видела уже. Она больше, чем на экран, смотрела на зрителей. Зал переполнен. Красноармейцы простодушно, как дети, воспринимают картину. Им занятно то, чего другой зритель и не заметил бы.

- Конь-то, конь какой! - удивляется вслух лихой кавалерист, с красным, видимо давно уже прицепленным, бантом на груди, с чубом на лбу и молодецки насаженной на голову буденновкой. - На таком только воду возить!

- Ишь, ишь, улыбается! - разглядывает другой боец девушку на берегу моря в видовой хронике, которую киномеханик прокрутил перед картиной.

"Вот с этими людьми, - смотрела Ольга Петровна на простые, открытые лица, на голубоглазых этих парней, - с этими людьми придется встречаться теперь каждый день, заботиться о них, лечить их, бинтовать раны, торжествовать, когда удастся вырвать из когтей смерти..."

Хотела высказать эти мысли сидевшему рядом Котовскому и вдруг увидела, что он весь поглощен картиной, на лице его горестное раздумье, он морщится, как от боли, неотрывно смотрит на экран.

Картина кончилась, в зал дали свет. Котовский глубоко вздохнул и сказал изменившимся, тусклым голосом:

- Я пережил сейчас заново свое прошлое...

Ольга Петровна за долгую дорогу, еще в вагоне, слышала много его рассказов о Бессарабии, о сестрах, об отце его, о вишневых садах и цветущих акациях. Она понимала, что тоскует он по родным местам. В рассказах его было много чувства, рассказывал он увлекательно. И так они за эти дни подружились, так нравился Ольге Петровне этот сильный, мужественный и в то же время такой душевный, хороший человек!

Может быть, это даже нечто большее, чем дружба? Почему Ольгу Петровну так трогало все, что касалось Григория Ивановича Котовского? Почему она гордилась им, видя, как все вокруг - и бойцы и командиры - с особым уважением, с большой любовью относятся к Котовскому?

Странно, что его так задела картина "О семи повешенных"! Что такое было в его жизни, о чем она не знала и что до сих пор не зажило в его душе?

Как бы в ответ на ее мысли Котовский стал рассказывать:

- Я ведь всего лишь три года назад, при царской власти, был приговорен к повешению, был смертником... Я всего повидал. Был и на каторге, и в бегах, сиживал и в т-тюрьмах...

Ольга Петровна видела, что эти воспоминания волнуют его, и постаралась отвлечь его от черных мыслей.

5

К началу 1920 года войска Деникина были разгромлены Красной Армией и отступали к Черному морю. Для преследования противника формировались кавалерийские части. Приказом по Сорок пятой дивизии кавалерийские дивизионы бригад сводились в одну кавалерийскую бригаду в составе двух полков.

Командиром этой бригады был назначен Котовский. Он тотчас приступил к формированию. Так радостно было встретиться со своими старыми друзьями и знакомиться с новым пополнением!

Вот Няга прискакал на взмыленном коне, спрыгнул и бросился к командиру. Котовский обнял его:

- Ты все такой же! Рассказывай, как без меня воевал?

- Немножко били Деникина, немножко Махно, - ответил Няга, сверкая черными, огневыми глазами. - Ну а теперь совсем другое дело, товарищ комбриг! Вместе я готов хоть в пекло ворваться, всех чертей распугать!

Обрадовался Котовский, увидев Савелия, Мишу Маркова. А вот и Криворучко, и Подлубный - старые соратники и друзья.

- Давно высматривал! Без вас не представляю бригады. А ты, Савелий, по-прежнему уздечки починяешь, мудреные сказки говоришь? Смотри, Марков-то какой молодец у нас вырос! Ну, отдыхайте, наш отдых короткий. Впереди еще большие бои.

Очень нравился Котовскому Иван Никитич Макаренко - полный сил, полный энергии молодой командир. Волосы у него вьются, а глаза светлые-светлые. В войну четырнадцатого года Макаренко попал в плен и долго находился в Германии. На родине Макаренко оставил жену и двух детей. Вернулся, но о них ни слуху ни духу - очевидно, погибли. Об этом Макаренко не любил говорить.

Приветствовал Котовский и неразлучную пару - кавалериста Сергея Кораблева и его постоянную спутницу Серафиму. Кто только не любовался этим чернобровым молодцом, который мчался на коне, соперничая с ветром! В бою дьявол, нагоняющий страх на врага, в другое время - ягненок. Тихий, скромный, Кораблев слегка стеснялся перед бойцами своей нежности и напускал на себя грубоватость, а в глазах между тем сияла ласка.