Цивилизация Просвещения

Велик соблазн вслед за Верле определить хронологические рамки франкомании в Англии в отношении благоустройства жилища. Она возникает в 1730-е годы и длится 20–30 лет, «Хогарт и Цоффани не без иронии представляют обстановку в чисто французском вкусе». Английские посланники в Версале были в этом деле постоянными посредниками. И вот за Ла-Манш отправляются Делануа, Гурден, Леба. Ответный удар неоклассицистической эпохи — англомания в Европе в 60-е годы. Несомненно одно: Париж является единственным и первым по своей значимости центром Европы Просвещения. Его влияние, как законодателя мод и образца для подражания, охватывает в разные эпохи от 60 до 80 % европейского пространства. Мы видели, какую важную роль сыграли мебельщики: примерно половина французских художников, большинство жанровых художников, пейзажистов и анималистов, вышли из этого сословия; это самое лучшее доказательство общей роли мебели и живописи в искусстве оформления домашнего очага.

В начале XVIII века еще велика дистанция между столярами и краснодеревщиками. Они, конечно, тесно сотрудничают, но зачастую имеют разное этническое происхождение, смешанные браки между ними не приветствуются. «Этимологически столяр — это тот, кто вытачивает и собирает деревянные детали [97]… главным образом изготовляя мебель. Краснодеревщики [98] занимались в основном инкрустацией экзотическими сортами дерева, самым распространенным из которых поначалу было эбеновое дерево…» Со временем эти два ремесла, часто конкурировавшие, сблизились. Вот пример, и снова французский: «…грамоты Людовика XV, написанные в Версале в марте 1744 года и принятые парламентом 20 августа 1751 года, утверждают Привилегированное положение Сообщества мастеров столяров и краснодеревщиков центра, окраин и предместий Парижа» (П. Верле). Сообщества и братства обеспечивают тесную сплоченность гильдии; собрание, которое называют бюро, с 1776 года отстаивает цеховые интересы. Ученики, подмастерья, мастера; сыновьям или зятьям признанных мастеров и их вдов войти в цех легче, а учиться мастерству дешевле. Эта мощная структура не мешала существованию свободных ремесленников, пользующихся королевским покровительством. Король благоволил некоторым ярким индивидуальностям и позволил иностранцам закрепиться на своих позициях против воли корпорации. «Сыновья Буля остаются в Лувре до 1745 года. В мастерских Гобеленов нашли себе место столяр Жермен, краснодеревщики Дежарден, Обен, Джордж Райзнер; в Арсенале — Жан-Анри Райзнер, Молитор, а еще раньше Ж. Ф. Обен» (П. Верле). Сюда же следует отнести торговцев — «поставщиков двора». Некоторые краснодеревщики пользуются привилегией: Пьер Бернар, Йозеф Баумхауэр, Макре, Лоран Рошетт. Существованием все более многочисленных объединений свободных ремесленников в значительной степени объясняется феномен предместья Сент-Антуан: университет Сен-Жан-де-Латран, а тем более аббатство Сент-Антуан-де-Шан по традиции пользуются цеховой привилегией экстерриториальности.

«По происхождению и по рождению столяры и краснодеревщики как будто принадлежат к разным мирам…» Заметить это было для Пьера Верле немалой заслугой. Среди столяров из 130–140 семей известных парижских мебельщиков XVIII века только одна была иностранная: Сефер (возможно, искаженное Шеффер). Фамилии Делануа, Мишар, Карпентье, Булар, Шевиньи, Белланже, Дюпен и Деме звучат вполне по-французски. Совсем иначе обстоит дело с краснодеревщиками: из 240–250 фамилий треть — иностранные; значительная часть из них немецкого, голландского или нидерландского происхождения. Эта пропорция невероятно возрастает. За последние пять лет старого режима в Париже немцы получили звание мастера почти наравне с французами: Обены, Байер, Райцель, Шлихтиг, Эвальде, Рубештюк, Штюмпф, Фоерштайн, Гревених, а с другой стороны — Ансле, Анго, Бартелеми, Бюри, Комон, Кордье, Делэтр, Дуара, Дюбюиссон, Дюбю, Дюамель, Бон Дюран, Элём, Флеши, Фуро, Женти, Лелё, Пёти, Буден, Монтиньи. Среди столяров, особенно выделяющихся из общей массы в XVIII веке, отметим мастеров Фолио, мастеров Рубо, Делануа, Жоржа Жакоба, а среди краснодеревщиков — годро и Жубера, Райзнера, Лелё, Обена и Лакруа, Крессана. Работы Рубо по сей день остаются для нас лучшим оригиналом к иллюстрациям «Энциклопедии».

