Этническая история Беларуси XIX — начала XX века

Отправным пунктом формирования наций второго типа является появление ограниченного числа представителей недоминантной этнической группы, в среде которых начинают обсуждаться проблемы собственной этничности и потенциальной возможности формирования на ее основе нации. Рано или поздно им приходится сталкиваться с препятствиями на пути к будущей нации, которые они пытаются преодолеть за счет распространения представлений о значении и преимуществах сознания принадлежности к нации. Эту организованную активность М. Грох предлагает называть национальным движением. При этом он подчеркивает, что было бы ошибочным называть его националистическим. Национализм это мировоззрение, которое придает абсолютный приоритет ценностям собственной нации по сравнению со всеми другими ценностями и интересами. «Едва ли можно считать националистами, — считает он, — норвежского поэта Вергеланда, пытавшегося создать язык для своей страны, польского писателя Мицкевича, мечтавшего об освобождении своей родины, или, даже чешского ученого Масарика, который сформулировал и реализовал программу национальной независимости, после того как потратил свою жизнь на борьбу против чешских националистов» [359, с. 81]. Национализм действительно позже становится значительной политической силой в этом регионе, в такой же форме, как и в западных национальных государствах, как государственная политика, сопряженная с некоторыми иррациональными моментами.

Программа классического национального движения имеет совсем другую направленность. Его цель выражается в трех группах типовых требований, соотносимых с основными проблемами национального бытия. Это, во-первых, развитие национальной культуры, основанной на местном языке и его беспрепятственное использование в образовании, административной и экономической жизни. Во-вторых, это достижение гражданских свобод и политического самоуправления, первоначально в форме автономии и, в конечном итоге, полной независимости (обычно открыто выражаемой достаточно поздно). И, в-третьих, в создании полной социальной структуры, включая высокообразованную элиту, чиновников, предпринимателей, а также, если потребуется, свободных крестьян и организованных рабочих. Относительная приоритетность одного из этих лозунгов может варьировать в каждом отдельном случае. Но путь любого национального движения не может считаться завершенным до тех пор, пока все эти требования полностью не удовлетворены [359, с. 81].

Между начальным этапом и успешным завершением любого национального движения, по мнению М. Гроха, можно выделить три структурные фазы. Именно этот момент его концепции наиболее часто упоминается или используется в работах других исследователей, благодаря чему «фазы Гроха» стали почти что хрестоматийными. Критерием их выделения стали характер активности лидеров национального движения и степень распространения национального самосознания в масштабах этнической группы в целом.

Фаза «А» — начальный период, во время которого дпятгль-ность активистов направлена преимущественно на научное исследование и популяризацию осознания лингвистических, культурных, социальных и, иногда, исторических особенностей недоминантной группы. Вся эта активность обычно редко сопровождается какими-либо требованиями изменения положения вещей, носящими национальный характер. Более того, часть активистов вообще не уверена в перспективе превращения группы в нацию.

Фаза «Б» — период появления нового круга активистов национального движения, пытающихся мобилизовать как можно большее количество сторонников национального проекта. Они используют патриотическую агитацию для «пробуждения» национального сознания. При этом в рамках фазы «Б» выделяются две субфазы: субфаза «Б-1», когда деятельность активистов не имеет значительного успеха, и субфаза «Б-2», когда они обнаруживают все более восприимчивую аудиторию.

Фаза «В» — период, когда большая часть населения приходит к осознанию своей национальной идентичности, вследствие чего возникает массовое движение. Именно во время этой финальной фазы возникает полная социальная структура, что в свою очередь обусловливает дифференциацию движения на консервативно-клерикальное, либеральное и демократическое направления, со своими собственными программами [359, с. 81].

На основе корреляции фаз национального движения и конкретной политической ситуации М. Грох предлагает еще более детальную типологию национальных движений.

