Загадка XIV века

В это же время в противоположном конце Франции, в Лангедоке, вспыхнула революция. Несчастное население не смогло более терпеть жесткое правление герцога Анжуйского — голод, притеснения, войну и налоги. Нетерпеливый, торопивший события герцог распространил свою власть на четверть территории страны. Он забирал налоги целиком, не разбираясь, что должно пойти на его личные нужды и что требуется для обороны Лангедока или королевства. Чтобы удержать на прежнем уровне сборы подымного налога при сократившейся численности населения в результате чумы, налог этот каждый год поднимали, но люди не получали обещанной защиты. В их селах по-прежнему орудовали банды и нещадно грабили и убивали. В 1378 году налоги на продукты особенно тяжело ударили по беднякам. Когда сборщики налогов стали обыскивать дома, словно посланцы инквизиции, негодование достигло предела.

«Как можно так жить? — восклицали протестующие толпы, обращаясь за помощью к статуе Мадонны. — Как нам прокормить себя и наших детей, если мы не можем заплатить огромные налоги, которые требуют с нас богачи ради удовлетворения своих прихотей?» Бунты и беспорядки распространялись по стране и в июле 1379 года вылились в восстание, когда совет герцога Анжуйского ввел новый подымный налог в размере двенадцати франков, лишь уведомив местные советы. Сам герцог в это время отсутствовал: он воевал в Бретани. Гнев его подданных, обремененных неподъемными налогами, вырвался с невероятной силой; они выступили против всех властей — королевских чиновников, нобилей, богатых буржуа из городских советов. Простые люди считали именно их повинными в новом налоге. «Убейте, убейте всех богачей!» — кричали они, как докладывал потом сеньор из Клермона. «Сеньоры и другие добрые люди бежали из сел и городов, боясь смерти. Если дерзких простолюдинов не прижать, может быть еще хуже».

В Ле-Пюи, Ниме, Клермоне и других городах люди собирались в вооруженные толпы, грабили богатые дома, убивали чиновников и совершали дикие преступления — даже, как сообщали, «вспарывали ножами крещеных людей и поедали». В октябре в Монпелье были убиты пятеро советников герцога Анжуйского, восемьдесят других, по слухам, были зарезаны. Восставшие рассылали гонцов, надеясь поднять всеобщее восстание, однако У них не было солидной производственной базы и традиций фламандской борьбы, а потому бунты быстро вспыхивали и так же быстро подавлялись. Климент VII, зависевший от способности герцога Анжуйского наводить порядок, немедленно послал кардинала Альбано, уроженца Лангедока, успокоить людей и предупредить их о страшном наказании за «оскорбление величия». Опасаясь возмездия, заправилы бунта покорились.

Судьба Монпелье драматизировалась намеренно. В январе, в день возвращения герцога Анжуйского, кардинал провел через городские ворота большую процессию горожан, в том числе и четырнадцатилетних подростков, там же были уцелевшие чиновники, священники, монахи, образованные люди и студенты университета. Все они встали на колени по обеим сторонам дороги и, обращаясь к ехавшему верхом герцогу и его вооруженной свите, кричали: «Смилуйтесь!». Магистраты стояли без плащей, шляп и поясов, женщины в платьях без украшений, горожане с веревками на шеях, и все, в том числе и дети младше четырнадцати лет, молили о пощаде. Герцогу униженно подали ключи от городских ворот и язык от большого колокола. В последующие два дня, по приказу герцога Анжуйского, все оружие сдали, а главные здания города передали рыцарям.

Затем с возвышения, сооруженного на главной площади, герцог сделал ужасное объявление: шестьсот человек приговаривались к смерти — одну треть из них должны были повесить, вторую обезглавить, а третью сжечь. Все имущество преступников подлежало конфискации, а дети приговаривались к пожизненной каторге. Половина собственности всех прочих горожан была конфискована, налагался штраф в шесть тысяч франков и возмещение расходов, понесенных герцогом за время восстания. Стены и ворота города надлежало снести, а университет терял все свои права, собственность и архивы.

