Освободители

Сан-Мартин вечером 11 февраля осмотрел свои войска. Он решил атаковать ранчо со стороны дороги. На правом фланге командовал Солер, на левом — О’Хиггинс, чьи солдаты уже спустились с перевала Портильо. Солер должен был попытаться обойти испанцев с фланга и зайти к ним в тыл со стороны холмов Чакабуко, чтобы лишить их возможности отступить на юг в Сантьяго.

Ночью 11 февраля Сан-Мартин послал передовой отряд из двух тысяч человек вниз на холмистую местность, пересеченную быстрыми речками и покрытую зарослями мыльного дерева — кильяй. В зарослях можно было хорошо укрыться даже при свете луны. К рассвету они приблизились к лагерю врага. Испанцев было намного меньше, чем их противников. Элитным полком дивизии Талавера командовал генерал Рафаэль Марото. В его распоряжении были также «Карабинеры Абаскаля», «Драгуны Пенко», кавалерийская бригада под командованием полковника Альтеро и «Волонтеры Чилоэ».

Боевыми командирами Марото были способный Элерреага и Сан-Бруно, имевший огромное влияние на наместника и известный своей жестокостью. После битвы в Ранкагуа он лично расправлялся с пленными.

Сражение началось на рассвете 12 февраля. Для испанцев оно оказалось одним из самых кровавых. Сан-Мартин пошел на риск, приказав атаковать рано утром, когда еще не все его люди спустились с перевала. К бою было готово всего несколько пушек, а люди еще не восстановили силы после тяжелого горного перехода. Но Сан-Мартин опасался, что испанцы смогут получить подкрепление. Армия патриотов оказалась намного ближе к испанским позициям, чем было намечено. Начав атаку моста через реку Чакабуко, патриоты попали в тяжелое положение, но не отступили — они сражались яростно и решительно.

Внезапно, к своему ужасу, Сан-Мартин увидел большой отряд кавалерии, который, нарушив установленный план операции, шел в наступление на левый фланг и центр противника — прямо под огнем вражеских ружей. Как позже стало известно, О’Хиггинс, оказавшись на родной земле, не справился с эмоциями и принял поспешное, импульсивное решение — атаковать врага в лоб. Этот инцидент по сей день остается предметом жестоких споров между чилийцами, которые поддерживают О’Хиггинса, и аргентинцами, симпатизирующими Сан-Мартину.

О’Хиггинсу было приказано контролировать роялистов на их правом фланге (на востоке). Тем временем Солер, командовавший аргентинскими войсками, противостоящими левому флангу испанцев, продвинулся на несколько миль западнее. Его путь через предгорья Анд был медленным и трудным. Иногда аргентинцам приходилось передвигаться под огнем испанцев. На этом пути они потеряли два орудия, которые упали со скалы. Сан-Мартин страдал от сильных болей, поэтому принимал много опиума и был ослаблен. Но он все-таки верхом на коне преодолел горный хребет над Чакабуко и присоединился к Солеру. Там они решили, что О’Хиггинс должен преследовать отступающего врага вниз по крутому склону — вплоть до небольшой долины, расположенной восточнее занимаемой ими позиции. Но Сан-Мартин считал, что нельзя начинать серьезные наступательные действия, пока не подойдет войско Солера. Говорят, О’Хиггинс пренебрег именно этим приказом, когда совершил поспешную попытку вступить в бой своими силами.

Сам О’Хиггинс рассказывал, что дело было совсем не так. Его люди вереницей шли по узкой тропе. Вдруг он увидел, что испанцы прекратили отступление и вновь пошли вперед. О’Хиггинс выстроил своих людей на дне расщелины. Он понял, что дороги назад нет. Если они начнут подниматься обратно вверх по тропинке, то их просто перестреляют по одному. Другого выхода не было: пришлось остановиться. Испанцы открыли огонь по патриотам. Солдаты О’Хиггинса ответили, но их позиция была незащищенной. О’Хиггинс в отчаянии послал за помощью к Солеру. Но подкрепления не получил. Полторы тысячи солдат О’Хиггинса попали в очень тяжелое положение — испанцы оттесняли их все дальше. Заместитель О’Хиггинса полковник Крамер уверял, что есть только один шанс выжить в сложившейся ситуации — пойти в атаку. Более того, он настаивал, чтобы атака была начата немедленно, так как, ожидая помощи от Солера, они дадут врагу возможность сохранить силы и отступить в Сантьяго. А это будет провал всей наступательной операции. «Генерал, позвольте нам пойти в штыковую атаку», — настаивал Крамер. После недолгого размышления О’Хиггинс закричал: «Черт меня подери, если мы не сможем сделать это!» Он построил своих людей в две колоны и двинул их на дивизию Талавера, наступая на испанцев с правого фланга.

