Хождение в Москву

(Когда стрелы башенных кранов на Мясницкой после очередной заминки, вызванной безденежьем, снова начинают вращаться над стенами стоящего в лесах замечательного здания бывшего императорского училища живописи, то мне кажется, что это сам ректор берется за штурвал. И вертит валы застывшего от холода неплатежей подъемного механизма, крутит покрывшееся ржавчиной колесо государственной машины, ответственной за будущее художников России.)

А про известных художников, не захотевших учить молодых в новой академии, не устает рассказывать Глазунов истории, не страшась нажить в их лице врагов. Поэтому я узнал, что популярный мэтр требовал исключать талантливых, но не дисциплинированных студентов, опаздывавших по утрам к звонку. Их отчисляли, одного, другого, третьего... Остальные ушли от наставника. Некого стало учить. Сам же гений не нашел время, чтобы заполнить анкету для предоставления в высшую аттестационную комиссию на звание профессора. "Разве нет у вас моей монографии", - ответил сотрудницам канцелярии, упрашивавшим народного художника СССР выполнить собственноручно необременительую формальность. Пришлось с ним расстаться.

Распрощались и с другим народным художником, на всех углах ратующим за святую Русь и дружбу славян. Встречает его однажды Глазунов в большом возбуждении:

- У нас большая победа!

- У кого у нас?

- У русских!

- Что за победа?

- Мой памятник утвердили!

- Рвется на каждом квадратном километре России установить свой памятник, который в академии не прошел бы даже как дипломная работа. Ему мастерскую дали, студентов. Он их бросил! Не верю, что любит Россию. Себя любит родимого!

А ярый индивидуалист Глазунов не бросает студентов, добывает краски, холсты, белье для общежития, практику в Питер и поездки за границу, хотя познал, что значит предательство учеников. Да, на академию времени у Ильи Сергеевича есть, хотя сам в 65 лет жаждет писать картины и портреты каждый день. В его перспективных планах сто новых работ, не считая тех, которые приходится делать срочно, исполняя портреты людей, способных платить. Если когда-нибудь все эти портреты соберут вместе, то им мало будет нескольких залов, которых хватило Левицкому и Боровиковскому, выставленных в новых стенах Третьяковской галереи.

Я подсчитал, что после услышанных мною устных рассказов отношения Ильи Сергеевича рискуют резко осложниться с четырьмя народными художниками. Вот еще две истории, проливающие свет на вопрос - почему всемирно известный живописец удостоен чести быть членом испанских Королевской академии изящных искусств Сан Фернандо и Каталонской Королевской академии изящных искусств Сан Хосе, но остается за бортом нашенской академии на Пречистенке.

...Когда на очередных выборах в Академию художеств в Москве обсуждалась кандидатура Глазунова, встал с места Герой Соцтруда, лауреат всех мыслимых премий, Народный художник СССР, утяжеливший землю монументами классиков марксизма-ленинизма, и дал кандидатуре претендента решительный отлуп, охарактеризовав его творчество "антисоветским", что было верно, и "антисемитским", что было ложью. На каком основании? На своей известной картине "Мистерия XX века" Глазунов изобразил в 1977 году в числе прочих израильских лидеров Голду Меир и Моше Даяна, представил среди других плакатов XX века один юдофобский, сфабрикованный фашистами, поместив его рядом с плакатами ленинских и сталинских времен. Это и дало повод навесить на него ярлык антисемита.

Что было дальше? С этим академиком не согласился другой герой и лауреат, обратившийся к высокому собранию с речью:

- Я старый еврей, коммунист и интернационалист, много лет состою в партии Ленина. Нет, товарищи! Глазунов не антисемит, он ярый сионист! Я видел оформленные им спектакли еврейского театра на Таганке, так написать мог только сионист. Через него действует сионистское подполье!