Тип 1 — вариант, когда национальная агитация (фаза «Б») начинается в условиях абсолютистского режима и добивается массовой поддержки в тот момент, когда рабочее движение уже способно заявить о себе самостоятельно. К этому типу М. Грох относит чешское, венгерское и норвежское движения, которые вступили в фазу «Б» примерно около 1800 г., а фазы «В» норвежцы достигли к 1814 г., чехи и венгры — к 1848 г.

Тип 2 — вариант, когда национальная агитация также начинается при старом абсолютистском режиме, а фаза «В» достигается значительно позже — во время конституционной революции. Такое развитие событий характерно для хорватов, словенцев, литовцев, латышей, словаков и украинцев. Отставание было обусловлено либо экономическими причинами, либо насильственной ассимиляцией. Так, хорваты достигали фазы «Б» примерно к 1830 г., а фазы «В» — 1880 г. Принудительная мадьяризация словаков после 1867 г., равно как и русификация украинцев, затормозила переход их движений на стадию «В».

Тип 3 — вариант, когда национальное движение добивается массовой поддержки в условиях старого абсолютистского режима. Такой вариант обычно приводит к вооруженному восстанию, как, например, у сербов, греков и болгар.

Тип 4 — вариант, когда начальный этап национальной агитации приходится на период конституционного строя и достаточно развитых капиталистических отношений. Национальное движение может достигнуть фазы «В» достаточно рано, как, например, во Фландрии, стране басков или Каталонии, или после достаточно длительной фазы «Б», или же вообще так ее и не достигнуть — как, например, в Уэльсе, Шотландии и Бретани [359, с. 82-83].

Столь значительные различия в темпах и конечной успешности национальных движений приводят М. Гроха к постановке едва ли не самого важного вопроса его исследования — почему одни движения более успешны, другие — менее, третьи — вообще не имеют успеха. Ответ должен начинаться с анализа начальной стадии национальных движений. При этом различия здесь куда глубже простого разделения на «государственные» и «безгосударственные» этносы. В рамках последнего, «безгосударственного» типа он выделяет, по крайней мере, еще четыре варианта.

Вариант 1 — наличие определенных реликтовых форм политической автономии как основания национального сопротивления, как, например, у венгров, хорватов, финнов и норвежцев в XVIII в.

Вариант 2 — когда «память» о прежней независимости или государстве может играть значительную стимулирующую роль в развитии национального сознания, как в случаях с чешскими землями, Литвой, Болгарией, Каталонией.

Вариант 3 — наличие более или менее сохранившейся традиции средневековой письменности, как, например, у финнов.

Вариант 4, характерный для словенцев, словаков, эстонцев, когда не было ни государственной, ни письменной традиции [359, с. 84-85].

Так как и такая форма анализа не позволяет дать исчерпывающий ответ на поставленный вопрос, например, о столь разительных отличиях между эстонским и словацким движениями, М. Грох выдвигает серию новых вопросов. В частности, почему чисто научный интерес в изучении какого-либо региона провоцирует эмоциональную реакцию? Или, каким образом региональный патриотизм превращается в идентификацию с этнической группой как с потенциальной нацией? В этом контексте он пытается протестировать национальные движения с позиций геллне-ровско-дойчевских постулатов о сопряженности национальных движений с развитием социальной мобильности и средств массовой коммуникации. По миопию М. Грохп тпкой инплия поппплппт выделить два противоположных варианта. Один иа них — регион Полесья с минимальной социальной мобильностью, слабыми связями с рынком и низким уровнем грамотности, и как результат с такой формой самосознания как «тутэйшыя». Аналогичная ситуация была характерна для Восточной Литвы, Западной Пруссии, Нижне-Лужицкой области и целого ряда балканских регионов [359, с. 86]. Однако, с другой стороны, есть полностью противоположные случаи Уэльса, Бельгии или Бретани, с высоким уровнем мобильности и развитой коммуникацией, но исключительно низкой отзывчивостью к национальной агитации.