Освободители

Капеллан отмечал, что Сан-Мартину «нравилось наблюдать, как развлекаются другие люди. Он понимал, что веселье, сердечная атмосфера банкетов и танцевальных вечеров необходимы при общении с людьми». Английский путешественник Самуэль Хай оставил описание одного приема, на котором присутствовал Сан-Мартин — «Ганнибал Анд»:

Привлекательный внешне, почти всемогущий, находившийся подолгу вдали от своей жены… Но молва, падкая на сенсации, не донесла до нас ни одной любовной истории, связанной с именем Сан-Мартина. Окружавшие его офицеры были женаты или имели подруг, он же в отсутствие своей возлюбленной Ремедитос оставался аскетичным холостяком.

До 1817 года у чилийцев вообще не было военно-морского флота. Для устрашения испанцев в районе Тихоокеанского побережья правительством Буэнос-Айреса был нанят британский морской адмирал Уильям Браун. Он действовал энергично и с определенным успехом. Сан-Мартин и Пуэйрредон сумели собрать пеструю флотилию под командованием аргентинского морского офицера Бланко Энкалады. Зарождающийся военно-морской флот Чили состоял из фрегата «Лаутаро», двух бригантин — «Пуэйрредон» и «Араукано» и корвета «Чакабуко». «Лаутаро» раньше назывался «Уиндэм», «Пуэйрредон» — «Агилой», «Араукано» — «Колумбусос», а «Чакабуко» — «Кокино».

В Вальпараисо была открыта школа для гардемаринов. Привлечь на службу матросов было трудно. Пираты Тихого океана платили матросам значительно лучше. К тому же перспектива легкой наживы привлекала людей на пиратские корабли.

Бланко Эскалада направил свою маленькую флотилию, состоявшую из тысячи двухсот человек, вниз по побережью — к испанскому анклаву Талькауано. Там они обстреляли и захватили фрегат «Мария Исабель». Им также удалось захватить два транспортных корабля у Вальдивии. Фрегат переименовали в «О’Хиггинс». Он стал флагманом чилийского флота.

Вскоре после этого Альварес Кондарко, посланный покупать корабли в Англию, приобрел «Камберленд». Ему дали новое имя — «Сан-Мартин». Кондарко нужно было сто тысяч песо. Но в его распоряжении оказалось меньше трети этой суммы. Этого могло хватить только на один корабль. Позднее скажут, что Сан-Мартин растратил остальные деньги. В действительности Альварес Кондарко совершил хитроумный трюк, чтобы заинтересовать продавцов. Корвет «Куратиус», переименованный в «Индепенденсья», был куплен у Соединенных Штатов посредником. Там же был куплен еще один английский корабль — «Графтон». Его обманным путем приобрел давний противник О’Хиггинса — Хосе Мигель Каррера. Когда выяснилось, что Каррера не может расплатиться за корабль, правительство Буэнос-Айреса вынуждено было возместить недостачу. Так Сан-Мартин заложил основы чилийского военно-морского флота.

Шпионаж также сыграл свою роль в операции Сан-Мартина против испанцев в Перу. Командующий эскадрой кораблей Боуэлс, британский капитан Тихоокеанского флота, был направлен вместе с майором Доминго Торресом для переговоров с наместником Песуэлой по обмену пленными. Однако на самом деле он стремился установить контакт с перуанскими борцами за независимость континента, которые в 1814 году в Куско совершили неудачную попытку свергнуть власть испанской короны. Самым выдающимся из них был Хосе де Ла Рива Агуэро. Он встал на пути не только Сан-Мартина, но и Боливара. Центр разведывательной операции Сан-Мартина находился на шхуне, пришвартовавшейся у побережья Перу. Шхуной командовал Альварес Хонте.

Одержимый одним стремлением — идти прямо на Перу, Сан-Мартин не принял участия в кампании по уничтожению опасного испанского анклава в Талькауано на юге. Он доверил эту задачу О’Хиггинсу и Лас-Эрасу, которые находились в окружении вечных интриганов братьев Каррера и их ненадежного союзника партизанского лидера Мануэля Родригеса.

