Мемуары «Красного герцога»

Она уехала 4-го числа, сопровождаемая дочерьми и всеми принцессами, провожавшими ее. При прощании с ними она так и не заплакала. Это объясняли по-разному, в зависимости от того, как к ней относились: одни тем, что она была потрясена обрушившимся на нее ударом, иссушившим слезы; другие – свойствами нации, к коей она принадлежала; те, кто хорошо к ней относился, – добродетелью и силой ума.

Некоторые утверждали, будто она была сама бесчувственность; а Люинь счел, что пламя мести сжигало ее сердце до такой степени, что вытеснило чувство жалости даже к самой себе; это утвердило его во мнении, что она никогда не простит его, а потому он постарался приложить все усилия, дабы помешать ей когда-нибудь вернуться к Его Величеству.

Она уезжала без внешних признаков сожаления, а большинство отнеслось к ее отъезду с радостью, поскольку маршал д’Анкр вызывал такую неприязнь у народа, что никакие беды Королевы не могли смягчить этой неприязни. Она вышла из Лувра, одетая просто, в сопровождении всех своих слуг с печатью грусти на лицах; и не было никого, кого бы эта скорбь, сродни похоронной, не потрясла бы.

Видеть Государыню, незадолго до этого полновластно правившую большим королевством, оставившей трон и следующей среди бела дня – а отнюдь не ночью, когда темнота могла бы скрыть ее несчастье, – через толпу, на виду у всего народа, через сердце ее столицы, было поистине удивительно. Однако отвращение, испытываемое народом к ее правлению, было столь стойким, что в толпе даже слышались непочтительные слова, и это было солью для ее душевных ран.

Четырьмя днями ранее супругу маршала д’Анкра препроводили из Лувра в Бастилию, а некоторое время спустя, по решению парламента, – в Консьержери; парламент опирался на письма Короля, адресованные двору, в которых он желал, чтобы ее, как и ее соучастников, судили в память о ее муже.

Когда она вошла ночью в Бастилию, ее прибытие наделало столько шуму, что Господин Принц проснулся и, узнав, в чем дело, почувствовал облегчение от того, что избавился от такого врага, как она. Однако когда ее увезли, чтобы предать суду, Господин Принц устрашился столь кровожадного начала нового царствования.

12 мая Король приказал опубликовать указ, в коем объявлял, что министры, давшие Его Величеству дурной совет, поступили против совести; в тексте было много противоречий. С одной стороны, указ признавал верность принцев и утверждал, что они и не могли поступить иначе, ввиду злобных замыслов маршала д’Анкра, использовавшего армию Его Величества, чтобы притеснять их; с другой стороны, указ свидетельствовал, что принцы вооружались незаконно и что они не должны были искать иной защиты, кроме как в справедливости Его Величества.

Его Величество прощал все деяния, совершенные принцами, возвращал им и их людям свое доброе расположение, отменял все указы, направленные против них, заключенные со времени подписания Луданского договора, и восстанавливал всех в их званиях и должностях.

Его Величество направил также послание к собранию Ла-Рошели, в котором прощал членов собрания за все, что они сделали против королевской власти, и дозволял каждому из них вернуться в свою провинцию.

Депутаты национального синода Витре явились к Королю 27 мая, чтобы засвидетельствовать радость, с которой они встретили смерть маршала д’Анкра и начало правления Его Величества.

Однако их спокойствие было недолгим; 2 июня епископ Макона на открытии Генеральной ассамблеи французского духовенства, проходившей в монастыре августинцев, сделал Королю замечание о нищете Беарнской епархии, а также сказал, что справедливость и милосердие не могут существовать друг без друга и что, начав свое правление с деяния, которое позволило ему заслужить прозвище Справедливого, он должен теперь обратить свое милосердие к этой бедной провинции, в которой множество городков и приходов, населенных по преимуществу католиками, до сих пор не имеют священников, дабы совершать таинства; и что церковные пожертвования оказались в руках у гугенотов и были использованы на содержание министров и их коллегий.

