Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-194

В целом сотрудники-референты ВОКСа и НКИД с недоверием относились к связям с правыми и старались не ставить их во главу угла советской политики в Германии, даже когда новый курс на привлечение сторонников консервативной революции был признан открыто. Гиршфельд, напротив, делал ставку на проникновение, скрытое влияние и политический вес правых в Арплане. Здесь кроется еще одна причина, по которой была предпринята попытка искать дружбы с теми, кого относили к национал-большевикам. За формулировкой Гиршфельда о важности поиска новых источников «влияния и информации» на правом фланге стоял другой тайный интерес, который в отношениях советского государства с западными интеллектуалами проявлялся не так уж редко, — разведка и шпионаж. После 1933 года Гиршфельд оказался причастен к вербовке по крайней мере одного члена Арплана и одного видного национал-большевика в качестве советских агентов ^{777}. 

У кого-то может возникнуть сомнение в значимости Арплана — относительно малочисленной и недолговечной компании интеллектуалов. Однако есть достаточные свидетельства того, что широкие контакты с немецкими национал-большевиками оказали влияние на мнения высшего советского руководства, особенно по поводу вероятной позиции Германии в отношениях с СССР в случае прихода к власти нацистов. В частности, Радек пытался установить прямой канал связи (в обход традиционной дипломатии) между Сталиным и фашистскими правыми радикалами, устраивая встречи высших советских бюрократов и немецких «национал-большевистских» интеллектуалов. Например, в середине 1932 года Радек около шести часов проговорил с членом Арплана Адольфом Грабовски, видным публицистом, работавшим в частной берлинской Политологической академии (Hochschule für Politik), бывшим членом Антибольшевистской лиги. Грабовски также информировал референтов НКИД о настроениях различных национал-большевиков, и в частности уделил особое внимание окружению журнала «Die Tat» («Дело»), откуда вышел целый ряд членов Арплана ^{778}. «Очень подробные» политические консультации с Радеком провел во время своего пребывания в Москве в составе делегации Арплана и Никиш. Он вспоминал, что на него произвели большое впечатление осведомленность Радека в делах немецких правых и его намерение сотрудничать с нацистами в случае их прихода к власти ^{779}. Тайный канал информации, проведенный из среды немецких правых, оказывал несомненное влияние на расчеты советского руководства. В августе 1932 года член Политбюро Лазарь Каганович написал Сталину о том, что читал стенограмму бесед советских дипломатов в Германии с членом нацистской партии Эрнстом фон Ревентловом, являвшимся тогда членом Арплана, а также с военным агентом, путешественником и по совместительству профессором военной географии Оскаром Риттером фон Нидермайером, который в период тайного советско-германского военного сотрудничества в течение восьми лет жил в СССР в качестве главного представителя вермахта. Нидермайер способствовал установлению контактов между советским посольством в Берлине и лидером нацистов Германом Герингом, а через него — и с НСДАП (Национал-социалистической рабочей партией Германии). Каганович уверял Сталина:

Столь наивное понимание Кагановичем осторожного заигрывания германских фашистов с коммунизмом, который вскоре будет назван в Третьем рейхе «юдо-большевизмом», предполагает наличие оказавшейся весьма опасной для советского руководства тенденции — делать далекоидущие выводы из переговоров с теми фигурами, которые будто бы очень хотят сотрудничать с советским государством.

Позиция Кагановича лишний раз показывает, что Сталин и его соратники в руководстве Коминтерна и КПГ игнорировали или серьезно недооценивали нацистскую угрозу. В 1932 году, когда создавался Арплан, мощь нацистов была уже очевидной, но после стольких лет зацикленности на «социал-фашистах», т.е. на социал-демократах, точной информации о нацистах явно не хватало. Многие коммунистические лидеры и советские дипломаты всерьез думали, что нацисты легкоуправляемы и ими будет нетрудно манипулировать. В то же время, как показал Б. Хоппе, Сталин высоко оценивал потенциал прагматического взаимодействия с просоветской и антизападной нацистской группой, готовой продолжать советско-веймарское экономическое и военное сотрудничество ^{780}.

Какими бы прагматичными ни были контакты между советской культурной дипломатией и германскими фашиствующими интеллектуалами, в 1932 году для обеих сторон это была возможность общения, открывавшая оптимистическую перспективу продолжения советско-германского сотрудничества в случае победы крайне правых на выборах в Германии. Конечно, в результате именно «национал-большевистские» и восточно-ориентированные течения на правом фланге, а также «левые нацисты» в НСДАП сократились численно и оказались разгромлены вскоре после захвата власти нацистами в 1933 году. Внешнеполитические операции СССР по оказанию влияния на немецких правых бумерангом вернулись в Москву и роковым образом отразились на советском понимании германской политики.

