Мистерия Дао. Мир «Дао дэ цзина»

Вероятно, выражение о «распускании узлов» (см. также § 4) связано с древней узелковой письменностью (§ 80), и развязывание узлов на верёвке означало «стирание» с неё всякой информации и возвращении в изначально чистое состояние. В этот миг и наступает сокровенное единение — момент мистической соотнесённости всего со всем и проникновения человека во все вещи мира, которые единятся в Дао.

И всё же Дао остаётся над человеком и никоим образом не может быть затронуто им. Оно навсегда останется сокровенно-отдалённым началом. За свою всепроникаемость в вещи и в то же время абсолютную независимость от них и ценится Дао в мире.

Чаще всего фразу (1) переводят так: «Управляй государством с помощью справедливости (чжэн)». Однако комментарии Ван Би показывают, что речь идёт не столько о справедливости, сколько о строгости, Жёсткой прямоте, которая приводит к негативной ответной реакции у народа. Примечательно, что весь этот параграф уже во II в. понимался как указание к всяческому ослаблению сознания, или «мудрости», народа, которое порождает обман, ловкость, воровство. Чисто макиавеллиевский принцип ослабления, уничтожения желаний у народа здесь приобретает иной ракурс: надо бороться не с желаниями людей, не с их обманами и изворотливостью, т. е. не с «ветвями», но с «корнями». А корни эти представляют собой избыток жизненных побуждений и алчных желаний у тех, кто «стоит наверху». Поэтому управление народом, безусловно, сводится к внутреннему совершенству того, кто им управляет (15–22).

Строгость и хитрость приемлемы для решения многих дел, но это удел обыденного сознания. К мудрецу же всё приходит в тот момент, когда он превосходит всякое действие. Любой акт — будь то издание законов или использование оружия — есть вмешательство в естественный мировой поток, и самое благое побуждение оборачивается своей негативной стороной. Не мешать людям быть самим собой — уже величайшее достижение, дать воле свободно проявляться и следовать потоку мировых трансформаций — это и есть путь к истинно светлому лику изначальной простоты. Даже новые вещи, по мысли автора, вредны, так как смысл старых ещё не исчерпан.

Смысл фразы (4–5) весьма тёмен, и она может иметь несколько трактовок. Ряд комментаторов (Хэ Шаньгун, Чжан И) придерживаются версии, что смысл выражения «из него же самого» раскрывается в пассаже (6-13), который следует непосредственно за этой фразой. Но судя по структуре текста, пассаж (1–5) является значительно более ранним,»а остальная часть параграфа, возможно, была создана в качестве комментария к нему. Это означает, что выражение «из него же самого» говорит о неком Высшем Начале, которое дарует мистическое Знание о самом себе и которое здесь никак не обозначено. К тому же, это может свидетельствовать и о крайней архаичности пассажа, когда Высшее Начало лишь мистическим образом ощущалось, но оставалось анонимным и не обозначалось, несколько позже будучи поименованным как Небо, Дао, Ма терь и т. д. Высшее Знание даётся как непосредственное интуитивное приобщение к Высшему Началу, для этого не требуется никаких посредников в виде объяснений, книг, обучения или чего-то иного.

«Искусность» людей (10) означает как достижение высшего мастерства в ремесле, так и хитроумие, излишнее мудрствование, что естественно приводит к «неправедным делам» (в других вариантах: «делам удивительным», «деяниям необычным», «уловкам», «ловкачеству» — «ци у»). Возможно, что первоначально эта фраза представляла собой фольклорную поговорку и не носила негативного оттенка: «Чем более искусны люди, тем больше рождается деяний необычайных». Однако в лаоистской среде она стала означать вмешательство в природную естественность человеческим «хитроумием», а значит, и нести оттенок осуждения. Примечательно, что Сыма Цянь характеризовал смысл учения JIao-цзы именно словами этого параграфа: «Я пребываю в недеянии, а народ сам преображается…»

Бошу (21–22): Я желаю нежелания, а народ сам опрощается.

