Юлий Цезарь. Политическая биография

Взятые в комплексе эти почести производят сильное впечатление, на что и было рассчитано. Относительно сообщения Флора можно сказать, что как магистрат Цезарь должен был сидеть на курульном кресле, а кресла магистратов делались из слоновой кости, иногда, будучи позолоченными. Диадема могла быть просто украшением. Сообщения Аппиана могут быть анахронизмом. Sacramentum in acta появилась 1 января 29 г. до н.э. при Августе, с 24 г. она стала регулярной (Dio, 51, 20; 53, 28). Сообщение Аппиана — единственное в своем роде, следов такой присяги не видно. Интересно упоминание посмертной присяги на “верность делам Цезаря” (in acta Caesaris) (Dio, 47, 18) 1 января 42 г. (Dio, 47, 18), что было нововведением триумвиров. Празднование юбилеев прихода к власти, 5, 10, 15 и 20-летия были обычаем императоров, но Цезарь не дожил ни до одного из своих юбилеев.

Почетные права и награды едва ли несли какую-либо смысловую нагрузку. Ни один римлянин не был равнодушен к знакам отличия, Цезарь не был исключением, что подчеркивает его чисто римскую ментальность. почетные титулы играли и негативную роль, вызывая раздражение непримиримой оппозиции и поток юмора со стороны городских острословов. Судя по общему тону сообщений, поток шуток и анекдотов в адрес стареющего диктатора, его любовных увлечений и Клеопатры был неиссякаем. Одной из мишеней был золотой венок, который, как утверждали, имел целью сокрыть лысину (Suet. Iul., 45). Это было вполне республиканское восприятие награды, и, быть может, эпизод с Луперкалиями (см. ниже) был попыткой свести на “нет” волну насмешек, а, возможно, и более серьезные обвинения.

В числе почестей было и переименование месяца квинтилия, в котором родился Цезарь, в июль (Арр. B.C., II, 106; Suet. Iul., 76, 2). Это новшество Цезарь принял. Сказалось ли здесь честолюбие правителя или скорее — честолюбие ученого, желавшего увековечить свое открытие? Более вероятно второе. Понятие “юлианский год” и “юлианский календарь” постепенно входили в обиход.

Последняя проблема, связанная с властью Цезаря — это проблема культа. Немецкий исследователь X. Геше, а за ним и С.Л. Утченко, признали сложный характер этого понятия и наличие двух форм культового почитания, обожествление и обоготворение. Первое означало присуждение божеских почестей без включения объекта в число государственных богов, второе — официально санкционированное государством включение его в этот состав. Обоготворение предполагает наличие культового имени, места культа и собственно функционировавший культ, существующий за счет государства ^{263}.

Говоря о Цезаре, можно обнаружить различные проявления культового почитания. Сакральные элементы власти были в его магистратурах. Так, трибунская власть была сопряжена с sacrosanctitas (καί το σωμα ‘ιερος ‘άσυλος ειναι) (Арр. B.C., II, 106). Сакральные моменты были во власти диктатора, в его ргаеfectura morum и почетных правах. Были и особые сакральные аспекты. Светоний упоминает о посвящении Цезарю храмов, жертвенников, изваяний рядом с богами, месте угощения для богов и даже учреждении храма и Луперков (templa, aras, simulacra iuxta deos, pulvinar, flaminem, lupercos, apellationem mensis). Согласно Плутарху, ему был посвящен храм Clementia (Plut. Caes., 57). Согласно Диону Кассию, в честь Цезаря делались надписи на храмах, ему же был посвящен и храм Юлия (Dio, 44, 5–6). Как полагает С.Л. Утченко, все элементы обоготворения были налицо, но окончательно процесс завершился только после его смерти ^{264}.

Информация авторов не всегда точна. Храм Юлия появился позже, a Clementia была самостоятельным божеством, хотя и связанным с Цезарем. Надписи на храмах были вполне обыденным явлением и могли иметь просто строительный характер, а четких сведений о каких-либо жрецах или луперках до 42 г. нет. Наконец, посвящение храмов, жертвенников и алтарей делались в отношении многих римских наместников. В сообщениях о каком-то необычном культе Цезаря очень много вымысла, ретроспекции и, наоборот, традиционной информации.

Между тем, культ Цезаря создавался по нескольким линиям без особого участия его самого. Светоний пишет, что люди, в значительной степени искренне верили в его сверхъестественную природу, хотя эта вера особенно усилилась после смерти (поп ore modo decernentium, sed et persuasione volgi — Suet. Iul., 88). Культ Цезаря создается одновременно как культ героя и как культ правителя. Невероятная популярность его в массах сохранялась и на последнем этапе, и у истоков принципата стояло культовое почитание великого полководца, политика и человека, сумевшего вывести Рим из кризиса и создать новое общество.

Это был своего рода мессианский культ и наличие сотерологических мотивов едва ли случайно.

Второй аспект культа — это персонифицированный в Цезаре культ государства. Е.М. Штаерман справедливо отмечает, что культ императора это не просто культ определенного бога или силы природы, это культ силы, ответственной за социально-политическое бытие личности ^{265}. Эта сила не была столь сверхъестественной, как боги, но во многом она была не менее грозной и часто — более отдаленной. Император воспринимается не только (и не сколько) как личность, сколько как воплощение и символ государства. Культ правителя становился культом сверхдержавы и, видимо, в этом и был заключен особый смысл культа императора в Риме и связанные с ним обязательные и репрессивные моменты. Особенно сильно эта государственность была выражена в культе Августа, и именно при нем культ императора стал культом государства.

Итак, в культе Цезаря сочетались три момента: преклонение перед личностью, намного превосходящей других, мессианско-сотерологические чаяния и, наконец, культ государства и правителя как его персонификация. В первом смысле особое отношение вызывали его интеллектуальные и политические способности, это был похожий на греческие аналоги культ личности, явно превосходящей других своими возможностями и преимуществами в разных областях, от личной храбрости в бою до разносторонних научных интересов. Второй аспект носил мессианский характер: образ защитника народа, великого и непобедимого полководца, спасителя государства и борца с несправедливостью. Наконец, при Цезаре начинает зарождаться культ нового римского государства. Как и всякий культ на своей начальной стадии, он имел свою специфику, сохраняя черты личностно-героического начала и еще не приобретая характер института. Христос и христианство, Мухаммед и ислам, Будда и буддизм, вероятно, могут дать очень характерные параллели. При Августе культ героя постепенно превращается в культ правителя, системы и государства.

Остается вопрос о том, какую систему создал Цезарь. В этой связи можно отметить наличие разных теорий принципата. Ранняя историография видела в принцепсе монарха, считая его носителем абсолютной власти, аналогичной власти монархов Западной Европы XV–XVII вв., затем появились теории “эллинистической монархии” и даже монархии “восточного типа” [71]. Наряду с этим появляется и устойчивое представление о принципате как о системе, скрывающей свою монархическую сущность под прикрытием республиканских институтов и идеологии [72].

Начиная с Т. Моммзена, устанавливается теория диархии, двоевластия принцепса и сената и традиции континуитета республики и Империи ^{266}. Многие ученые пошли дальше, считая принципат “восстановленной республикой”, т.е. республиканским государством с сильной магистратской властью ^{267}. Точка зрения других авторов (Кл. Миспуле, Г. Буассье, В.И. Герье, Э.Д. Гримм и др.) скорее сводится к определению принципата как монархии, созданной из соединения республиканских магистратур ^{268}.