Севастопольская страда (Часть 1)

Затем он снял фуражку, оглядел ее, она была чуть заметно пробита; провел по голове над левым виском ладонью - кровь.

- Ваше превосходительство! Вы ранены? - подскочил к нему командир батареи капитан-лейтенант.

- Неправда-с! Ничуть не ранен! - Нахимов строго поглядел на него и надел фуражку.

- Вы ранены! Кровь идет! - крикнул обеспокоенный другой офицер, но Нахимов поспешно вытер платком щеку, по которой покатилась капля крови, и сказал ему:

- Слишком мало-с, слишком мало-с, чтобы беспокоиться!

В это время сзади молодцевато рявкнуло солдатское "ура". Нахимов оглянулся и увидел слезавшего с лошади Корнилова.

- Слишком много-с, слишком много-с - два вице-адмирала на один бастион, - пробормотал он, покрепче прикладывая к голове платок, но стараясь делать это так, чтобы не заметил Корнилов.

- Павел Степанович! И вы здесь! - прокричал Корнилов, здороваясь с ним оживленно, даже пытаясь улыбнуться.

- Я-то здесь, - несколько отворачивая голову влево, бросил в свою очередь и Нахимов. - А вот вы зачем-с? - и глядел укоризненно.

- Как я - зачем? - постарался не понять Корнилов.

- Дома-с, дома-с сидели бы! - прокричал совсем недовольно Нахимов.

- Что скажет свет! - шутливо уже отозвался на это Корнилов и взял из его рук трубу, так и не заметив, что он ранен.

III

Французские батареи, - с Рудольфовой горы и из первой параллели, которую удалось французам вывести в ночь на 28 сентября в расстоянии всего четырехсот пятидесяти сажен от русских укреплений, длиною до полуверсты, расположены были слишком близко, чтобы снаряды их не попадали в город, а дальнобойные орудия, стрелявшие калеными ядрами, выбирали своею целью корабли на рейде и деревянные дома в городе, чтобы вызвать пожары. То же назначение имели и конгревовы ракеты, пускавшиеся из особых ракетных орудий.

И пожары в городе начались, как это и предвидел Корнилов, по приказу которого из обывателей, инвалидов и арестантов образовано было несколько пожарных команд в разных частях.

Загорелся и сарай одного дома на Малой Офицерской, и Виктор Зарубин бросился его тушить.

Зарубины были в большой тревоге. Теперь уже Капитолина Петровна твердо решила бежать из дома и пихала в узлы из скатертей все, что попадалось ей на глаза, как всегда бывает с женщинами во время близкого пожара.

Она приказала Варе и Оле одеться; она помогла мужу натянуть шинель. Она кричала ему звонко:

- Что-о? Дождался? Вот теперь и... Дождался?.. Вот!

И капитан беспомощно глядел на нее, на детей, на окна, озаренные багровым отсветом, и не находил, что возразить, только открывал и закрывал рот, как рыба на берегу.

Но вот вбежал запыхавшийся, с потным лбом Виктор и закричал от двери:

- "Ягудиил" горит!

Этот крик сразу зарядил Зарубина боевой энергией.

- "Ягудиил"? Горит? - повторил он. - Зна-чит... зна-чит, и до рейда... до рейда достали?

"Ягудиил" был линейный корабль, трехдечный, восьмидесятипушечный, грозная морская крепость, давно и отлично знакомая Зарубину, и вот теперь эта крепость горела. Старик представил это, внимательно глядя в пышущее лицо сына, и сказал веско, тоном команды:

- Тогда пойдем!.. Ставни закрыть на прогоничи!.. Двери все на замок!..

Он даже выпрямился, насколько позволила сведенная нога.

- Я сбегаю за Елизаветой Михайловной! - вдруг забеспокоилась Варя. Пусть и она тоже с нами! - и тут же выскочила в дверь.

Она вернулась скоро. Она проговорила с ужасом в глазах:

- Прихожу, - денщик говорит: "А барыня давно ушли". Куда?.. Куда ушла? "Не могу знать... Ушли и мне ничего не сказали..."

Видно было, что она передавала свой разговор с денщиком Хлапониных слово в слово.

- На Северную все бегут переправляться! - сказал Виктор.

- Вот, значит, и мы... и мы туда тоже... на Северную! - скомандовал Зарубин.

Как раз в это время ядро ударило в сад, раздробив яблоню синап-кандиль.

- Выходи вон из дома! - закричал, ударив в пол палкой, капитан.

И все поспешно вышли, захватив только те узлы, какие были поменьше, забыв закрыть ставни на железные прогоничи и успев только запереть входную дверь.

Твердо опираясь на палку, капитан строго оглядывался по сторонам, как ведут себя неприятельские бомбы и ядра.

Чтобы попасть на Северную, где, - говорили так те, которые спешили рядом с ними, - было безопасно от бомбардировки, нужно было дойти до пристани, - несколько кварталов.

Виктор тащил свой узел, который сунула ему в руки мать, на поднятом локте так, чтобы можно было закрыться им, если встретится кто-нибудь из своих юнкеров: стыдно было.

Но никто не встретился, - все шли в том же направлении, как и они, к Графской пристани.

А ядра визжали над головами, звучно шлепаясь потом в стены и черепичные крыши. Из бухты же вслед за оглушительными выстрелами летели русские ядра им навстречу.

- Это "Владимир" и "Херсонес", - объяснял отцу Виктор. - Бьют по Микрюкову хутору, где англичане.

Старый Зарубин шел с большим трудом, но то, что свои пароходы посылают англичанам гостинцы, его ободряло.

- Ага, Виктория... Виктория... - бормотал он. - Повертись теперь!

"Ягудиил" же действительно горел, однако было видно, что его деятельно тушили матросы: рядом с черным дымом виднелся над ним белый пар и языки пламени то вырывались, то исчезали.

На пристани было уже очень людно.

Всем хотелось поскорее уйти от смерти, летавшей кругом. Тут были семейства интендантских, портовых и прочих чиновников, усиленно проклинавших себя теперь за то, что не отправили своих раньше. Многие говорили с решимостью отчаянья:

- Только бы до Северной добраться, а там - хоть пешком пойдем на Симферополь!

Более спокойные замечали:

- Да раз он такую пальбу затеял, то, пожалуй, на Симферополь уж и не пробьетесь.

Однако пробиться и на Северную сторону было тоже очень мудрено. Шлюпки у пристани были, но стояли на причале и без весел. Иные смелые перевозчики брали пассажиров, но оставшиеся на берегу с замиранием сердца и аханьем следили за тем, как люди пробирались мимо неподвижных и тоже как будто замерших бригов и горевшего "Ягудиила", ожидая, что вот-вот обрушится на них сверху граната или ядро.