Три «почему» Русской революции

На мой взгляд, после того как большевистская диктатура была установлена и Ленин принялся проводить в жизнь свою химерическую программу без малейшей оглядки на почти повсеместную оппозицию ей, — аппарат, созданный им, при тяжелой болезни вождя естественным образом перешел на сторону Сталина, наиболее компетентного и популярного из большевистских лидеров. Такой вывод полностью противоречит взглядам представителей школы ревизионизма, которые, считая крушение царизма и торжество большевиков исторически неизбежными, рассматривают восхождение Сталина к вершинам власти как не поддающийся разумному объяснению факт. Хотелось бы мне услышать удовлетворительное марксистское объяснение того обстоятельства, что после смерти Ленина история в продолжение тридцати лет наделяла тем, что сам Ленин называл «необъятной властью», деспота, которого те же ревизионисты считают предателем дела Ленина. В частности, они не осмеливаются задать вопрос: почему, если Ленин, как они утверждают, пользовался в 1917 г. широкой народной поддержкой, созданный им режим оказался вынужден с самого начала прибегнуть к методу диктатуры, и почему этот метод, который сперва оправдывался как система чрезвычайных мер, стал впоследствии перманентным признаком коммунистической системы.

Часто приходится слышать, будто Сталин похитил революцию и при нормальном развитии событий власть должна была перейти к Троцкому или, возможно, к Бухарину. У каждого из двух вышеназванных имеются приверженцы среди историков, однако ни у одного из них не было ни малейшего шанса стать «законным наследником» по собственному выбору Ленина: мы узнали из архивных источников, что Ленин забраковал Троцкого: «Он в аппарат влюблен, а в политике ни бе — ни ме», — и настойчиво требовал, чтобы Бухарина держали «вне» политики. Изучая документы этого периода, неизбежно приходишь к выводу о том, что Сталин заметно опережал соперников в борьбе за ленинский пост, возможно, уже в 1920-м и со всей определенностью — в 1922-м. Возникновение сталинизма имеет три главные причины: 1) провал попыток большевиков в 1919–1920 гг. экспортировать революцию на промышленно развитый Запад; 2) огромная ответственность, связанная с необходимостью управлять каждым аспектом жизни в стране Советов и принятая на себя компартией, следствием чего стало возникновение столь же огромной партийной бюрократии; и 3) рост оппозиции правлению интеллигентов, которая охватила рабочие круги — то есть основную избирательную базу компартии. Но, как я покажу ниже, вопрос о личностях тоже сыграл свою роль.

Начнем с провала попыток экспортировать революцию. Как я уже объяснял выше, большевики пришли к власти в России лишь благодаря счастливому стечению обстоятельств. Сложилось так, что власть в России оказалась слаба и неспособна (не всегда по своей вине) справиться с тяготами долгой войны на истощение. Эта власть пала в разгар войны, тогда как правительствам всех остальных стран — участниц войны удалось удержаться у власти. Большевики захватили власть в России, потому что это оказалось возможным именно в России. Имейся у них выбор, они предпочли бы Германию или Англию. Но раз уж судьба распорядилась так, что они стали хозяевами России, им надо было экспортировать революцию на промышленно развитый Запад. Они считали Россию отсталой крестьянской страной с малочисленным и недостаточно сознательным рабочим классом. Они боялись — и не раз говорили об этом сами, — что если им не удастся перенести революцию в Западную Европу, их детище погибнет, а коммунизм увязнет в трясине мелкобуржуазной крестьянской культуры.

