Человек в Африке

Колин Тернбулл

Человек в Африке

Предисловие автора

Постоянно идут споры, в какой мере можно говорить об «Африке» и «африканцах» (особенно когда сами мы не африканцы), говорить так обобщенно, как если бы на этом огромном континенте существовал один народ и одна культура. Пожалуй, чаще всего к таким обобщениям прибегают в политическом контексте. В социальном же плане мы чаще говорим о многообразии, а не о единстве. И все же существует единство, прочное, охватывающее все африканские общественные структуры, все африканские народы, все африканские культуры, и, может быть, благодаря ему сохраняются узы, связывающие африканцев с черными американцами, узы, которые нельзя объяснить только с точки зрения политики. Как ни странно, это единство подтверждает и материальная культура, которая, казалось бы, должна служить доказательством многообразия.

Разбирая коллекцию из сорока тысяч экспонатов [1], собранных со всего континента, начинаешь довольно точно определять по внешнему виду, форме, размеру и запаху предмета, к какому региону он принадлежит, но в то же время безошибочно чувствуешь, что коллекция представляет собой единое целое. Прежде всего, почти все предметы функциональны, даже те из них, которые можно отнести к произведениям «искусства», то есть, по нашим культурным стандартам, к изолированной области социального существования. Африканец крайне экономен, в его жизни нет места бесполезным излишествам, хотя иногда он извлекает пользу из самого излишества.

То единство, которое подтверждает материальная культура, присуще и иным доиндустриальным регионам. Оно свойственно не только Африке, но и другим «примитивным» культурам. Оно отличает их от «цивилизованных» культур, ибо каждый экспонат музея характерен прежде всего тем, что его делал своими руками один человек, который придал ему полезные, иногда жизненно важные функции в быту своих соплеменников. Что касается нашей материальной культуры, то ее каталог состоял бы из предметов, сделанных не одной машиной — тем более не одним человеком, — а несколькими, причем предметы эти крайне безличны, чаще всего не несут никакой общественной функции, а иной раз даже служат антиобщественным целям.

С первого взгляда многообразие в Африке очевидно, но это обманчивое впечатление. Существует ярко выраженный и широкий диапазон физических типов людей, иногда крайне различных, как, например, живущие рядом самый высокий и самый малорослый народы мира — батутси в Руанде и охотники-собиратели мбути в экваториальных лесах Заира. У бушменов из Калахари свои физиологические особенности (эпикантус — вертикальная складка кожи у внутреннего угла глаза — и стеатопигия), которые, казалось бы, отличают их от всех остальных африканцев. Таковы и очевидные различия в цвете кожи, форме волос и других физических чертах, что ведет иногда к поспешному выводу о многообразии.

Однако последние труды видных генетиков подтверждают наличие прочного единства, связывающего бушменов с пигмеями — как представителей древнейших обитателей Африки — и оба народа со всей массой населения Черной Африки, в том числе и с бантуязычными и небантуязычными народами Восточной, Западной и Центральной Африки. Их связь с коренными берберами Северной Африки еще не ясна, но это не оправдывает существующих, к сожалению, попыток делить континент на Северную Африку и Африку к югу от Сахары, как будто они не имеют ничего общего.

Внешние различия физических типов часто совпадают с различиями в культуре, которые тоже разительны. Так, например, у охотников-собирателей пигмеев и бушменов — техника каменного века, минимальная материальная культура и лишь зачатки общественной организации, а недалеко находятся развитые и могучие африканские королевства и империи с богатой материальной культурой, развитой техникой и крайне сложными общественными системами.

Но так же как за внешними физиологическими различиями скрывается генетическое единство, так и за различиями в культуре, я полагаю, скрыты важные элементы единства. Такое единство порождено частично самой историей континента, ростом и миграцией его населения, которые вели к рассеиванию по континенту различных культурных особенностей, а также характером окружающей физической среды, которая в сочетании с минимальным уровнем техники допускала повсюду существование вполне адекватной самообеспечивающей экономики.

Как правило, окружающая среда здесь богата, а климат умеренный. Здесь никогда не возникало потребности в развитии сложной индустриальной техники, а экономическая самообеспеченность объяснялась способностью людей адаптироваться к среде, ибо в этих условиях люди были вынуждены действовать заодно со всей фауной и флорой, будучи неотъемлемой частью окружающей природы. Это вело к повсеместной и сознательной зависимости африканца от окружающей его среды. Если другим культурам, по тем или иным причинам, приходилось развивать индустриальную технику и добиваться все большего господства и контроля над средой, то африканцы повсюду на континенте считали себя частью окружающей природы, приспосабливаясь и приспосабливая свою культуру — сознательно и бессознательно — к ее требованиям. Это ведет к внешнему многообразию культур, причем существует столько же типов культуры, сколько и типов окружающей среды. Эта взаимосвязь весьма важна и при изучении физических типов людей.

Мы будем учитывать эту взаимосвязь при изучении народов Африки не потому, что это решающий фактор, но потому, что она помогает нам понять тот очень важный факт, что различия относятся к явлениям совсем иного порядка, чем сходные черты, и что они существуют бок о бок. Мы можем, пожалуй, сказать, что различия материальны, тогда как сходство, скрытое единство — духовно, ибо человек в Африке живет в единении с природой, и в этом смысле он находится в единении и с самим собой.

К сожалению, мы можем только догадываться — в разумных пределах, — в какую именно далекую эпоху человек появился в Африке. Мы даже не можем с уверенностью сказать, где он появился, и любая сделанная завтра находка способна опрокинуть все существующие теории. Однако неоспорим тот факт, что человек появился в Африке очень давно (раньше всех, известных нам первобытных людей), и следы этой далекой эпохи обнаруживаются повсюду — с юга до севера. Есть основания полагать, что в генетическом отношении пигмеи и бушмены ближе других к первым африканцам, да и культура их претерпела наименьшие изменения. Вероятно, на протяжении многих тысяч лет подобные им люди бродили мелкими группами по континенту, занимаясь собирательством и охотясь, не вступая в конфликты, поскольку население было немногочисленно, а природа щедра.

В те далекие времена человек наверняка научился выращивать какие-то дикие растения, во всяком случае он занимался «вегекультурой», заключающейся в том, что еще не одомашненное растение сохраняется, может воспроизводить себя и служить постоянным источником продовольствия для охотников во время их кочевых циклов. Некоторые охотники даже в наше время пересаживают кое-какие дикие растения, хотя, будучи кочевниками, они не могут долго задерживаться на одном месте, чтобы ухаживать за ними. Они просто выбирают стратегически удобное место, где растения, если они выживут, могут сослужить им пользу во время будущих ежегодных кочевых циклов.

Возможно, первобытный человек сумел одомашнить собаку, необходимую для охоты. Благодаря тому что человек пользовался водными источниками вместе с дикими животными, возникало нечто вроде симбиоза между некоторыми животными и охотничьими группами, что привело к зарождению скотоводства как одной из новых форм образа жизни. Затем начало быстро развиваться настоящее земледелие — частично это было развитие древних форм вегекультуры с постепенным одомашниванием местных культур, а частично оно было занесено с Ближнего Востока. Если не считать нынешней тенденции к индустриализации, эти три занятия — охота-собирательство (и рыбная ловля), скотоводство и земледелие — и поныне составляют три главных вида экономической деятельности.