После оглашения приговора послышались громкие крики, кардинал и прелаты умоляли пожалеть людей, университетские рыдали; женщины и дети завывали, стоя на коленях. На следующий день приговор значительно смягчили. Предыдущее представление устроили, чтобы как следует напугать горожан. Карл V в письме, адресованном кардиналу за два месяца до восстания, предлагал проявлять милосердие, однако для укрепления власти короне требовалась показательная порка.

События в Лангедоке имели далеко идущие последствия: отчаяние подданных заставило короля испытать муки совести. Он понимал, что брат его алчен и жесток и его непопулярность плохо сказывается на авторитете короны, а потому Карл снизил подымный налоги отозвал герцога Анжуйского из Лангедока. К несчастью, после краткого «губернаторства» Дюгеклена сменил его герцог Беррийский, чье правление, «исполненное наживы», не оправданной политической выгодой, оказалось, если такое возможно, даже более хищническим, чем правление его брата.

В апреле 1379 года де Куси и Ривьер с несколькими товарищами снова отправились в Булонь для мирных переговоров. Им разрешили сделать новые уступки территории и суверенитета и предложить бракосочетание — на сей раз сватали грудную дочь Карла за Ричарда II. Шесть переговоров за последние шесть лет — те, кто хотел обрести мир, гонялись за миражом. В этот период, если не считать успех французов в Нормандии, война не принесла успеха ни той ни другой стороне; напротив, вырос взаимный антагонизм и подозрения, закончить войну становилось все труднее.

Англичане прибыли на переговоры с двойственными намерениями: с одной стороны, они хотели воспользоваться дипломатическими средствами, а с другой — показать свою заинтересованность, пока ведется подготовка к новому вторжению. Восстание Монфора предоставило им возможность еще раз вторгнуться во Францию и отвоевать территории, которые они считали своими. С тех пор как Карл отказался от договора в Бретиньи и последовавших за этим неприятностей, они возненавидели французов за вероломство и за то, что те несправедливо лишили англичан собственности. Защита соотечественников, возможно, была довольно вялой, но в заморских сражениях всегда можно поживиться, и потому недостатка в желании воевать не было, только вот денег недоставало. Другие средства были израсходованы, деньги на поход в Бретань в 1379 году собрали благодаря введению различных степеней подушного налога — нового способа, предназначенного для взимания денег у духовенства и крестьян, обладавших более низкими доходами. При предварительном подсчете, с даже неясными представлениями о численности населения, этот способ должен был принести 50 000 фунтов стерлингов, однако собрали всего двадцать тысяч и все деньги вложили во флотилию сэра Джона Арундела.

Выход в море, ввиду отсутствия ветра, отложили до зимы, а затем еще раз, из-за угрозы вторжения французов. Арундел перевел часть войска в Саутгемптон — охранять от врага прибрежную территорию, однако там английские солдаты вели себя не лучше, чем противник. Мало того, что они грабили население, — Арундел разместил пехотинцев и лучников в монастыре, позволил им насиловать монахинь и бедных вдов, а потом и забрать их с собой на корабли. Наконец войско приготовилось к отплытию. Арундел заявил, что пока ему не выдадут деньги, он не станет защищать города южного побережья от набегов французов. Если верить Уолсингему, деньги он тратил на себя без всякого удержа. Говорят, он приехал с гардеробом, включавшим в себя пятьдесят два расшитых золотом костюма и привез лошадей и разного снаряжения на сумму в семь тысяч фунтов стерлингов.

Отчалили в декабре и сразу попали в сильный шторм; чтобы облегчить корабли, Арундел приказал выбросить за борт захваченных женщин. С командой он обращался отвратительно, избил лоцмана, и в результате корабли налетели на скалы ирландского побережья. Из тридцати двух кораблей погибло двадцать пять со всем снаряжением. Тело Арундела выбросило на берег три дня спустя. Оставшиеся корабли так и не дошли до места назначения, то есть налоговые средства пропали зря.