День освобождения Сибири

Оружие, согласно распоряжению Сталина, необходимо было передать специальной комиссии в Пензе, предварительно собрав его в опечатанных вагонах. По сведениям источников, чехословаки сдали тогда более 50 тысяч винтовок, около 1200 пулемётов, 72 артиллерийских орудия и даже 3 аэроплана. Как видим, легионеры действительно имели при себе весьма внушительный арсенал. А если учесть при этом ещё и те несколько тысяч винтовок, которые с официального разрешения остались при корпусе, а также то вооружение, которое чуть ранее уже конфисковал у чехословаков в Курске Антонов-Овсеенко, то его суммарное количество ещё более возрастёт. К тому же надо ещё заметить, что два полка — первый и четвёртый — так те вообще к моменту мятежа оказались разоружены не в полном объёме, так как по договорённости с большевиками несколько их батальонов находилось до конца мая по-прежнему к западу от Пензы, охраняя при полном боевом вооружении данный район от возможного прорыва немцев с территории Украины. А сколько ещё пистолетов и гранат чехословаки попрятали по разным потайным местам в своих эшелонах?.. Вот и получается, что они в период осенне-зимнего стояния на Украине насобирали в «закрома» почти двойной комплект боевого снаряжения. Запасливые ребята оказались, ничего не скажешь.

Ещё одним непременным условием пропуска чехословаков во Владивосток стало требование: немедленно убрать с командных должностей, а потом и совсем уволить из корпуса всех русских офицеров как потенциальных пособников контрреволюции. Данное распоряжение пришлось выполнить без всяких условий, но это вряд ли огорчило легионеров, поскольку в результате на освободившиеся высшие командные должности в корпусе были назначены, наконец, сами чехи из числа тех, кто хорошо зарекомендовал себя за весь предыдущий период боевых действий: Чечек, Сыровой и другие, а также выдавший себя за иностранца Сергей Войцеховский [382].

Вместе с тем в ходе исполнения данного распоряжения появились и многочисленные нарушения, проконтролировать которые советским властям было достаточно трудно, а посему некоторые офицеры, снятые в марте-апреле со своих постов, всё-таки не покинули корпус и вместе с бывшими подчинёнными поехали в теплушках дальше на восток. Так поступил, например, знакомый нам уже подполковник Борис Фёдорович Ушаков, инкогнито оставшийся в эшелоне ударного батальона и решивший вместе с чехословаками перебраться во Францию, для того чтобы там продолжить войну с Германией. Мало того, по дороге из Пензы на восток к легионерам с той же целью «прибивались» и другие русские офицеры, не имевшие никакого отношения к корпусу, но изъявившие желание вместе с чехословаками покинуть ставшую уже ненавистной Совдепию, что называется, до лучших времён.

4. Сибирский «анабасис» [383]

Так вот, согласно достигнутым договорённостям, 27 марта 1918 г. началось, наконец, организованное движение чехословацких

эшелонов по железной дороге в направлении Пенза-Сибирь-Дальний Восток, и уже через месяц, в конце апреля, первые батальоны второй дивизии (а именно её подразделения возглавили железнодорожную колону «анабасиса») достигли города Владивостока. Однако здесь их ждал неожиданный сюрприз: обещанных представителями Антанты пароходов для транспортировки в Европу в заливе Золотой Рог не оказалось. Более того, их там и не ожидали, по крайней мере, в ближайшее время. Таким образом, иностранные партнёры первыми нарушили условия мартовского трёхстороннего соглашения. Потихоньку-помаленьку, но в течение мая во Владивосток прибыло в целом около 14 тысяч чехословацких легионеров, и куда их девать — никто не знал. Их временно разместили в военных казармах, обеспечили продовольствием, организовали досуг [384], и, тем не менее, обстановка во Владивостоке накалялась с каждым днём (ведь даже одно ружьё, по весьма меткому замечанию А.П. Чехова, в конце пьесы обязательно должно выстрелить, а тут их скопилась — до двух-трёх тысяч, если не больше)…

