В окопах Донбасса. Крестный путь Новороссии

Приехали к штабу. И только вылезая из мотолыжки, я увидела, кого же мы спасли. Это были бойцы Спецназа ДНР, с которыми мы служили летом. Боец с позывным Твист, увидев меня обрадовался, как пушинку, снял с брони и обнял. Мимо нас к штабу прошел командир танкового батальона, и наш Красный не очень лестно отозвался о его людях. Тот кинулся на парня, но вмешались спасенные нами бойцы и все вместе пошли в штабной домик. Там наш сыночек рассказал, как все было на самом деле. Комбриг орал так, что дрожали стекла. Красный как рак командир танкачей вылетел на улицу, зло посмотрев в нашу сторону.

Отвезли на медпункт раненых ребят, там им оказали необходимую помощь и отвезли в больницу. Гражданских — в эвакопункт в Горловке. Пользуясь затишьем, мы немного передохнули у ребят. Ближе к ночи поступил приказ начштаба прибыть в штаб для получения новой задачи. Нужно было скрытно провести еще одну колонну нашей техники. Дневные передвижения были замечены противником, и приходилось ехать ночью. Дорогу уже начали пристреливать. Танки провели. От брода приходилось каждый проводить отдельно, чтобы никто не потерялся в темноте. Эта карусель закончилась под утро. Прибыли мы в штаб доложиться. Пока Юра беседовал с офицерами, я присела в уголочке на табуретке и задремала. Проснулась от того, что кто-то меня тихонечко тронул за плечо. Это был один из офицеров штаба. «Ангел, тут рядом комната с диваном. Идите отдохните». Нам с Юрой предложили чай и бутерброды. После этого сняла разгрузку и берцы и отрубилась. До утра оставалось несколько часов. Красный спал в МТЛБ.

Утром, пользуясь случаем и благосклонным отношением к нам командования, Юрий в очередной раз попросил комбрига уволить ротного, чтобы дать возможность оформить официально Андрея Викторовича, который фактически вел всю работу и еще выезжал на дежурства в медпункт. Рассказал так же о претензиях со стороны местного МГБ. Комбриг и начштаба заверили нас, что разберутся. Начальником штаба тогда был офицер с позывным «Путник». Он пришел одновременно с предыдущим генералом, и мы его довольно неплохо знали и уважали за порядочность и честность, за профессионализм. Позже мы узнали. что в беседе с сотрудниками горловского МГБ комбриг сказал следующее: «Пока Евича не трогайте, а как закончится активная фаза боевых действий, можете арестовать». А нашим друзьям из Донецкого МГБ местные сказали, что такой приказ поступил им из штаба корпуса: нарыть компромат на расстрельную статью. Видимо, мы очень сильно кому-то мешали.

Не хочу, чтобы у читателей сложилось превратное мнение, что мы с Юрой такие «белые и пушистые», а все остальные — мерзавцы. Мы не идеальные, может быть с чьей-то точки зрения, мы тоже что-то делали не так. Но мы хотя бы делали. Не ошибается только тот, кто ничего не делает. И хорошими для всех быть мы не можем. Приоритеты у всех разные. Мы пришли защищать Родину и воевать так, как мы считаем правильным для себя. Очень многих командиров, гораздо более достойных и уважаемых, чем мы, тоже подвергали гонениям. Некоторых уничтожили физически, некоторые ушли сами, не желая участвовать в этом беспределе. И очень обидно, что часть командиров, вместо того чтобы заниматься обучением бойцов, подготовкой к следующим войсковым операциям, создают свою «преторианскую гвардию», подчиняющуюся им лично и занимающуюся отжимом бизнеса, воровством и другими делами, далекими от деятельности, направленной на защиту Родины. Радует только то, что все-таки остались офицеры и бойцы, для которых понятие «Честь и достоинство» — не пустой звук.

