Тимур-завоеватель и исламский мир позднего средневековья

Чтобы объяснить ход вещей, они пытались фальсифицировать исламское вероисповедание рискованным образом; смелость, которая потрясла Тимура, имеющего склонность к окрашенным суннизмом ханафитам так же, как и «неисламских», настроенных против шариата саидов, крепость которых под Амолем он однажды безжалостно разрушил40. Были другие, более безобидные пути добиться тех желаемых знаний. Мечта и в исламской культуре понималась как раскрытие сущности дел, которые не были или еще не были доступны чувствам41. Тимур снова ссылался в своих решениях на явления в снах42. И к тому Фадлаллаху, главе школы хуруфи, люди устремились толпами, потому что он так хорошо разбирался в толковании снов43. В обществе, картина мира которого определена единственностью бытия всех, потребность в объяснении картин и сцен, виденных во сне, должна ощущаться как особенно неотложная, так как все настоящее не только находится в связи друг с другом, но и прошлое и будущее связаны теснейшим, как бы органичным образом со скользящим через времена моментом, который называют настоящим. Но он образует, как мы уже знаем, только поверхностный слой истинного бытия, познать который в состоянии, очевидно, только наши чувства.

Не событие, на которое воздействовал Бог, в котором что-то сообщается, является сном при этом условии, но, скорее, взгляд на гигантское влияние бытия в том мире скрытого для чувств, короткий взгляд космоса под покровом предполагаемого хаоса. Так, Фадлаллах убеждал, что испытываемое человеком после смерти должно быть загадано ему во сне. Если он «не отбился от дикого зверя, который ему снился, — потому что это было наказание за плохие дела, а потому он смог бы его убить в мире сна, если бы во внешнем мире отказался от тех плохих дел, — значит, он не раскаялся, и такое будет с ним в том мире. Как только связь с телом распалась, он пошел к тем зверям»44.

Сны больше не являются знаками чего-нибудь, они приобретают сами могущество существования — представление, которое обозначалось уже у Авиценны45. Затем, в двенадцатом веке, речь идет о том, что душа больше не воспринимает просто картинки того, что происходит в мире сверхчувственного, более того, она сама участвует в тех скрытых событиях, которые все снова и снова распространяются на мир чувств; воображаемые демоны могут бесчинствовать в области очевидного, Ибн аль-Араби полагает, что все обитатели рая будут иметь такие свойства, что все, что формируется в их представлении, будет показываться как действительно существующее; в мире земном не каждый обладает такой способностью46. Но все же из учения о единственности бытия следует, что уже здесь воображение и мир фактов начинают впадать в одно; и из этого своеобразного переплетения, с трудом нами понимаемого, следует то, что для Тимура и его современников было действительным. Можем ли мы еще измерить, какой убедительной силой обладал сон для самого Тимура и для его соратников? И не его ли душа, его сущность, принимала участие в формировании тех видений, которые давали ему уверенность в его следующих шагах? Да и не были ли видения уже предпринятыми действиями?

Еще отчетливее, чем во сне, становится при взгляде на звезды момент активного вмешательства в ход вещей, а также при других методах искусства предсказания, которые тогда практиковались47, речь шла не просто о познании грядущего, но также о влиянии на него. Авиценна считал шарлатанством такое практическое применение астрономии и космологических воззрений, на которых она основана48. Теперь, однако, ее не боятся. Один трактат по астрологии, широко распространенный в период позднего средневековья, недвусмысленно подчеркивал, что образы в этой подлунной сфере повиновались образам на небесных сферах, на созвездиях, так как между образами там и здесь царила — не определенная ближе — тождественность, которая может узнаваться человеком49. Следовательно, астрология учитывает не только излучающиеся с планет силы, она берет их для своей цели также у сферы неподвижных звезд, из бесчисленных светящихся точек которой человек как хочет составляет картины, которые он дедуцировал из предметов и живых существ своего подлунного окружения; созвездия — это не химеры; они действительность в более высокой могущественности бытия, когда найдешь их под луной. В общих чертах Авиценна говорил о том, что в нашей жизненной сфере царил бы хаос, если бы не было тех небесных сил порядка50, которые он, конечно, не хотел расшифровывать. Именно это -- согласно античным источникам — между тем случилось, и так ими стали манипулировать.

Наш трактат старается спасти онтологическую реальность созвездий от критики исламских теологов, которые всецело не могут признать, что те, а не Аллах, управляют земными делами. Картины, в которые группировались определенные звезды, могли бы так совсем не восприниматься нашими взглядами! Мы добавляем несколько точек к невидимому на небе образу, учит нас автор трактата. И эти сами по себе невероятные дополнения не могут быть сделаны в результате деятельности человеческого разума, а лишь в результате божественного внушения, и оно как-то выпало на долю Абвраама. Впрочем, даже Птолемей настаивал на том, что астролог должен не только иметь совершенные знания и большой опыт, но и должен также ревностно почитать Бога51. Значит, и здесь, как и у святых, наделенных даром видения, процесс познания связан с тем, что достигается с трудом готовность к этому. Святые получают дар видеть сокровенное, так как единичное и многообразие явлений дополнительно связаны друг с другом. Для астролога земля, женский пол, поглощает соединения неба, мужского пола52: астрология гармонирует с мировоззрением единственности бытия .