Сие замечание привело в замешательство всех представителей так называемой религии [151], постаравшихся умолить Короля оставить положение вещей таким, каковым оно являлось, и подтвердили все это еще раз в присутствии маркиза де Ла Форса, губернатора Беарна.

Однако это не помешало Его Величеству постановлением от 25 июня установить католические службы по всей территории Беарна и запретить гонения на католических священников и использование церковных пожертвований; тем не менее он выделил из доходов государства более значительную часть на содержание министров, регентов, послушников, заключенных и всех остальных, кого прежде содержали на церковные средства; во исполнение этого постановления Его Величество отправил к названным беарнским церквам послание с просьбой делегировать к нему депутатов, которые будут наблюдать за исполнением указа.

Вышеназванные собрались в Ортезе, откуда отправили Королю письмо с упреком, однако упрек сей был напрасным; ибо, несмотря на все противодействие, в сентябре следующего года Король издал эдикт относительно распоряжений церковными средствами в Беарне; как мы увидим, весь последующий год исполнение этого эдикта будет сопряжено с трудностями и приведет к падению во Франции партии гугенотов.

Если епископ Макона достиг цели, то и епископ Эрский добился неменьшего успеха в отношении запрета дуэлей: он так расписал этот грех и полагающуюся за него кару Господню, что Его Величество распорядился – дабы показать, что и данный эдикт будет строго выполняться, – отвезти тела дворян, незадолго до этого погибших во время поединков, в Монфокон.

Тем временем начался процесс над вдовой маршала д’Анкра; причем устроители процесса твердо решили приговорить ее к суровому наказанию. Хотели, во-первых, свести вдову маршала лицом к лицу с Барбеном, надеясь извлечь из этого какой-либо толк; ибо когда Королева, уезжая, настоятельно просила Короля и г-на де Люиня освободить Барбена, Люинь не нашелся, что ответить, кроме того, что прежде надо устроить Барбену очную ставку с вдовой маршала.

Однако Моден отправился к Барбену в Бастилию, и Барбен ответил ему, что, хотя вдова маршала замышляла дурное против него и желала ему зла, теперь он готов пролить свою кровь, дабы выручить ее из положения, в коем она оказалась; и поскольку положение обоих было незавидным, он хотел бы увидеться с ней, чтобы спросить, какие свидетельства она желает привести против него, утверждая, будто он хотел отравить Королеву, как мы говорили выше.

Этот ответ, свидетельствующий об искреннем расположении Барбена к ней, заставил их испугаться, что очная ставка между ними будет способствовать скорее доказательству в пользу необоснованности обвинения, нежели увеличит груз преступлений, который приписывали им; поэтому дело рассматривали без него; Барбен прослышал об этом и язвительно заметил Модену, часто навещавшему его с целью разузнать что-либо из разговоров с ним, что ему хватило разума не встречаться с вдовой маршала, так как в ответ на ее фантазии, направленные против него, он не сможет ответить ей ничем, кроме уверения в совершеннейшем почтении.

Наконец, то, что она женщина, и то положение, в коем она оказалась, не могут гарантировать ей защиту от оголтелого желания покончить с нею; в постановлении от 8 июля уже объявили ее мужа и ее саму преступниками, совершившими тягчайшие преступления против Божественной и земной власти, в связи с чем предали память о ее супруге вечному забвению, а ее саму приговорили к отсечению головы на эшафоте с последующим сожжением тела и головы; их дом возле Лувра подлежал сносу, а все их движимое и недвижимое имущество и драгоценности были конфискованы в пользу Короля; все, чем они обладали в Риме и Флоренции, также отходило Королю.

Однако это постановление было исполнено только в части, касающейся персоны супруги маршала д’Анкра, ибо имущество, принадлежавшее этой семье, перешло к их врагам, которые в знак своего продвижения по службе решили присвоить себе все, а именно: то, что, к величайшему неудовольствию народа, зависти вельмож, ущербу королевской казны, жалобам Люиня, маршал и его супруга собирали в течение семи лет, пока Королева покровительствовала им.