Ленин. Эмиграция и Россия

В России этот лозунг означает борьбу против царизма, за победу буржуазно-демократической революции как исторически неизбежного этапа на пути к революции социалистической. И вытекает из этого лозунга то, к чему зовет Ленин: “...наименьшим злом было бы теперь и тотчас - поражение царизма в данной войне” [120]. Такова тактика большевиков.

Ленин излагает ее в манифесте “Война и российская социал-демократия”. Он пишет его на основе своих же тезисов о войне и посылает Карпинскому для 33-го - первого после возобновления - номера “Социал-демократа”. От имени Центрального Комитета РСДРП он провозглашает: “Захват земель и покорение чужих наций, разорение конкурирующей нации, грабеж ее богатств, отвлечение внимания трудящихся масс от внутренних политических кризисов России, Германии, Англии и других стран, разъединение и националистическое одурачение рабочих и истребление их авангарда в целях ослабления революционного движения пролетариата - таково единственное действительное содержание, значение и смысл современной войны” [121].

Ленин разоблачает попытки империалистов выдать развязанную империалистическую войну за национально-освободительную, справедливую, оборонительную. Он выдвигает в манифесте те же лозунги революционного пролетариата, которые отстаивал и отстаивает в своих рефератах.

Проходит некоторое время. И с удовлетворением встречает Владимир Ильич сообщение из Стокгольма, что “ЦО получен и пойдет куда следует” [122]. А “куда следует” - это главным образом в Россию. Разными путями переправляют туда большевистскую газету.

В Петроград, Г. Петровскому, доставляют ноябрьским утром из-за рубежа письмо. А с ним - пару ботинок. Курьер - молодая латышка - предлагает сорвать с каблуков набойки. Проделав эту операцию, Петровский обнаруживает два экземпляра 33-го номера “Социал-демократа” с манифестом ЦК РСДРП “Война и российская социал-демократия”. “Собрали совещание...- расскажет Петровский.- Мы прочитали 33-й номер “Социал-демократа”, и я положил его в карман. Совещание уже заканчивалось, когда в квартиру ворвались полиция и охранники. Захватив нас неожиданно, они обыскали депутатов Ф. Н. Самойлова, Н. Р. Шагова и А. Е. Бадаева. Я и М. К. Муранов не дали себя обыскивать, часа 3-4 отстраняли от себя полицейскую банду и тем самым задерживали составление протокола, арест и обыск всей квартиры. Жандармский ротмистр и пристав несколько раз бегали к телефону, требуя помощи и директивы. Только когда приехал жандармский генерал с жандармами, нас схватили за руки и силой обыскали. Они были очень рады, когда нашли в моем кармане 33-й номер “Социал-демократа”...” [123]

Ноябрьским вечером Владимир Ильич узнает из газеты, что в Петрограде арестовано 11 человек... Что среди них 5 членов думской большевистской фракции. Верить ли этому? Может быть, газетное сообщение не соответствует действительности? Вечером же Владимир Ильич телеграфирует Карлу Брантингу - лидеру Социал-демократической партии Швеции, просит немедленно навести справки. “Беда, если да!” [124] - спустя несколько часов с тревогой пишет Ленин другому товарищу в Стокгольм.

Но приходит телеграмма от Брантинга: “...газеты подтверждают арест пяти депутатов” [125]. И Ленин снова пишет в Стокгольм: “Правительство решило, видимо, мстить РСДР Фракции и не остановится ни перед чем. Надо ждать самого худшего: фальсификации документов, подлогов, подбрасыванья “улик”, лжесвидетельства, суда с закрытыми дверями и т. д. и т. д.” [126]. Без подобных приемов правительство не добилось бы осуждения большевистских депутатов. Владимир Ильич предупреждает: “...работа нашей партии теперь стала во 100 раз труднее”. Но он полон уверенности: “И все же мы ее поведем! “Правда” воспитала тысячи сознательных рабочих, из которых вопреки всем трудностям подберется снова коллектив руководителей - русский ЦК партии” [127].

А несколько дней спустя - 1 декабря - Ленин читает официальное правительственное сообщение об аресте. Он тотчас же пересылает его в Женеву Карпинскому. Просит вставить в написанную ранее передовую статью подготовленного к печати номера “Социал-демократа”.