Недеяние, к которому даосы призывали истинных правителей, внешне может напоминать пассивно-отстранённое правление. Но лишь в этом случае оно не вредит народу. Жёсткие меры ведут же лишь к обнищанию народа, так как государство перестаёт следовать Дао. Тогда любое благое дело оборачивается негативной стороной, и образуется безысходно замкнутый круг, в котором несчастье одних становится успехом других, и наоборот. Лишь недеяние, обнаружение в вещах и во всяком действии золотой середины предотвратит переход поступков в свою противоположность. В этом и должно заключаться мастерство правителямудреца.

Можно предложить другой перевод характера власти, то есть правителя (1): «глуп и некомпетентен». В любом случае, это вызов идеалу конфуцианского правителя — строгого, церемонного, придерживающегося множества ритуальных уложений, постоянно так или иначе проявляющего себя то гуманностью, то подавлением смут. Но даос не виден — «не слепящ».

Мир крайностей неизбежно ведёт к несчастью, избыточность — к утрате всего. Эта мысль в дальнейшем помогла ассимилироваться на китайской почве буддизму, провозгласившему, что жизнь — это величайшее несчастье, а причиной этого несчастья является привязанность к жизни. Способствовала проникновению буддизма в Китай и идея о неком «воздаянии Неба», проскальзывавшая в даосизме, хотя и в крайне неоформленном виде (§ 79). Мысль о кармическом воздаянии и перевоплощении сополагалась с идеей о возвращении вещей к своему истоку и обновлении благодаря следованию Дао.

Бошу (5):

фраза отсутствует.

Выражение «служение Небу» или «поклонение Небу» — «ши тянь» (1) вызывало споры уже у древних комментаторов, в частности, высказывалось предположение, что под «Небом» подразумевается «Я». Таким образом, вся фраза приобретает иной оттенок: «В служении людям и пестовании самого себя ничто не сравнится с воздержанностью». Этой версии придерживается и ряд современных исследователей [10, 115].

Воздержанность имеет очень широкое поле значений в древнекитайском языке, в том числе «бережливость-экономия» и «отсутствие расточительности», а также и соблюдение определённых правил жизни. В данном случае воздержанность — это прежде всего даосское самосокрытие мудреца, ведущее к предельной внутренней концентрации могучего жизненного импульса, т. е. Благости. Предел положен только вещам. Достигая предела, они переходят в свою противоположность. В связи с неизменчивостью Дао оно лишено трансформаций (хотя весьма мобильно и податливо), и потому отсутствие в нём предела делает его всемогущим. Само же Дао и есть предельное состояние всех вещей.

Мудрец, накопивший в себе Благость и ставший идентичным с Дао, также беспределен и внесмертен (смерть — предел жизни, и наоборот).

Это — один из параграфов, где Дэ обнаруживает свой «энергетический» облик, что видно как из самого текста, так и из комментариев Ван Би. Благость можно аккумулировать, сосредотачивать, при этом прозревая как бы её изначалие, её исток — «корень», не отвлекаясь на внешние проявления — «ветви». Именно аккумулирование Дэ в избытке (6–7) позволяет воплотить в человеке правителя — властителя над людьми.

Иногда фразу (1–4) считают парадоксальным высказыванием, распространённым в народе, и переводят так: «Правя ли людьми, служа ли Небу, лучше всего быть крестьянином. Тот, кто является крестьянином, тот рано одевается» [51, 59]. В данном случае крестьянин становится символом огромного напряжения, непрестанного труда, повседневного подвижничества в своём деле. Стоит ему лишь прекратить работать, — и его Ожидает голодная смерть. Равно и мудрец не может не исполнять своей миссии. Во фразе (3–4) трактовка иероглифа «фу» даст нам вариант: «Тот, кто воздержан, способен повиноваться (последовать) Дао с самого начала».

Лишь наделённый высшей Благостью, полученной от Дао, может «владеть государством» (12), то есть взвалить на себя и вынести всё бремя государственных дел. Речь идёт не столько о собственно обладании или управлении государством, сколько о выполнении некой вселенской миссии гармонизации этого мира. В древности понятие «го» (государство) имело более широкий смысл — «удел, на который распространяется власть или Благость правителя», а следовательно, под обладанием государством подразумевается осеменение мудрецом своей Благостью всего мира, а не какой-то конкретной страны.