Солдатами не рождаются (Живые и мертвые, Книга 2)

У него были странные, остановившиеся глаза, а рука со стиснутым, забытым между пальцами окурком подрагивала, как в ознобе.

29

Проволочные ворота возле барака были настежь распахнуты. У ворот стояла полуторка с прицепленной к ней дымящейся кухней. Около кухни топтался солдат.

- Что в котле? - спросил Росляков.

- Снег по второму разу растапливаю, товарищ военврач, - доложил повар. - В первый раз, сколько было, сахару засыпали, водой с сахаром поили, не дюже сладкой, правда. А теперь приказали бульонные кубики развести. Хотел гречневый концентрат заложить - не велели.

- Правильно, что не велели, - сказал Росляков. - Сколько напоили, по вашему расчету?

- По моему расчету, человек до шестисот. По полкружки давали. Но не все пьют... Даже воду принять в себя не могут.

- Довели людей, - сказал Росляков. - Не ходили, не глядели, какие они?

- А чего ходить, мне и отсюда видать, - горестно махнул рукой повар.

Росляков толкнул ногой дверь и первым вошел в барак.

Барак был невелик. Судя по нарам, охраны тут держали немного - человек двадцать. Сейчас в бараке было только трое наших. Двое - водитель в замызганном дочерна полушубке и старшина в шинели - при появлении начальства вскочили из-за стола, положив недокуренные самокрутки. Третий лежал на нарах плашмя, без шапки, свесив до полу руки.

Старшина доложил о себе, что он командир хозвзвода медсанбата 111-й дивизии.

- А где командир медсанбата?

- Докладывать уехал.

- Что уехал - знаю. Не вернулся еще?

- Никак нет, не вернулся.

- Видимо, не тянет обратно. А кого за себя оставил?

- Военврача Хрюкина оставил, но он приболел. - Старшина кивнул на неподвижно лежащую фигуру. - Припадок сделался.

- Что он, институтка, что ли? - сердито сказал Росляков.

- Как все бараки обошли, вернулись, и сразу, можно сказать, целая истерика. Даже на волю не вышли, прямо тут их и рвало. - Старшина покосился на лужу в углу барака. - Не выдержали, чего увидели.

Лежащая на нарах фигура пошевелилась; Росляков подошел и потянул ее за ворот шинели.

- Встаньте, чего разлеглись?

Человек спустил ноги и сел. Отвороты шинели у него были испачканы, и лицо было белое, как творог, с красными пятнами вокруг заплаканных глаз.

- Встаньте и доложите! - крикнул Росляков.

Человек в испачканной шинели попытался подняться, но не смог и плюхнулся обратно на нары.

- Не м-могу, - сказал он, нервно заикаясь. - П-прошу отозвать меня.

- Баба вы, а не военврач! - Росляков покосился на стоявшую рядом Таню и вторую женщину-врача. - Докладывайте вы, старшина, раз у вас начальство такое слабонервное. Бараки все обошли?

- Так точно.

- Сколько людей, посчитали?

- Живых около шестисот, - сказал старшина. - Товарищ военврач считал. Их не разберешь, кто живой, кто нет - по пульсу щупали.

- Ладно, ведите, - вздохнул Росляков. И, заметив, с каким сожалением старшина посмотрел на недокуренную, лежавшую на столе самокрутку, сказал: - Докуривайте.

Старшина поспешно сунул самокрутку в зубы и щелкнул зажигалкой.

- Курить, правда сказать, охота, товарищ военврач второго ранга. Весь табак нынче искурил... - И повернулся к шоферу: - Пойди мотор прогрей.

- Если прикажете, я сопровожу вас, - сказал сидевший на нарах врач и поднялся. Его заметно качнуло, и он еле устоял на ногах.

- Оставайтесь, - махнул на него рукой Росляков, - без вас обойдемся.

За бараком был второй ряд проволочных заграждений и еще одни проволочные, тоже настежь распахнутые ворота.

Впереди, шагах в пятидесяти, виднелся невысокий снежный бугор ближайшей землянки; несколько таких же бугров виднелось и дальше, слева и справа. А все пространство, почти от самых ворот и до черневшего в снежном бугре входа в ближайшую землянку, было покрыто трупами. Они лежали не на снегу, а были втоптаны в него, втрамбованы, потому что по ним уже давно ходили, и никак иначе ходить здесь было нельзя - трупы сплошь покрывали все пространство до самой землянки. Ледяные, полуголые, они лежали с закинутыми друг на друга руками и ногами, так что даже нельзя было разобрать, что кому принадлежит. И по этим трупам, уходя вбок, к стоявшему за вторым проволочным заграждением еще одному маленькому бараку, шла заметная, вдавленная тяжестью человеческих ног тропинка.