По этой причине жизненно необходимо было как можно быстрее перенести пожар на Запад, где, как полагали сами большевики, имелся многочисленный и воистину классово-сознательный пролетариат. При всей своей приверженности реализму, они были поразительно наивны в вопросе о революционном потенциале рабочего класса Западной Европы. Они не понимали — и отказывались прислушаться к мнению на сей счет иностранных коммунистов, — что европейские рабочие чтут право частной собственности и, получая выгоду от крупных социальных программ, вовсе не заинтересованы в свержении существующего строя. Большевики отмахивались от подобных рассуждений, считая их отговорками, призванными оправдать бездеятельность. Они были настолько одержимы манией принимать желаемое за действительное, что истолковывали любые волнения на Западе как начало революции. Большевистская пресса 1918–1920 гг. полна заголовками, извещающими о «Революции в Финляндии», «Революции во Франции», «Революции в Италии». Каждая забастовка, каждая демонстрация протеста, каждый правительственный кризис рассматривались ими как верный признак полного крушения существующего строя. Ленин надеялся развязать всеевропейскую гражданскую войну еще до окончания мировой. Обладая крайне скудными кадровыми и финансовыми возможностями, он провоцировал мятеж войск и рабочие забастовки как в странах Антанты, так и у ее противников. Но успех ускользал от него, поскольку западные правительства достаточно внимательно следили за такой подрывной деятельностью. Когда война завершилась, перед ним, как ему показалось, открылись воистину безграничные перспективы, особенно в центральных державах, потерпевших поражение и деморализованных. Зимой 1918–1919 г., сразу же после падения императорской власти в Германии, Москва толкнула прокоммунистическую группу «Спартак» к открытому мятежу. В марте 1919-го — основала Коммунистический интернационал для организации всемирного революционного движения. Агенты Коминтерна активно действовали повсюду: то в Иране и в Турции, то в Венгрии и Австрии, и многократно в Германии. Но вновь и вновь успех ускользал. Ни в одной европейской стране не удалось разжечь революции. Коммунизм пришел в Европу — по меньшей мере, в ее восточную половину — лишь как отзвук Второй мировой войны, он въехал в нее на советских танках.

Надежды на европейскую революцию достигли пика летом 1920 г., во время войны с Польшей. Причины и ход этой войны — по праву слывущей одной из самых судьбоносных в истории — даже на сегодняшний день остаются не вполне проясненными. Изучив всю совокупность доступных на данный момент документов по интересующей нас теме, я пришел к выводу, что обе противоборствующие стороны — поляки и русские — готовились напасть друг на друга, не осознавая того, что и будущий противник ведет аналогичные приготовления. Йозеф Пилсудский, глава нового польского государства, который в октябре 1919 г., то есть в решающий период гражданской войны в России, помог красным разгромить белых, потому что первые представлялись ему меньшей опасностью для Польши, разработал долгосрочную стратегию. Он был убежден в том, что неизбежно настанет день, когда Германия и Россия вновь поднимутся и протянут друг другу руки, чтобы раздавить Польшу. Для предупреждения такой катастрофы он решил создать цепь буферных государств, отделяющих Польшу от России. Звеньями этой цепи должны были, на его взгляд, стать прибалтийские государства, Белоруссия и даже республики Кавказа, а замком, на котором держится цепь, он представлял себе Украину. Пилсудский заключил союз с лидером украинских националистов Симоном Петлюрой, с тем чтобы помочь ему изгнать коммунистов с уже захваченной ими Украины и образовать союзную Польше независимую Украинскую республику. Вторгшись на территорию советской Украины в апреле 1920 г., Пилсудский вовсе не хотел свергать советский режим в России, он преследовал ограниченную цель, а именно помочь возникновению независимого Украинского государства пропольской направленности.

Существуют, однако же, фрагментарные и разрозненные доказательства того, что большевики, руководствуясь собственными соображениями, планировали примерно в то же время напасть на Польшу. Я не верю в то, что руководству Красной армии было известно о польских планах вторжения, равно как и в то, что поляки знали о приготовлениях со стороны Красной армии. Большая часть информации о подготовке к такому нападению по-прежнему таится в российских архивах. Но шифрограмма, посланная в феврале 1920 г. Лениным Сталину, который тогда был членом реввоенсовета Южного фронта, приоткрывает завесу. В ней Ленин спрашивает о том, какие меры принял Сталин для формирования «ударного кулака», нацеленного на польскую Галицию. Есть и другие факты, свидетельствующие о наступательных планах. Они связаны с общим развитием событий в Западной и Южной Европе, где Ленину, с его воспаленным воображением, чудились мощные революционные движения, готовые к вооруженному восстанию и нуждающиеся в поддержке Красной армии. Как я покажу ниже, Ленин воспринял победу, одержанную над белыми, как сигнал к победоносному маршу Красной армии на Запад.