Богатство и бедность царской России (СИ)

Когда император разговаривает с кем-либо публично, большой круг придворных опоясывает его на почтительном расстоянии. Никто поэтому не может слышать слов госуда-ря, но взоры всех беспрерывно устремлены на него, и не монарх стесняет вас при беседе с ним, а его двор".

Высшее общество Петербурга

Де Кюстин, наблюдая за петербургским светом, дела-ет такие заметки: "Зимой роскошные дачи наполовину на-ходятся под водой и снегом, и волки кружат вокруг па-вильона императрицы. Зато в течение трех летних месяцев ничто не сравнится с роскошью цветов и убранством изящ-ных и нарядных вилл. Но и здесь под искусственным изя-ществом проглядывает природный характер местных жите-лей. Страсть блистать обуревает русских. Поэтому в их гостиных цветы расставляются не так, чтобы сделать вид комнат более приятным, а чтобы им удивлялись извне. Со-вершенно обратное наблюдается в Англии, где более всего боятся рисовки для улицы...

Русские справедливо гордятся садом, с таким трудом вырванным из болотистой петербургской почвы... По на-туре склонные к хвастовству, они гордятся своей природой точно так же, как и окружающим их обществом...

Сегодня вечером мне удалось увидеть на острове цвет высшего общества. Сюда прибыл весь Петербург, т.е. двор со своей свитой и челядью, но не для того, чтобы совер-шить приятную прогулку в прекрасный летний день - это было бы для петербургской знати более чем странным, - а для того лишь, встретить прибывшую на острова на своей яхте императрицу...

Повсюду где есть двор и придворные, царят расчетли-вость и интриги, но нигде они так явственно не выступают, как в России...

Вельможи, приезжающие из внутренних губерний в столицу, привозят с собой многочисленную челядь. Она является лишним признаком богатства, так как люди здесь - собственность их господина...

Природные кареты выглядят богато, но не очень за-ботливо содержатся и потому не кажутся элегантными. Плохо выкрашенные и еще хуже отполированные, они тя-желы на ходу и запряжены четверкой лошадей в чрезвы-чайно длинных постромках".

Де Кюстин отмечает, что наряд лакеев, которые со-провождали придворную знать, по блеску и богатству поч-ти не отличался от великолепных одежд их господ.

"Национальный наряд русских придворных дам, - от-мечает далее французский путешественник, - импозантен и вместе с тем старомоден. Они носят на голове какие-то со-оружения из дорогой материи. Это головное сооружение напоминает мужскую шляпу, сверху несколько укорочен-ную и без донышка, так что верхняя часть головы остается открытой. Диадема вышиной в несколько дюймов, укра-шенная драгоценными камнями, приятно обрамляет лицо, совершенно его не закрывая. Она представляет собой ста-ринный головной убор, придает женскому облику оттенок благородства и оригинальности, очень идет к красивым ли-цам и еще более уродует некрасивые. К сожалению, по-следние весьма часто встречаются при русском дворе, так как только смерть освобождает придворных дам даже са-мых престарелых - от их звания..."

Де Кюстин, отмечая отсутствие высокой нравственно-сти у простого народа, винит знать, которая считает, что элементарные правила поведения пригодны для простолю-динов и не касаются людей голубой крови. Спесью были заражены самые влиятельные дворянские роды России. Де Кюстина поразили слова одной аристократки, которая от-кровенно сказала: "Мы не можем составить себе ясное представление о ваших порядках" и откровенно удивилась: "Меня уверяют, будто у вас могут посадить в тюрьму знат-нейшую особу за долг в двести франков. Это возмутитель-но!.. у нас не найдется ни одного купца, ни одного постав-щика, который осмелился бы отказать вам в кредите на не-ограниченный срок..."

Де Кюстин говорит: "Когда русские хотят быть лю-безными, они становятся обаятельными. И вы делаетесь жертвой их чар вопреки своей воле, вопреки всем преду-беждениям... Выразить словами, в чем именно заключается их обаяние, невозможно..."

