Революция отвергает своих детей

— Если мы и не имеем для тебя грамоты почетного гражданина, зато у нас есть нечто другое, хоть и более скромное, но идущее от сердца, а именно, дорогой Вильгельм Пик, — рукопожатие, рукопожатие, которое имеет значение не только сегодня: оно должно длиться так долго, чтобы руки более не разъединились.

Несколько фотографов бросились вперед и сфотографировали эту сцену. Эта фотография была опубликована во всех газетах и журналах. Вечером в честь Пика состоялся прием во дворце Гогеншёнгаузен.

После двух часов приветственных речей официальная часть закончилась. Оркестры заиграли танцевальную музыку. Общество, чувствовавшее себя вначале очень связанно, рассыпалось по группам. Представлялась редкая возможность, поговорить не только со всеми руководителями КПГ, но и с крупными советскими партийными работниками, присутствовавшими на этом вечере в большом количестве. Многие политики, прежде всего из числа членов Христианско–демократического союза советской зоны и Либерально–демократической партии, использовали этот редкий случай.

Ко мне подошли и сказали:

— Пожалуйста, пойди к политическому руководителю городской комендатуры города Берлина. У него разговор с председателем ЛДП Кюльцем, и он хотел бы, чтобы ты переводил.

Мы сели за стол, стоявший в отдалении. Вначале я переводил слово в слово, а потом во мне проснулся политический интерес. Мне казалось, что заместитель коменданта Берлина по политической части был не достаточно вежлив с председателем ЛДП и порою употреблял неподходящие политические формулировки. Я начал облекать его фразы в более вежливую форму, а потом даже стал прибавлять иногда еще и от себя добавочные предложения. Я ожидал, что Кюльц будет рад красивым формулировкам и предупредительной манере высокого советского чиновника, но он становился все серьезнее и серьезнее. Когда заместитель коменданта встал на минуту, чтобы заказать напитки, Кюльц шепнул мне:

— Благодарю Вас, что Вы пытаетесь изобразить коменданта более любезным и от себя стараетесь как можно сильнее выразить идею единого фронта, но дело в том, что я немного понимаю по–русски… и в данном случае хотел бы слышать мнение коменданта слово в слово.

Вскоре после дня рождения Пика в наш отдел пришел особый приказ: «Немедленно издать учебную тетрадь, посвященную исключительно конференциям делегатов профсоюзов, которые предполагается провести в начале февраля 1946 года».

Я был весьма удивлен, так как я до сих пор еще и не думал об учебной тетради для конференции Объединения свободных немецких профсоюзов (FDGB). Мне было сначала непонятно, почему это вдруг стало придаваться такое значение этим вещам.

Несколькими днями позже мое удивление возросло. Даже мы, сотрудники ЦК, получили точную инструкцию, где и когда мы должны будем принять участие в выборах в профсоюзы.

— Эти выборы самые решающие и важные из всех тех, какие вообще имеются. Каждый голос драгоценен, — разъясняли нам.

Некоторые из нас, — в том числе и я, — были даже на скорую руку переведены в другие профсоюзы, чтобы иметь возможность отдать там свои голоса.

Все смотрели, как зачарованные, на выборы в профсоюзах.

— Пойдем сегодня и завтра вечером со мной, у нас там теперь делают политику! — пригласил меня Вальдемар.

Шмидт в берлинское руководство КПГ. В маленькой комнате сидели крупнейшие работники Берлинской парторганизации а также некоторые профсоюзные специалисты из ЦК. В середине комнаты сидел Ульбрихт.

В соседней комнате было налажено телефонное дежурство.

В каждой районе находилось по несколько работников, поставленных для связи с берлинским руководством. Им было дано распоряжение передавать нам сразу же все новости из районов. Беспрерывно приходили сведения о настроении и состоянии на производствах.

Ульбрихт был полон энергии. Вся обстановка производила впечатление военного похода.

— Сейчас же сообщите всем: выбирать только коммунистов, только коммунистов! Теперь решается все!

Через несколько минут вошел партработник из соседней комнаты.

— Товарищи не хотят. Они говорят, что договорились с социал–демократами составить руководство профсоюзов на равных началах. Наши товарищи должны по этому голосовать и за социал–демократов.