На решение Сан-Мартина остаться в Сантьяго могли повлиять и проблемы со здоровьем, и его зависимость от опиума. Томас Гидо, верный слуга Сан-Мартина, отмечал, что «это лекарство, по мнению самого больного, было ему жизненно необходимо. Он не хотел слушать своих друзей, которые пытались заставить его отказаться от наркотика. Много раз я сам выбрасывал эти маленькие пузыречки. Но он не обращал внимания на разрушительное действие этих снадобий, а они медленно, но верно подтачивали его организм и угрожали психическому здоровью». Сын Пуэйрредона Мануэль, живший с Сан-Мартином некоторое время, будил его каждое утро. «Как только меня назначили будить его по утрам, — писал Мануэль, — он дал мне ключ от сундука, находившегося в его комнате, и попросил меня приносить ему маленький пузырек с густым зеленоватым лекарством, которое он выпивал одним залпом». Сам Пуэйрредон тоже пытался повлиять на Сан-Мартина, уговаривал не принимать опиум, но тщетно. Его враги рассказывали, что он еще и алкоголик, но эти слухи ничем не подтверждаются. Надежные источники свидетельствуют, что Сан-Мартин обычно выпивал не больше четырех стаканов вина в день. Впрочем, иногда в компании он мог выпить и больше. И тем не менее он был подвержен приступам депрессии, что, по-видимому, было следствием его привычки к опиуму. «Я вынужден оставаться в этой стране, — писал Сан-Мартин, — хотя ее красота вызывает у меня отвращение, но более всего — люди. Их природа несовместима с моими принципами. Здесь я постоянно нахожусь в плохом настроении, и это отравляет мне жизнь».

Как бы то ни было, но человек, которого воспринимали как лидера испано-американских патриотов, не смог предугадать, что произойдет в ближайшем будущем. В январе 1818 года пять тысяч хорошо вооруженных испанских солдат прибыли в Талькауано. Их прислал наместник Перу дон Хоакин де Ла Песуэла. Испанской армией командовал Мануэль Осорио. Казалось, что прежняя история, произошедшая с независимой Чили и закончившаяся поражением О’Хиггинса, вот-вот повторится из-за небрежности и самодовольства Сан-Мартина.

Однако способность собраться в трудный момент была отличительной чертой Сан-Мартина. Его реакция на высадку испанских войск была быстрой и впечатляющей. Чтобы объединить страну, он официально объявил Чили независимой от Испании. 12 февраля, в годовщину битвы при Чакабуко, О’Хиггинс сделал то же самое на юге. Сан-Мартин приказал О’Хиггинсу забыть о свойственной ему импульсивности и отступить за реку Мауле — в направлении Тальки. Туда будет подтянуто подкрепление, чтобы устроить испанцам ловушку. «Мы не собираемся уступать ни лье своей земли, и пока мы уверены, что вскоре сможем вернуть ее. Нам нужно сконцентрировать силы. Тогда мы будем непобедимы».

Сам Сан-Мартин тем временем занимался организацией резервной армии. В арсенал Сантьяго было доставлено четырнадцать тысяч копий — для раздачи гражданским лицам. После этого Сан-Мартин во главе своей армии отправился на юг. К середине марта армия Сан-Мартина объединилась с армией О’Хиггинса. В результате было образовано шеститысячное войско, состоявшее из трех корпусов. Оно численно превосходило испанцев, но уступало им в вооружении.

Сан-Мартин послал передовой отряд своей армии, состоявший из тысячи семисот кавалеристов, в атаку на испанцев. Вскоре кавалеристы столкнулись с серьезной преградой — огромной паутиной естественных рвов в районе Канча-Райада (нерукотворные «изборожденные поля»). Армия патриотов вынуждена была остановиться и разбить лагерь. Ночью 19 марта три роялистских генерала — Осорио, Ордоньес и Примо де Ривера — предприняли неожиданную атаку на армию патриотов. Огромная орда навьюченных мулов армии Сан-Мартина сдвинулась с места. Топот копыт посеял панику в лагере патриотов. О’Хиггинс, потерявший ориентацию в темноте, был тяжело ранен из мушкета. В смятении патриоты отступили. Логично было предположить, что роялисты предпримут марш на Сантьяго и нанесут сокрушительный удар Второй Чилийской республике.