«Больше всего среди них было фашистов»:

Арплан на Украине

Отчасти потому, что Арплан был столь необычной организацией, которая сразу спровоцировала внутренний раскол советской стороны, его «научная делегация», по приглашению ВОКСа с 10 августа по 15 сентября 1932 года посещавшая СССР, стала инициатором разоблачительных дискуссий, стенограммы которых ярко выделяются из всего корпуса архивных документов о визитах зарубежных интеллектуалов.

Приезд специализированной группы иностранных гостей, членами которой были люди с весьма далекими друг от друга идеологическими установками, да еще в период жестокого экономического спада, ставил перед принимающей стороной нестандартные и сложные задачи. Тем не менее просматривается несколько деталей этого визита, которые можно назвать типичными. Маршрут делегации (Ленинград, Москва, Харьков, Днепропетровск, Одесса, Киев) был вполне устоявшимся. Ее встречали официальные лица из ВОКСа и Госплана, а постоянно обслуживали гиды «Интуриста»; программу выстраивали таким образом, чтобы она соответствовала статусу наиболее важных гостей — как политиков, так и специалистов. Огромное количество встреч с чиновниками из плановых органов и экономических институтов (прежде всего из Госплана и Института мирового хозяйства и мировой политики Академии наук СССР, возглавляемого Е.С. Варгой) дополнялось посещением музеев и других заведений культуры, а также визитами на образцовые объекты, включая «Электрозавод» и коммуну им. Дзержинского. В Харькове некоторые крайне правые германские националисты, которые у себя на родине изливали во множестве публикаций антисемитские чувства, даже посетили еврейскую животноводческую коммуну «Красная звезда». В отчете Арплана было отмечено, что здания и домашний скот оставили «очень хорошее впечатление» ^{781}.

Делегация из 24 гостей состояла, помимо коммунистов и марксистов, среди которых было шесть членов КПГ, из ученых, инженеров и других специалистов. А кроме того, она включала весьма важный, но спорный компонент самого Арплана — праворадикалов и национал-большевиков; в состав последних входили Никиш, Ленц, Грабовски и Вернер Крейц, который был близок с Юнгером, а также считался соратником Ленца по изданию журнала «Борец» («Der Vorkämpfer»). Крейца, Юнгера и Ленца объединял среди прочего их общий сильный интерес к военно-утопической мобилизации и национальной самоизоляции, которые воплощались в советской кампании индустриализации ^{782}. [70] По большей части из-за сложного состава группы, несмотря на доброжелательные заявления гостей, визит, по мнению некоторых важных советских наблюдателей, проходил не особенно гладко. Первый примечательный документ, появившийся после отъезда «арплановцев», был написан начальником центральноевропейской секции ВОКСа Тиммом, который конфликтовал с Гиршфельдом еще в период длительной подготовки поездки делегации. В своем письме на немецком языке из Москвы к неизвестному адресату (возможно, в Коминтерн или немецкому коммунисту, связанному с Арпланом) Тимм не скрывал злобного торжества. Он утверждал, что оказанное правым националистам гостеприимство не могло завоевать их расположения, потому что они уже проявили себя «безусловными врагами» СССР. Точнее, писал он, их чуждые идеологические убеждения делали этих людей внутренне невосприимчивыми к методам советского гостеприимства. «Больше всего среди них было фашистов», — подчеркивал чиновник; причем не просто фашистов, но «таких, на которых визит не мог произвести впечатления». Он мрачно отмечал, что некоторые из них использовали поездку, чтобы собрать материал против СССР; что касается влияния фон Харнака — тайного коммуниста в руководстве Арплана и «козырного туза» Гиршфельда, то это влияние на делегацию «равнялось НУЛЮ». Выдвигая данные обвинения, Тимм пытался опорочить делегацию Арплана, характеризуя ее как убийственную смесь фашизма и буржуазности. Письмо заканчивалось открытым осуждением всей работы Гиршфельда ^{783}. Надо сказать, из отчетов о дискуссиях, в которых участвовали члены Арплана, видно, что на протяжении всего визита между левыми и правыми блоками делегации не прекращались оживленные дебаты о возможности прямого применения плановой экономики в условиях капитализма или, напротив, о необходимости проведения национализации промышленности по советскому образцу ^{784}.