— Это сейчас совершенно исключено! Надо быть очень твердым — выбирать только коммунистов.

Работник передал распоряжение. Через четверть часа он пришел опять.

— Товарищи недовольны. Они говорят, что если мы не будем держаться нашей договоренности с социал–демократами, то мы разобьем единство.

— Чем больше мы будем иметь коммунистов в профсоюзном руководстве, тем единство будет крепче. Скажи им это, — был ответ Ульбрихта.

Партийная дисциплина была сильнее, чем желания и чувства товарищей, готовых к честному сотрудничеству во всех частях Берлина.

На выборах в профсоюзы в Берлине КПГ получила большинство голосов. Ульбрихт сиял, но товарищи, работавшие в отдельных районах Берлина, были очень огорчены.

— Этого нам товарищи социал–демократы никогда не простят. От них же не укрылось, что мы выбирали только коммунистов. Этими выборами мы разрушили плоды работы долгих месяцев.

А потом, когда руководство берлинских профсоюзов «установилось», членам СДПГ от имени фракции КП было великодушно предложено работать на паритетных началах.

— Если это было запланировано, — сказал мне один районный партиец, — то было бы лучше, если б мы держались нашей договоренности с социал–демократами. Мы достигли бы тех же результатов, но не разрушили бы доверия к нам на предприятиях.

Ульбрихту это было безразлично. Он все поставил на карту, чтобы продемонстрировать силу КПГ в профсоюзах, а затем предложил паритет, с целью привлечь на свою сторону крупных работников СДПГ.

Через несколько дней, 9 февраля 1946 года, я присутствовал на большой конференции профсоюзных делегатов всей зоны. Она мало занималась вопросами профсоюзов; как вскоре обнаружилось, конференция служила исключительно целям объединения. Принятием общей резолюции вопрос объединения был разрешен, тем более что 11 февраля большинством в Центральной комиссии СДПГ была проведена резолюция: «Вопрос объединения обеих рабочих партий по возможности скорее вынести на решение всех членов партии». Сепаратный съезд социал–демократической партии советской зоны должен был окончательно решить этот вопрос. Таким образом СДПГ отказалась от прежней установки — провести объединение по всей Германии.

— Все ясно, Вольфганг. Профсоюзная конференция решила вопрос. Объединение состоится вечером 22 апреля, — торжествовал днем позже Вальдемар Шмидт.

— Так уж точно не можешь даже ты этого знать, — сказал я.

— Нет, могу! Мы только что заседали с советскими друзьями и там все это было утверждено. Профсоюзная конференция дала нам эту возможность.

— А социал–демократы?

— Это все теперь пойдет, как по маслу!

У меня на душе стало несколько тревожно. Как я ни жаждал объединения, но было ли это верно: за два месяца вперед — в середине февраля — на закрытом заседании предрешать день и час, когда именно сотни тысяч коммунистов и социал–демократов целой зоны должны объединиться в единую партию?

А потом опять нашлось успокаивающее оправдание: создание единой партии из коммунистов и социал–демократов дает, в конце концов, основание питать большие надежды, что многое, что меня до сих пор в Советском Союзе и в зоне разочаровывало, может быть преодолено. Действительно ли так уж важно, при таком историческом решении, что бы все прилагаемые методы были полностью безукоризненными? Разве не были опубликованы официальные заявления о новом, характере будущей партии? Разве не был принят тезис Аккермана об особом немецком пути к социализму? Не было ли это все, — говорил я себе, — гораздо важнее, чем некоторые тактические отклонения?

ПУТЬ К ОБЪЕДИНЕНИЮ

26 февраля 1946 года состоялась вторая общая конференция партийного руководства СДПГ и КПГ всей зоны. На этой конференции, в которой принимало участие тридцать руководящих товарищей — представителей обеих партий — было постановлено созвать съезд, посвященный объединению партий на 21 и 22 апреля. Одновременно был опубликован проект текста, трактующий принципы и цели организации, а также устав будущей Социалистической единой партии Германии (СЕПГ). Таким образом, началась «третья фаза объединения», как она называлась официально. «Первая фаза» — период сотрудничества, — продолжалась с июня 1945 года и до конференции 21 декабря 1945 года. Под «второй фазой» понимали время с 21 декабря 1945 года по 26 февраля 1946 года.