- Там у них, говорят, раздаточная была, пока еще пищу давали, - кивнул на маленький барак старшина.

Он сказал это, когда они все вместе, подойдя к первым трупам, остановились. Уже понимали, что сейчас придется идти по ним, и все-таки остановились, глазами выбирая свободное место, куда бы ступить. Но свободного места не было.

- Простите нас, товарищи, - глухим, не своим голосом сказал Росляков и, на секунду сдернув и снова надев ушанку, первым наступил сапогом на чью-то голую, обледеневшую спину.

Таня первые несколько шагов еще выбирала, старалась не ступить на голову или на лицо. А потом, не выдержав зрелища застывших, затоптанных, вывернутых мертвых голов, закрытых и открытых мертвых глаз, пошла, спотыкаясь, задевая за что-то, боясь только одного - упасть! - и все время неотрывно глядя вперед, на черневшую впереди дыру землянки.

Она шла по людям, шла по тому, что было раньше людьми. И каждый из них служил в какой-то части, и был откуда-то родом, и писал когда-то письма домой. И никто из них еще не числился в списках погибших, и, значит, каждого еще ждали. А они лежали здесь, вдолбленные в снег и лед, и никто никогда не узнает о них - кто из них кто! Потому что уже нет и не будет никакой возможности узнать это.

- А где ваши солдаты? - продолжая идти и по-прежнему не глядя под ноги, услышала Таня голос Рослякова.

- А моих солдат тут нету, - ответил старшина.

- Ну, санитары?

- Всех санитаров военврач по землянкам расставил.

- Санитаров расставил, а сам в обморок... - Росляков выругался.

Он первым дошел до землянки и с треском рванул завешивавший вход задубевший от мороза черный брезент. От нервного напряжения рванул так, что брезент сорвался вместе с доской. Росляков нагнулся и ступил вперед, в темноту.

И Таня, шедшая вслед, тоже шагнула за ним по загремевшему под ногами брезенту.

В землянке сразу со света ничего не было видно. Кажется, она была большая, далеко, в глубине, слабо горел огонь, пахло чем-то дымным и удушливым. Вдруг кто-то тонко и длинно застонал, и сразу стало слышно шевеление людей, их хрипы и вздохи.

- Санитар! Где санитар? - крикнул Росляков.

- Я здесь, - раздался голос совсем рядом.

- Брезент обратно потом пристроите, когда уйдем, - сказал Росляков, - а то ничего не видно. Холодно здесь? С мороза не разберу...

- Не так холодно, товарищ военврач, люди тепло надышивают.

- Сколько их тут? Считали?

- Посчитали, как пришли, - восемьдесят шесть было. Да трупов поболе двадцати. Они слабые все, последние дни, говорят, уже и трупы вытаскивать не в силах. Я бы повытаскал, кабы нас на землянку хотя по двое было...

- Живых надо вытаскивать, - сказал Росляков. - Трупы и тут полежат. Идите передо мной, а то я не вижу. Как бы не наступить на кого.

Все гуськом, один за другим, пошли вперед, на свет горевшего в дальнем конце землянки огонька.

- Большая землянка, - сказал Росляков.

- Они говорят, сначала поболе пятисот человек на землянку приходилось.

- А сколько землянок? Семь?

- Считали - семь. Одна пустая, то есть не пустая, а все померли. Живых не нашли.

- Надо еще раз проверить, как так - живых не нашли! - Росляков остановился и окликнул: - Кто там сзади, ближе к выходу, заворачивайте! Еще хотя бы две землянки на контроль возьмите - сколько там людей? Подсчитайте - и обратно в барак.

Таня слышала, как сзади нее люди повернулись к выходу из землянки, но сама пошла дальше за Росляковым. Они подошли совсем близко к огню, и она поняла, почему здесь так сильно пахло горелыми тряпками. На полу землянки на двух железках был пристроен котелок, а под ним слабым синим огоньком тлели обрывки ватника. Вокруг этого вонючего костерка полулежало несколько человек. А за ними темнели очертания других человеческих тел.