Сан-Мартин наблюдал за происходящим сверху. Он не знал, что О’Хиггинс находится в затруднительном положении, и приказал кавалерии под командованием Солера идти в атаку на левом фланге, как раз тогда, когда испанцы сконцентрировали свои силы против О’Хиггинса. Испанцы поспешно развернули свои войска в противоположном направлении, чтобы противостоять новой угрозе. Продвижение войск О’Хиггинса было остановлено, но не отброшено назад. Бой длился с утра и закончился только после полудня. Элерреага, лучший испанский командующий, был убит. Пытаясь выйти из осады, испанцы предприняли кавалерийскую атаку. Однако она была с легкостью отбита патриотами под командованием зятя Сан-Мартина, Эскалады.

Кавалерия Солера вновь пошла в атаку. Захватив несколько пушек и убив большое количество артиллеристов, патриоты нейтрализовали главное преимущество испанцев. Пехотинцы патриотов воспрянули духом. О’Хиггинс повел их в лобовую атаку, которая смела передовые позиции врага. Испанцы образовали квадрат, но их вновь начали оттеснять. Кавалерия Солера тем временем сумела зайти к ним в тыл, как и предполагалось по плану. Когда испанцы наконец решили отступить, то поняли, что окружены. Сан-Мартин, почуяв успех, не смог удержаться и, высоко подняв меч, бросился на коне в самую гущу боя. Оставшиеся в живых испанцы укрылись на ранчо.

В оливковых рощах и виноградниках продолжались рукопашные схватки. Патриоты одержали победу, после чего началось буквально истребление солдат противника. В результате 500 испанцев были убиты и 600 взяты в плен. Менее четверти испанских солдат удалось избежать расправы. Сан-Мартин в этом сражении потерял всего 120 человек убитыми. Столько же человек были ранены, и многие из них не выжили.

Когда все закончилось, Солер поскакал к О’Хиггинсу и набросился на него с руганью, обвиняя в том, что тот хотел оставить поле боя. Чилийский лидер потребовал, чтобы Сан-Мартин дал ему людей для преследования отступающих испанцев. Он уговаривал Сан-Мартина немедленно начать поход на Сантьяго. Сан-Мартин отказался, опасаясь атаки превосходящих сил испанцев. Столь характерная для Сан-Мартина осторожность на этот раз так рассердила командиров, что они всерьез стали критиковать его. Они были уверены, что испанцы, сумевшие избежать боя, завтра могут победить.

О’Хиггинс тоже считал, что, отложив наступление, Сан-Мартин погубит свое войско. Испанцы смогут отступить без боя, сохранив силы. Но, так или иначе, великая победа была одержана. Сан-Мартина убедили не откладывать наступление. Измотанный, он заснул в домике на ранчо. На следующий день собрали трупы и сожгли их на огромном погребальном костре.

Испанский капитан-генерал Марко дель Понте не принимал участия в битве. Узнав о поражении, он попытался бежать через порт Вальпараисо, но был схвачен. Через день после битвы при Чакабуко Сан-Мартин тайно прибыл в Сантьяго. Он принял дель Понте в его собственном дворце и сказал: «Сеньор генерал, позвольте пожать вашу белую руку». Это был намек на подозрения дель Понте относительно происхождения Сан-Мартина. Когда дель Понте символически предложил ему свою шпагу, Сан-Мартин холодно заметил: «Пусть эта шпага остается у вашего превосходительства. Тогда она не сможет причинить мне вреда». Генерал, отказавшийся сражаться, не вызывал уважения у Сан-Мартина. Под конвоем дель Понте был отправлен сначала в Мендосу, затем в Сан-Луис, где в 1819 году был убит при попытке к бегству.

Кровожадный Сан-Бруно был отправлен из Чакабуко в Сантьяго на спине мула. Люди бросали в него камни, грязь и отбросы. Его приговорили к смертной казни за совершенные им убийства.