День освобождения Сибири

В августе 1917 г., изрядно потрёпанная в боях под Зборовым и Тернополем чехословацкая бригада, в составе 3-х полков, была отведена на отдых в район Бердичева и Житомира (правобережье Днепра). А в это время в тылу, на Полтавщине (днепровское левобережье), формировались осенью 1917 г. пять новых полков Чехословацкого корпуса. Таким образом, всё шло как бы своим чередом, и дальнейшие события не предвещали для легионеров никаких осложнений, не случись в ночь с 25 на 26 октября (по старому стилю) в Петрограде социалистической революции.

3. В тисках новых обстоятельств

После заключённого вскоре новым большевистским правительством перемирия с Германией чехословацкие части сразу же превратились для России в большую, в 40 тысяч личного состава, и очень непростую проблему. Сначала, правда, этот славянский корпус, как и весь Юго-Западный фронт, отошёл по наследству к самостийной Украине, которая в своих четырёх универсалах [377] к 11 января 1918 г. провозгласила полную независимость от бывшей Российской империи. А 15 января стараниями представителей Антанты чехокорпус официально объявили составной частью французской армии на правах иностранного легиона, и даже начали содержать за счёт поступивших из-за границы средств.

Более того, есть данные о том, что ещё во время политического совещания в Яссах (Румыния), проходившего в конце ноября 1917 г., союзники приняли решение выделить на содержание корпуса

15 миллионов рублей. Вследствие этого для советского правительства России проблема неприкаянного корпуса оказалась некоторым образом на время закрыта. Однако, как показали дальнейшие события, это было далеко не так. На самом деле, согласно секретному соглашению, достигнутому там же, в Яссах, чехословацкие легионеры за ссуженные им Антантой деньги обязывались не только продолжать боевые действия против немецких и австрийских войск, но и включиться, если потребуется, и в вооруженную борьбу с большевиками (заявления Масарика о политическом нейтралитете чехокорпуса там, на высоком верху, — в правительственных кабинетах стран Антанты — никто на тот момент в расчёт уже, естественно, не принимал).

Если говорить не только о политических, но и о бытовых условиях, то надо заметить, что в целом легионерам жилось в тот период на Украине, по всей видимости, в общем-то достаточно неплохо. Хотя, как сообщают хроникёры, им в зиму 1917–1918 гг. пришлось изрядно поголодать, так что вроде бы как даже порой и до употребления лягушек доходило дело. Но опять-таки лягушки, а точнее их лапки, как известно, — один из деликатесов французской кухни (в том числе, может быть, даже и армейской), и это во-первых. Ну, а во-вторых, с пятнадцатью антантовскими миллионами (более миллиарда на наши деньги) да на сытной Украине и сидеть голодом — в такое что-то верится с трудом. Кроме самого вкусного в мире свиного сала в славящейся своим хлебосольством Малороссии, даже в то — военное — время много чего можно было раздобыть из съестного, а если за хорошие деньги — так и тем более. Причём, если учесть, что украинские сёла уже тогда порой располагались друг подле друга почти в шахматном порядке, и где кончалось одно, там сразу же начиналось другое, то получалось, что за продуктовыми наборами интендантским командам и выезжать-то особенно никуда далеко не приходилось — всё находилось очень близко, что называется, под рукой. Таким образом, в период объявленного большевиками почти трёхмесячного перемирия с Германией свободного времени, как и денег, у легионеров вполне хватало, для того чтобы обеспечивать себя не только продовольствием, но вдобавок к этому и ещё кое-чем.

В условиях наступившей после двух подряд революций временной вседозволенности, из частей, в том числе и Юго-Западного фронта, началось массовое дезертирство военнослужащих Российской армии. Солдаты спешили в свои деревни делить обещанную большевиками барскую землю, ну а офицеры в то же самое время в массовом порядке бежали на юг России, в Добровольческую армию генералов Алексеева и Корнилова, для того чтобы организоваться и вернуть назад ту самую потерянную землю, а вместе с ней — прежние сословные привилегии, возродить попранную «жидами-большевиками» православную веру и пр. В результате прямо на прифронтовых полях и в цейхгаузах резервных частей оставалась масса брошенного и бесхозного оружия, которое чехи, оказавшиеся, ко всему прочему, ещё и весьма практичными людьми, стали аккуратно собирать, где прикупать, а где и просто, за здорово живешь, как говорится, прибирать к рукам. Ну не пропадать же добру, в самом-то деле.