В тот день мы еще раз выехали в Логвиново, по приезде доложили комбригу, что три танка, стоящие на высотке над Логвиново, остались без БК и горючки. Штабные приняли к сведению, но, как оказалось позже, никакие действия в этом направлении предприняты не были. Вечером мы уехали в Горловку. На медпункте в Углегорске был порядок, служба налажена, большого потока раненых пока не было, и мы уехали. Обстановка в коллективе накалялась, народ разделился на две части — «за Евича» и «против». Против были те, кто страшно не хотел ехать туда, поближе к передовой. Ротный вел свою подрывную деятельность, и она приносила свои плоды. Ещё бы — ведь «ломать — не строить»! А в своей деятельности по слому он пользовался активной поддержкой вышестоящего командования — прежде всего комбрига. Утром как всегда была пятиминутка, обсудили текущие вопросы, назначили дежурную смену на Углегорск. Поехали Юдин Александр Анатольевич и Игорь Корнеев. Юрий занимался документами, разными текущими делами, и в этот день мы не ездили никуда.

Утром следующего дня Юра поехал в горловский штаб с очередной порцией документов. Через какое-то время позвонил мне: «Срочно с Красным по-боевому. Выезжаем в Логвиново». Нам два раза повторять не надо. Пока его машина привезла от здания штаба, мы уже были в МТЛБ со всем необходимым. Оказалось, ему позвонил доктор Юдин и доложил, что по приказу генерала выехал на «Урале» за ранеными в Логвиново. По пути обратно они были атакованы противником. Часть раненых он отправил обратно в деревню, а с остальными ведет бой.

Расстояние от центра Горловки до передовой позиции километров 60. Сами понимаете, броня — это не «Мерседес» и дороги не хайвей. Подъехав к высотке над Логвиново, увидели столб дыма. Что-то горело. Юрий вылез на пригорок, чтобы посмотреть в бинокль. Я подняла люк десантного отсека и тоже осматривала окрестности. И тут услышала автоматную очередь и точные попадания в плоскость «мотолыги». Причем били кучно и с равными промежутками времени между очередями Это говорит о том, что работали грамотно, парами, прикрывая друг друга. Юрий скатился с горки, крикнули стоящим здесь же танкистами: а вы чего не стреляете? А у нас нет ни БК, ни горючки. Оказалось, что наш неоднократный доклад в штабе был просто проигнорирован. Либо это было сделано намеренно. Красный и Юра начали отвечать из автоматов, бросили гранаты. Я метнулась к пулемету. Кто служил, тот знает, проход с десантного отсека к месту пулеметчика рассчитан на очень миниатюрных людей. А если на тебе зимняя форма и разгрузка с рожками, то это проблема — быстро туда нырнуть. Села, включила электроспуск и уже взяла в руки рацию, чтобы спросить у Юры направление для стрельбы. Он сам откликнулся по рации. Попросил открыть задние люки. Они с Красным расстреляли по два рожка, бросили гранаты, и противник отошел. Им не видно было, сколько нас, и поэтому рисковать они не стали. Это нормальная натовская тактика — не вступать в бой, если есть реальный шанс погибнуть. Немного переведя дух, Юрий позвонил по телефону начштаба и доложил обстановку. «Путник» ответил, что в нашу сторону направляются танки, и попросил встретить их у брода и проводить. Что мы и сделали. Довели их до места, и они рассредоточились по полю. Приятно было наблюдать горящий БТР и ЗУшку. Еще один подбитый БТР уходил без боя.

Мы вернулись на пригорок, посмотрели обстановку и спустились в деревню. Там горело все, что еще не успело сгореть до этого. Повернулись тылом к нашим бойцам и начали грузить раненых. А Красный в это время отстреливался из пулемета по снайперу. Ребята сказали, что не давал, гад, головы поднять. То ли его скосила пулеметная очередь, то ли успел уйти, но больше не стрелял. Потом нас накрыли кассетными снарядами и некоторых ребят посекло и оглушило. Под огнем противника и под прикрытием наших танков мы буквально за полчаса сделали четыре рейса туда и обратно. Вывозили ребят с деревни на высотку, к минометной батарее, которая стояла немного дальше, чем «пустые» танки. У них взяли «Урал» и отправили раненых в Углегорск. Самых тяжелых везли в «мотолыге». Оказывала помощь обгоревшему танкисту, он на меня смотрит и говорит: «Девушка, я вас помню, вы на днях на нас так кричали!» Он даже не понял, что кричала я не на них, а на своего мужа. Но посыл они поняли правильно. Оставшимся бойцам отдали часть своего БК и поехали.