Чтобы покончить с темой скажу, что главным художником маленького, бедного, гонимого еврейского театра Глазунов стал тогда, когда не было моды ездить в Израиль, когда даже говорить-то об этом государстве не поощрялось. Постучали однажды к нему в дверь двое незнакомых мужчин и представились: "Мы жиды, мы из еврейского театра, помогите!" Один из них был главный режиссер Шерлинг. Глазунова давно интересовала Палестина, Иерусалим и как художника, и как историка: библейские, древнееврейские образы жили в его душе, тема, предложенная для исполнения, была ему близка. Вот почему художник не отказал в помощи, практически безвозмездной. Он не только делал эскизы декораций, сам их писал. Ездил с еврейскими артистами в Биробиджан, на Дальний Восток, а когда в пути декорации были повреждены, то за ночь написал новые! Это ли не вклад в еврейскую культуру? Если их не утратили, то я уверен: эти декорации выставят когда-нибудь в музее, как сейчас выставили давние витебские декорации Шагала. Мог ли в роли главного режиссера еврейского театра несколько лет служить, дружить с артистами антисемит? Между прочим, ярлык юдофоба прочно приклеили ко лбу Ильи Сергеевича.

Ну, а то, что он никакой не сионист, опровергать, конечно, нет смысла. Такое могло прийти в голову только члену ленинско-сталинской партии, всю жизнь с энтузиазмом лепившему гениальные образы Владимира Ильича и Иосифа Виссарионовича.

Таким вот образом остался Илья Сергеевич за бортом Академии художеств на Пречистенке, где пребывает по сей день, не особенно печалясь. Потому что успел за время, минувшее со дня того давнего голосования, создать свою академию живописи на Мясницкой, где учится около двухсот пятидесяти студентов. Нетрудно подсчитать, что через несколько лет дипломников академии будет тысячи. Эта мысль, очевидно, удесятеряет силы Глазунова, который в свои годы работает без выходных и часового перерыва на обед, без месячных и более продолжительных академических отпусков, положенных ему как профессору.

Да, на груди других юбиляров сияют ордена и медали, а в богатой коллекции Глазунова клейма и ярлыки, один другого чернее. Есть среди них знак "черносотенца". По этой причине задержалось учреждение академии на Мясницкой. Требовалась аудиенция у главного идеолога партии члена Политбюро ЦК КПСС Александра Яковлева, который должен был наложить резолюцию на документе. Шли дни, а звонка со Старой площади не было. Причину задержки Яковлев объяснил, когда долгожданная встреча состоялась.

- Я долго не принимал Вас, Илья Сергеевич, потому, что, по имевшейся у меня информации, считал основателем черносотенного общества "Память". Попросил Комитет государственной безопасности навести справки, проверить, действительно ли вы, как в Москве говорят, связаны с этой "Памятью". Справки навели, и мне сказали, что разговоры об этом не имеют под собой основания.

Что Глазунов есть агент КГБ - не только говорили, но даже написали в книге, вышедшей под названием на три зловещие буквы "КГБ". Опубликовал ее на Западе, опираясь на вымыслы диссидентов, некий Джон Баррон. На него подал в западногерманский суд Илья Глазунов. И выиграл дело! То был первый случай, когда советский гражданин обратился за восстановлением попранной справедливости в буржуазный суд, и тот присудил 60 тысяч марок в пользу истца.

- Будьте шире! - напутствовал художника, расставаясь, Александр Яковлев, имея в виду частые бескомпромиссные высказывания Глазунова против авангардистов, модернистов, представителей абсолютно всех течений абстрактной беспредметной живописи.

- У меня руки раскрылись для объятий так широко, что даже плечи болят! Мы любим всех, кто любит Леонардо, но не Татлина, - восклицает профессор. Да, в этом отношении позиция художника никогда не менялась, в этом он постоянен, как в антикоммунизме и в других своих давних убеждениях.

- Вот если бы в нашей академии рисовали шарики и кубики, если бы ухо пририсовывали к ноге, вот тогда бы к нам валили западные корреспонденты. Учились бы педерасты и лесбиянки, примчалось бы телевидение. А так мы на Мясницкой год, то никто не едет и не идет!