Несмотря на репрессии, ленинский манифест тайком распространяется по всей России. С него снимаются копии, делаются на них приписки, призывающие создавать и поддерживать новые нелегальные организации, пополнять их “новыми стойкими борцами за рабочее дело”.

“Колоколом маяка, указывающего верный путь в тумане” [128], называет манифест высланный с юга России в Сибирь рабочий Г. Васенко. “Набатом среди темной ночи, созывающим на борьбу всех честных пролетариев против кровавого безумия империалистической буржуазии, против предательства вождей II Интернационала, против национал-шовинизма” [129], признает манифест другой ссыльный - большевик Ф. Врублевский. “Мы стремились как можно лучше разъяснить нашим слушателям,- сообщает А. Додонова о беседах большевиков в клубе “Разумный отдых” - единственном уцелевшем в Москве легальном рабочем клубе,- основные ленинские положения: об империалистическом характере войны, о превращении войны империалистической в войну гражданскую, о поражении царского правительства в данной войне и т. д.” [130].

Номер “Социал-демократа”, в котором опубликован манифест, узнаем от питерского рабочего-металлиста, большевика Т. Кондратьева, “мы зачитали до того, что нельзя было уже больше прочесть, невозможно различить буквы от заселенности и ветхости этого номера”. Он пишет о том, что состоялось обсуждение манифеста в 1-м Городском районе столицы и “оно дало нам новую свежую струю, ободряло и окрыляло нас, зажигало наши сердца непреодолимым желанием двигаться дальше, не останавливаясь ни перед чем. Оно нас укрепило в мысли, что вся работа, проделанная нами, была по существу правильная...” [131]. Этот документ одобряют, а затем размножают на машинке большевики Путиловского завода. Его приветствуют большевики-железнодорожники Питера, рабочая группа Всероссийского страхового совета и другие.

Но не только русские социал-демократы должны познакомиться с большевистской программой. Ленин передает для Коллонтай: “...пусть поможет “двинуть” этот манифест на других языках” [132]. И спустя некоторое время она сделает запись в своем норвежском дневнике: “Вчера провела вечер с “молодыми” (норвежский “Союз молодежи”). Перевела им тезисы Ленина (ноябрьские). Дискутировали. Разъясняла. Чем больше вчитываешься в этот важный глубокий документ, тем положения Ленина яснее открывают путь. Это - не просто “анализ”, это тактика, это действие. Это политическая программа. Прежде всего во всех странах разрыв со всеми социал-патриотами. Разрыв решительный и безжалостный. Затем направить усилия рабочего класса в каждой стране, и прежде всего в странах воюющих, против собственной буржуазии. “Не сотрудничество классов”, как сейчас... а именно острейшая, беспощадная, открытая классовая борьба. Баррикады в ответ на войну. Это мне по душе” [133].

Однако при помощи не одной лишь Коллонтай намерен Ленин распространять в других странах манифест “Война и российская социал-демократия”. “...Удалось поместить 13 ноября сокращенное изложение манифеста в швейцарской газете “La sentinelle” (“Часовой”), выходившей на французском языке,- вспомнит Крупская.- Ильич торжествовал. Мы послали перевод манифеста во французские, английские и немецкие газеты” [134].

Уже разошелся тираж “Социал-демократа” с текстом манифеста ЦК РСДРП. Ленин запрашивает: “Не остался ли шрифт (неразобранный)? Оказалось, издали мало” [135]. Два дня спустя он вновь обращается в Женеву: “Пожалуйста, распорядитесь напечатать еще 1000 экземпляров...” [136]

А из разных мест приходят между тем к Ленину сообщения о том, что лидеры буржуазных и мелкобуржуазных партий обвиняют большевиков в антипатриотизме. Чтобы разоблачить клеветников, Ленин пишет статью “О национальной гордости великороссов”.

“Чуждо ли нам, великорусским сознательным пролетариям, чувство национальной гордости?” - спрашивает он со страниц “Социал-демократа”.

И категорически заявляет: “Конечно, нет! Мы любим свой язык и свою родину, мы больше всего работаем над тем, чтобы ее трудящиеся массы (т. е. 9/10 ее населения) поднять до сознательной жизни демократов и социалистов. Нам больнее всего видеть и чувствовать, каким насилиям, гнету и издевательствам подвергают нашу прекрасную родину царские палачи, дворяне и капиталисты. Мы гордимся тем, что эти насилия вызывали отпор из нашей среды, из среды великорусов...” [137]