Но как воспринимает подлунная сфера те соединения? Наш мир состоит из четырех элементов; силы воздействия каждого небесного тела подчинены одному из этих четырех элементов. У одного минерала можно определить проще всего пропорцию составных частей смеси элементов, и поэтому довольно точно знают и влияние неба, которому оно подвержено. Труднее с этим у растений, еще труднее у животных. Совершенно запутанно обстоят дела у человека, так как в нем смесь достигает высочайшей степени совокупности. Но не только это! «В человеке плотнее всего Божественное излучение и небесная сила. Божественное излучение — это разум, небесная сила — природа. Поэтому астрологи могут узнавать, какому влиянию подвержены Важное и Незначительное, и определить общие и специальные силы воздействия у них всех. Именно Божественное излучение и небесная сила помогают понять, как небесные тела влияют на подлунные, так как из-за Божественного излучения те двое так тесно связаны друг с другом благодаря соответствию рода (небесного светила и подчиненных ему подлунных существ и явлений)54. Поэтому имеет значение следующее: Чем благороднее человек, тем чище влияние его восходящей звезды!» Обыкновенный человек может родиться под тем же самым появляющимся созвездий, что и правящий всем миром, но из него не выйдет ничего, кроме погонщика мулов; большое значение имеет именно качество земной субстанции, то иесть как далеко она идет навстречу небесным силам воздействия. И Ибн Хальдун знал, что земные и небесные условия вместе определяют ход вещей55. Дальше в трактате говорится, что только когда в появляющемся созвездии есть очень сильная неподвижная звезда — у кади Бурхан-ад-дина Сириус56 — или при определенном другом, редком положении звезд основа в некоторой степени подавлена, молено предсказать возвышение простого человека до короля. Но если такое редкое положение звезд попадает на основу, настроенную и без того на королевство, то соответствующий человек завладеет всеми семью атмосферами»57.

В изложении нашего трактата об астрологии в одном месте есть трещина: не в определенной форме говорится, что через благородного человека намного сильнее, чем через других, приходит «Божественное излучение»; значит, он сильнее, чем его ближние, приобщен к мировому порядку, он воплощает его таким образом, в котором остальным отказано58. В этом отношении он встречается со святыми. В представлении тогдашних мусульман святые образуют многоступенчатую иерархию, общность, существующую наряду с обладающими земной властью, связь которых с областью сокровенного мешает тому, чтобы земная жизнь окончательно погрузилась в нищету и хаос. Ибн аль-Араби, а также другие авторы оставили подробные описания этой иерархии, которая (это следует иметь в виду) воспринималась как общность людей, которые здесь и сейчас живут и работают на земле. Ибн аль-Араби говорит о посланниках Бога, которые сочетают в себе пророчество, божественное откровение, соответственно святость и истинную религиозность; эти посланники самая важная «опора Дома человеческого рода»; Мухаммед был последним из этого ряда, который передал откровение Бога. Но и после его смерти постоянно имеются посланники «с естественным телом и душой», которые признают ислам, последнюю и окончательную веру. Глава иерархии — это Идрис59, который был послан Богом на четвертое небо, так же как и Илья, Иисус и Хизир60. Один из этих четверых, которые все физически присутствуют в мире, называется «полюсом». Он «место космоса, на которое смотрит единый Бог, истинный». Двое из них «имамы»; все четверо также носят название «колышки шатра», так как при помощи одного Бог сохраняет веру, через второго — святость, через третьего — пророчество, через четвертого — миссию Бога, таким образом, через всех вместе — ислам61. «И у каждого из этих четверых в любое время в мусульманской общине лицо, которое совершенно соответствует ему душой, хотя сам живет. Большинство святых из обычных рангов наших сподвижников не знают «полюс», обоих «имамов» или «колышек шатра», а только их представителей... Поэтому каждый в этой общине стремится к этим рангам, и если он их завоевывает или ему их дарят, он все равно знает, что он, собственно, только представитель»62. Миссия Бога, таким образом, не погасла на Мухаммеде, вопреки расхожей точке зрения; она продолжает существовать, хотя и внутри ислама и не принося новое по содержанию откровение; и каждому мусульманину дана возможность стать душой, представителем Идриса, Ильи, Иисуса или Хизира, значит по способности к познанию стать равным тем четверым. Какой вызов исламу шариата! Ибн аль-Араби полностью осознает свою смелость; он призывает читателя взвесить важность этого открытия: еще никто никогда не высказывал этого, и он это делает только на основании внушений, «и то, что мы упоминали, знают только «заместители», но не знают даже другие святые!»63