Инструментарий невелик, больше полагаются на руки, чем на инструмент. Сдержанность, самоконтроль и совершенное владение тем небольшим набором средств, который имеется в распоряжении, — таковы основные секреты успеха традиционного общества, которое, как уже говорилось выше, вот-вот должно было совершить рывок в технике: пилы для распилки и выпиливания, пилы со штифтом, ножовки, пилы с шипами или ровные, разные рубанки, фуганки, ножницы, стамески, зубила, напильники, угломер, циркуль, кувалда, молоток и самый обычный верстак. Поразительная экономия средств. Столяры используют лишь простые породы дерева, бук и орех предпочитают дубу; рябина, грушевое, черешневое дерево (за рядом местных исключений); дерево долго сушат, искусно обрабатывают.

Весь секрет, согласно Рубо, в распилке. Техника XVIII века по старинке предпочитает сборку на штифтах и пазах. Для отделки, декора, покраски, золочения, обивки столяр обращается к смежным ремеслам, и такой взаимосвязью объясняется частый переход от отца к сыну, от верстака к мастерской, от распилки к рамке для картины.

Инструментарий краснодеревщика богаче: ему также нужны пазники, нож для резьбы, штангенциркуль, разметчик, молоты для плакировки и для ковки, разнообразные тиски, зажимы и струбцины, большие зажимы и малые, так называемые ручные винты. Спектр материалов, напротив, очень широк: от розового дерева до амаранта, от фиолетового дерева (палисандра) к кайенскому, китайскому, индийскому дереву, золотисто-розовому дереву, оливе, красному дереву, лимонному дереву, черному дереву. Плакировка, и еще в большей степени маркетри, цель которых — имитация живописи, требуют большого искусства. Меняется искусство отделки; если бронза отходит на задний план, то искусство лакировки и полировки, напротив, продвигается далеко вперед под влиянием китайских и японских образцов, которые ввозят Индийские компании.

Внутренняя отделка стала гораздо разнообразнее по сравнению с относительной простотой XVI и даже XVII века. Все многообразие табуретов, складных стульев, х-образных табуретов, банкеток, стульев и кресел типа трона, массивных или легких в зависимости от иерархии комнат, для которых они предназначались. Более широкие кресла располагают к уютной беседе, соответствующей галантной атмосфере, — так появляется S-образное кресло, или двухместное канапе.

Но особое место в XVIII веке занимают канапе: более десяти видов. Кровати со стойками сохраняются лишь в плохо отапливаемых старомодных усадьбах мелкопоместного дворянства в далеких провинциях; по мере того как прогрессирует отопление, они уступают место спальным креслам, кроватям в польском стиле, оттоманкам. Что же касается шкафа, который в 1770—1780-е годы оттесняет сундук, изгоняет его в самую отсталую сельскую местность, то можно сказать, что его появление связано с изменениями в мировоззрении. В деревенском доме шкаф, куда теперь все аккуратно убирается, — это победа геометрически выстроенного пространства над сумбуром, методичного раскладывания по полочкам над хаосом темного сундука, куда вещи валятся вперемешку.

12. В кругу богатых и могущественных. Эволюция форм

А. Ножки кресел: 1 — регентство; 2 — Людовик XV; 3 — переходный период; 4 — Людовик XVI.

В. Подлокотники кресел: 1 — регентство; 2 — Людовик XV; 3 — переходный период; 4 — Людовик XVI.

Обстановка и отделка городского особняка — лучшие индикаторы изменений моды. Может быть, стоит отметить основные этапы эстетических преобразований. Мы видели, как почти незаметно происходил переход от стиля Людовика XIV к стилю Людовика XV, к долгой дорегентской эпохе, с 1680–1690 по 1710–1715 годы. Этот переход происходит благодаря расширению спектра, появлению новых моделей, и все это тесно связано со строительством больших городских особняков, с эволюцией форм. «Сама форма мебели быстро эволюционирует. До начала царствования Людовика XIV она соответствует средневековым традициям с исконными прямолинейными конструкциями. Смелые решения, которые позволяла серебряная утварь и которые были затем воплощены в мебели из позолоченного дерева, выгнутые и вогнутые ножки, округлые и изогнутые формы, которые становятся характерными для некоторых предметов мебели, например для комодов, конечно же, возникают во многом под влиянием изогнутых линий Берена и будут широко использоваться в XVIII веке» (П. Верле). Одним словом, мебель отражает и усиливает великий переворот форм на рубеже кризиса сознания. 1690—1700-е годы показались нам особенно важными в отношении внутреннего устройства престижного городского жилья. Мы восприняли это движение как распространение барокко, господствовавшего на большей части европейской территории, на те области, которые долгое время от него ускользали. В 1660—1680-е годы как минимум два фактора не позволяли мебели выйти за жесткие классические рамки: трудности сборки, то есть давление очень старой технологии, и роль Франции как поставщика роскошной мебели, — Франции, которая наряду с Англией оставалась последним прибежищем классических форм в безбрежном океане барочной пластики. Итак, эпоха Людовика XV — это двойное приспособление: приспособление меблировки к декору и формам внутренней архитектуры престижного жилья и при этом также приспособление Франции и Англии к традициям большей части континентальной Европы и средиземноморского барокко.