"Буржуазия почти отсутствует в России, - отмечает де Кюстин, ее заменяет сословие мелких чиновников и помещи-ков средней руки, людей незнатного происхождения, но до-служившихся до дворянства. Снедаемые завистью к аристо-кратии, они, в свою очередь, являются предметом зависти для народа, и, в общем, их положение тождественно с положением французской буржуазии перед революцией..."

Враждебность к революционным преобра-зованиям

В Европе во второй четверти XIX в. наметилась тен-денция обособления России от Европы. Запад видел в рус-ском самодержце главного врага революционному обнов-лению Европы. И это было правдой. Николай, например, писал Фридриху-Вильгельму: "Россия всегда будет верною союзницей своего старого друга - доброй, старой и лояль-ной Пруссии, а не Пруссии новой, вошедшей в компромисс с "революцией".

Николай запретил появление трехцветного француз-ского флага в русских портах и всем русским подданным приказал выехать из Франции, что явилось опрометчивым, т.к. считалось разрывом дипломатических и торговых от-ношений.

Российский император призвал всех русских защи-тить "неприкосновенность пределов" империи и к борьбе "за веру, царя и отечество".

В эпоху Николая I Россия и Европа противопоставля-лись как два несравнимых и несоизмеримых мира.

Правительство Николая I долго недооценивало ре-зультатов переворота, который был совершен в пользу На-полеона III, но, в конце концов, России пришлось признать его вслед за всеми остальными державами.

В России же революционные перемены были невоз-можны, пока существовало крепостное право.

В деревнях росло недовольство, крестьяне бунтовали.

Тяжелый нрав Павловичей

Говорят, что младшего Павловича, Михаила, за гра-ницей знали как приветливого и простого в обращении со-беседника, и носил он там гражданскую одежду, но на рос-сийской границе переодевался в строгий военный мундир, смотрелся в зеркало и говорил сам себе: "Прощай, Михаил Палыч". В России он снова становился жестким военным, к которому все привыкли.

Такая же раздвоенность наблюдалась и в характерах его братьев. У Константина и Михаила тоже был тяжелый, неуравновешенный характер, часто они были раздражи-тельны и грубы. В силу этих особенностей характера Ни-колай старался избегать общения с ними, хотя признавал их право на какое-то участие в управлении, пусть даже в военном деле.

Николай писал своей жене, что Михаил производит нежелательное впечатление, как в обществе, так и в армии. Из-за его выходок Николай считал брата нервнобольным: "Это прискорбно, но что я могу поделать; в 50 лет не изле-чишь его от такой нервичности".

Более уравновешенный Николай тоже часто терял контроль над собой и тогда грозил всем карами, а от бесси-лия плакал. Подавленность его настроения усугублялась от сознания бессилия перед разгулом хищений и бесплодно-стью в борьбе со злоупотреблениями. Однако Николая представляли как сильную цельную личность.

Идеолог анархизма Бакунин в 1847 г. говорил о Нико-лае, что это "государь немецкого происхождения, который никогда не поймет ни потребностей, ни характера русского народа", а о России он говорил, что "внутренние дела страны идут прескверно. Это полная анархия под ярлыком порядка".

В выступлениях Николая присутствовали театральные эффекты. Но после грубого публичного оскорбления Им-ператор мог при всех извиниться. Иностранцы с иронией отмечали в нем смесь высокомерия и декоративности в бы-ту. Он вел себя так, чтобы слуги трепетали перед ним, а его рукопожатие ценилось как вышениспосланная милость.

Де Кюстин замечает, что "Он (император) вечно по-зирует и потому никогда не бывает естествен, даже тогда, когда кажется искренним...Масок у него много, но нет жи-вого лица, и, когда под ними ищешь человека, всегда нахо-дишь только императора"

Церемониал венчания на примере великой княжны