За этими праведными занятиями потихоньку-помаленьку подошёл февраль 1918 г., и тут случилось то, чего легионеры опасались больше всего. Видя, что большевики намеренно затягивают процесс с подписанием мирного договора, немцы решили их немного поторопить и в конце указанного месяца возобновили боевые действия на восточном фронте. В результате Российская армия, полностью деморализованная революционной анархией, безначалием и дезертирством, сразу же опрокинулась и начала отступать на всех участках, в том числе и на Украине. В Ровенской области в районе

г. Сарны (северо-запад Украины) наступающие немецкие части прорвали фронт, захватили город, после чего погрузили несколько полков в эшелоны и двинулась в глубь украинской территории на Коростень-Киев. Серьёзно обеспокоенные возникшими чрезвычайными обстоятельствами, военнослужащие чехословацкой бригады, по-прежнему дислоцировавшейся на правобережье Днепра, в тот же день, поскорей собрали что называется свой «нехитрый» скарб и скорым маршем направились… нет, не навстречу врагу, а совсем в противоположную сторону. Драпанули, в общем. А с другой стороны, был ли им резон опять одним отдуваться практически за весь фронт, как в июле прошлого года под Зборовым?

Однако надо заметить, что отступить на восток в быстром темпе легионеры всё-таки не смогли: накопленное имущество, главным образом вооружение, которым они предельно основательно запаслись (на несколько военных кампаний вперёд), чрезвычайно замедлило их движение. Железнодорожных составов для этой цели в достаточном количестве сразу же найти им не удалось, поэтому значительную часть обмундирования, оружия и боеприпасов они погрузили на подводы, после чего одной, двумя лошадиными силами очень медленно двинулись на восток в направлении Киева. А немцы, создавалось такое впечатление, словно бы задались только одной единственной целью — догнать чехословаков, окружить их, взять в плен, да и перевешать всех за «измену родине» [378].

Лишь 2 марта легионеры достигли Днепра, и здесь им опять же, вследствие обременённости военным имуществом, с большим трудом удалось переправиться чуть севернее столицы Украины на левый берег и двинуться дальше в направлении станции Бахмач (170 км северо-восточнее Киева). В то же самое время полки второй дивизии корпуса, погрузившись в железнодорожные составы, перекочевали с Полтавщины сначала поближе к Киеву на станцию Гребёнка, а потом также направились к Бахмачу. Причём у них по пятам в точно таких же железнодорожных эшелонах следовали передовые немецкие соединения, так что и этим чехословацким частям приходилось вести постоянные аръергардные бои, которые выпадали главным образом на долю ударного батальона под командованием подполковника Бориса Фёдоровича Ушакова.

Когда где-то числа 7 марта, легионеры второй дивизии прибыли, наконец, на станцию Бахмач, то оказалось, что полков первой дивизии, отступавших с конца февраля из-под Житомира, там всё ещё нет, в то время как немцы весьма значительными силами уже достигли данного района и начали осуществлять операцию по окружению и уничтожению частей Чехословацкого корпуса. В тех неотвратимо роковых условиях не обстрелянным ещё как следует военнослужащим второй дивизии ничего другого не оставалось, как принять, несмотря ни на что, полномасштабный бой с очень давним и до той поры пока более удачливым противником. В этот момент легионеры, то ли вспомнив боевые подвиги своих великих предков времён Яна Жижки, то ли просто от отчаяния обречённых, но проявили такую силу духа, такую стойкость и отвагу, что на целых четыре дня полностью заблокировали все подступы к станции превосходящим силам врага.