Вместе с тем многочисленные проблемы с эвакуацией возникли не только во Владивостоке, но и в других местах — фактически на всём протяжении Транссибирской магистрали. Трудностей в условиях революционной разрухи действительно было немало, начиная отсамых мелких — бытовых и кончая вечными — гамлетовскими [385]. Ну, во-первых, продовольствие. В Сибири деревни и сёла располагались не одна близ другой, как в Украине, а на расстоянии порой дневного перехода, а то и больше. Зная о подобного рода трудностях, представители ЧНС по окончании мартовских переговоров со Сталиным, ещё находясь в Москве, весьма предусмотрительно заключили договор со столичным Народным банком о кредите и другой посильной помощи со стороны сибирской кооперации в деле продовольственного обеспечения корпуса. Это значительно облегчило чехословакам решение вопросов, связанных с питанием. Сразу отметим, что попутно в конторах сибирских кооперативных союзов доверенные лица от легионеров входили в контакт с представителями подпольного антибольшевистского сопротивления и завязывали с ними весьма доверительные отношения.

Ещё одной проблемой, остро вставшей перед чехокорпусом во время его передвижения во Владивосток, оказалась нехватка железнодорожных локомотивов. Значительная их часть находилась в полностью изношенном за годы войны состоянии, поэтому не могла уже использоваться. А те паровозы, что ещё хоть как-то бегали после бесконечных ремонтов, были задействованы для более неотложных дел: доставляли, в частности, продовольственные эшелоны из Сибири в голодающие районы Центральной России, а также перевозили освобождаемых из заключения, согласно Брестскому мирному договору, военнослужащих германской и австрийской армий. Более того, иногда, когда, наконец, удавалось вытребовать у местных властей какой-нибудь свободный локомотив, порой случалось так, что не сразу представлялось возможным найти ещё и полностью укомплектованную паровозную бригаду, а также топливо. В таких случаях чехословакам приходилось самим заготавливать себе дрова, а потом ещё и становиться за управление паровозом… благо опытные машинисты в их среде тоже имелись.

Вдобавок ко всему прочему в конце апреля вскрылись реки Амурского бассейна, вследствие чего проезд по железной дороге от Читы до Благовещенска стал на некоторое время просто физически невозможен. Эта часть Транссибирской магистрали и раньше-то могла пропускать не более одного чешского эшелона за двое суток (!), а теперь и вовсе… В условиях природного катаклизма, когда повсюду разлились вышедшие из берегов водные потоки, на две недели как минимум, а то и больше всяческое движение на Благовещенск полностью прекратилось. Оставалась, правда, в качестве запасной ветка КВЖД, по ней можно было доехать до Харбина и оттуда опять же по железной дороге добраться до Владивостока. Но здесь, так же как и на Северном Кавказе, вовсю разворачивалось в то время антибольшевистское повстанческое движение. Таким образом, даже в самом крайнем случае советские власти вряд ли допустили бы чехословаков на территорию белогвардейской уже по сути КВЖД.

И, тем не менее, всё-таки не разливы амурских речных притоков повлияли на суть вновь возникшей проблемы с эвакуацией легионеров. Главная причина состояла в том, что в начале апреля, кода уже началось движение эшелонов в глубь российских восточных территорий, во Владивостоке высадился сравнительно небольшой, но достаточно дерзкий японский десант. Он наделал столько политического шума, что Москва даже начала готовиться к отражению широкомасштабной военной интервенции со стороны Антанты. И в то же самое время, напомним, из Маньчжурии выступил со своим отрядом, значительно усиленным за счёт иностранных союзников, атаман Семёнов. Так что в общем и целом теперь и на востоке России создалась вполне реальная военная угроза, с которой советскому правительству необходимо было считаться в любом случае. А тут ещё и кочующий по просторам Сибири, по-прежнему достаточно хорошо вооружённый иностранный корпус («… и имя ему — легион»). В связи с этим большевики сразу же предприняли ряд неотложных мер для того, чтобы в очередной раз перестраховаться и обезопасить себя от потенциальной чешской угрозы.