Геноцид по благословению Ватикана

ГЕНОЦИД ПО БЛАГОСЛОВЕНИЮ ВАТИКАНА

Растислав В. Петрович

на титульной обложке. Сербские дети с номерами вместо имен в усташском лагере для детей в Сисаке (Д. Лукич. Война и дети. Козары. Белград, 1990)

ПРЕДИСЛОВИЕ

Профессор, доктор Растислав Петрович — ученый-историк, активно участвующий в происходящих событиях: он не только на протяжении длительного времени занимается исследованиями, сбором и проверкой документального материала, работает в архивах (наших и иностранных), но и стремится с точки зрения историка дать современную оценку происходящему. Когда возник вопрос о демократических традициях в Сербии, он опубликовал работу о Адаме Богосавлевиче (1972 г.). Когда была затронута проблема: кто живет в Черногории на границе с Албанией — сербы или албанцы, он выпустил в свет монографию о племени Кучи (1981 г.). Когда над Сербией и сербским народом сгустились тучи, он исследовал корни заговора против сербов (1990 г.). Две последующие работы, посвященные возродившемуся геноциду в Хорватии, разоблачают темные связи между павеличской хорватско-усташской сатрапией и Ватиканом, когда речь идет о политике геноцида, проводившейся в отношении сербского народа. (The Extermination of Serbs on the Territory.of the Independent State of Croatia, Belgrade, 1991; Геноцид са благословом Ватикана, 1992).

Последняя книга является результатом работы с архивными документами. Она вышла в свет одновременно на сербском и немецком языках (Genocid mit dem Segen des Vatikans). В ней опубликованы подлинные показания сербов, которым во время второй мировой войны удалось избежать ножей хорватско-усташских и мусульманских преступников, добраться до Сербии, находившейся в то время под немецкой оккупацией, и здесь найти приют. Ценность этих показаний заключается в том, что они записаны в Сербии непосредственно после переправки людей через Дрину и их прибытия на оккупированную территорию Сербии. Задававшиеся им вопросы и полученные ответы ясны и просты. Это личные свидетельства выживших сербов без каких-либо добавлений, приукрашивания, обработки и драматизации, отражающие подлинные эмоции, страх и ужас от пережитого несчастья. На основании этих показаний можно в какой-то мере вообразить тот ад, который представляет собой преступление геноцида. Недаром это злодеяние относится к числу самых тяжких преступлений против человечества. Жертва геноцида — совершенно беспомощна. У человека, который является жертвой какого-либо другого преступления, в определенных случаях нередко есть шанс на спасение. Если кто-то хочет лишить вас жизни, чтобы завладеть вашими деньгами, то у вас есть шанс сохранить жизнь, пожертвовав деньгами. Если вам грозит смертельная опасность из-за ваших идеологических воззрений или политических убеждений, то вы можете ее избежать, отказавшись от них или не высказывая их явно. Следовательно, возможны различные компромиссы ради спасения собственной жизни, пусть не всегда честные. И только, когда речь идет о геноциде, компромисса нет: вы не можете изменить свою кровь и свои гены; ведь именно ваши этнические гены, на которые вы никак не можете повлиять, даже если бы захотели, — являются причиной геноцида. И потому объект геноцида есть самая беспомощная жертва: он мешает самим фактом своего существования и лишь уничтожение его жизни может удовлетворить палача, творящего геноцид.

Однако есть еще нечто важное, что характеризует именно преступление геноцида и вызывает полное недоумение, — это способ, которым его совершают. Как известно, данное преступление неизменно сопровождается столь чудовищным калечением тела жертвы, что на первый взгляд подобные действия не поддаются какому-либо рациональному объяснению. Существуют, правда, и другие преступления, совершаемые из страсти, или сексуальными извращенцами, или психически ненормальными людьми, которые часто также сопровождаются неслыханной жестокостью. Но во всех перечисленных случаях имеет место, некий психологический, достаточно убедительный патогенез и психиатрически активный анамнез. Хотя все подобные преступления, независимо от мотива, свидетельствуют о патологии личности, у всех преступников, совершающих преступление геноцида, невзирая на индивидуальные различия в патогенезе, есть нечто общее — то, каким образом калечится человеческое тело, что имеет ритуальный характер и форму. В этом смысле я бы данное преступление определил как некий пережиток, оставшийся от существовавшего когда-то ритуала антропофагии, с той разницей, однако, что в случае геноцида палач совершает резню, не осознавая ритуальную функцию, которую некогда имела антропофагия. Этот палач может руководствоваться сугубо личным мотивом, или же его действия являются следствием пропаганды, направленной против определенного народа. Геноциду обычно предшествует разжигание ненависти к какой-либо нации. Ненависть, которую разжигал Гитлер по отношению к евреям и славянам — в особенности к русским, — носила отчасти рациональный и прагматичный характер. Гитлер объяснял ее борьбой за “жизненное пространство”, но для того, чтобы эта ненависть стала безжалостной, истребляющей, ее дополняет элемент иррационального: мнимая убежденность в превосходстве германской расы. Эта преступная логика гласит: “высшая” раса имеет право на уничтожение “низшей” расы или нации. Подобное происходило и на территории так называемого “Независимого Государства Хорватия”, которое в 1941 г. основали хорватские усташи с помощью итальянских фашистов и немецких нацистов. Под предлогом, будто сербы “виноваты” и принадлежат к “низшей” расе, в период с 1941 до 1945 гг. самым зверским образом уничтожено около миллиона сербов. Итак, мы снова возвращаемся к тому, с какой чудовищной жестокостью проводился этот геноцид. Если существует рациональное объяснение самого геноцида, то оно отсутствует, когда речь идет о том, как именно проводится геноцид. Очевидно, что геноцид является неким патологическим явлением из древнейших времен, независимо от того, насколько “современны” идеи, которые его порождают.

Хорватско-мусульманско-усташскому палачу недостаточно просто отнять у серба жизнь — он режет жертву живьем на части, отрезает от тела куски, распарывает жертве живот, вынимает сердце, облизывает окровавленный нож. Он ведет себя, как его далекий предок — дикарь, который убивал представителя враждебного племени или рода, чтобы вместе со своими соплеменниками или сородичами разрезать тело врага на куски. Затем каждый съедал какую-либо часть тела, в которой, как утверждали колдуны, было заключено определенное свойство: храбрость, ловкость, сила и т. д. Дикарь верил, что таким образом это ценное свойство переходит к нему. Подобный обряд ритуальной антропофагии совершает и хорватский усташ, не осознавая при этом его ритуальное значение и смысл. Разрезание на куски человеческого тела, не оправданное ритуалом и не имеющее смысла, вызывает ярость и чувство опустошенности, увеличивает кровожадность и заставляет искать новые жертвы: палач не может остановиться, ибо он сам становится жертвой безумия…

Говоря об этой книге, считаю нужным подчеркнуть, что в ней, кроме “Показаний сербов-беженцев из Независимого государства Хорватия”, имеются еще две главы: “Антология преступления” и “Европа об усташском геноциде”. Для первой главы д-р Петрович отобрал фрагменты из неопубликованных документов — писем и газетных статей, написанных в 1941 году, где подробно рассказывается о том, как хорваты-усташи и мусульманские фундаменталисты совершали резню, какими способами убивали, как насиловали, как бросали в пропасти сербов и сербок, уничтожали взрослых, детей, стариков.