Герменевтика гимна

Не удивительно, что в конце XX в. на мировой арене Франция «прославилась», в основном, молодежными бунтами и массовыми беспорядками – радикализм вписан в национальный код. Не удивительно также пренебрежение властной элиты национальными интересами французов, ибо включенные в гимн идеи Великой Французской революции не признавали границ и наций, декларировали интернациональные ценности и ввели в пространство политики само понятие «общечеловеческих прав». Марсельеза воплощает триумф космополитизма, казалось бы, фатальный для энергии гимна национального государства, но она же показательно иллюстрирует способность символа стать символом самого себя. В малой зависимости от буквального содержания маркируется историческая прочность французской нации как нации свободы, родившейся в эпоху революции. Конкретика, со временем, отошла на задний план, но основная идея актуальна до сих пор, и гимн манифестирует эту метафизическую данность.

***

Интересна история государственного гимна Польши. С политической карты Европы Речь Посполитая исчезла в 1795 г., после раздела ее территории между Россией, Австрией и Пруссией. В 1797 г. племянник последнего польского короля Ян Генрик Домбровский, с позволения Наполеона Бонапарта, создал в Италии Польские легионы, которые должны были вторгнуться в Польшу и отвоевать независимость. Тогда же впервые прозвучал марш легионов, определяющий им политическую задачу. По определенным причинам вторжение не состоялось, но «Марш Домбровского» еще долго время вдохновлял поляков на восстания (в 1830 и 1863 гг.) и в 1927 г. стал символом восстановленного государства. К сожалению, как и в случае с Марсельезой, этот гимн принес в Польшу XX в. идеи, актуальные более сотни лет назад. Но если Марсельеза концентрировала и творила смыслы новой эпохи, то «Марш Домбровского» транслировал из прошлого средневековые идеалы шляхты, променявшей «liberum veto» на независимость своего государства. Гимном отражены следующие смыслы:

Н. А. Бердяев, сравнивая русский и польский тип мессианства, выражал надежду на конечное примирение двух славянских народов. Констатируя их несхожесть, он еще в начале XX в. намечал пути движения навстречу: «Национальное чувство искалечено у нас, русских, рабством внутренним, у поляков – их внешним рабством. Русский народ должен искупить свою историческую вину перед народом польским, понять чуждое ему в душе Польши и не считать дурным непохожий на его собственный духовный склад. Польский же народ должен почувствовать и понять душу России, освободиться от ложного и дурного презрения, которому иной духовный склад кажется низшим и некультурным» [1, с. 141–142]. Тем не менее истинного примирения не последовало и в XXI в.

Немалую в этом роль, на наш взгляд, играет польская программа международных отношений, подсознательно формируемая гимном – военным маршем освободителей от российской оккупации, которых поддерживает Европа. Это произведение содержит восхищение Наполеоном, который «дал пример, как должны мы побеждать», а упомянутые истинные польские герои Домбровский (дивизионный генерал наполеоновской армии) и Чарнецкий (жестоко подавлявший антипольские восстания на Украине) сражались с Россией.

Не вызывает удивления после изучения гимна и длительное существование такого экзотического органа государственной власти, как «правительство Польши в изгнании». С 1939 по 1990 гг. оно претендовало на управление страной, находясь то во Франции, то в Великобритании. Некоторые государства (Испания, Ирландия и Ватикан) вплоть до 1958 г. считали его легитимным.

***

В 1862 г. П. Чубинский, вдохновленный «Маршем Домбровского», создает стихотворение, которому в 2003 г. было суждено стать государственным гимном суверенной Украины. Программа государственного строительства, просматривающаяся в нем, гласит следующее:

Как и у поляков, как и у французов, гимном схваченная эпоха рождения национального «Я» украинца механически перенесена из трагического кровавого прошлого в настоящее. Суверенное независимое государство «душу и тело» народа готово положить за свободу от внешнего врага, затаившегося на Востоке. Указанный враг, почему-то, не ощущает себя таковым по отношению к «братскому народу», сообща с которым вышел из одной восточно-славянской колыбели. Но родство – не тождество. Неприятие этого факта присутствует со стороны России: комплекс «старшего брата» мешает признать, что на Украине формируется не уменьшенная копия, а отдельная, хоть и родственная, нация с отличным от российского мировоззрением.

Эта онтологическая несхожесть отражена в темпоральной и пространственной архетипике гимнов. Стихотворение Чубинского в 1862 г. было ориентировано на будущее, в начале XXI в. будущее наступило. В этом «будущем» Украина, как и Польша, – «цэ Эуропа», охраняющая рубежи цивилизованного мира от варварского Востока. Государственный концепт избавляется от прошлого, яростно и нетерпимо отграничивая себя от русских соседей, ради пребывания в Европе, среди народов которой «Украины слава встанет» [5]. Будущее, как прекрасная «фата-моргана», манит за собой страну: кажется, что если сделать еще пару шагов на запад, то вожделенный оазис процветания будет достигнут. В России же сформировалась иная темпорально-пространственная схема: метафизика вечности и бесконечность уже имеющегося пространства. Это самодостаточное государство демонстрирует на символическом уровне уверенность в себе и своем месте в мире. Россия на данном историческом этапе отвечает совсем на иные вызовы: «Но медведь ни у кого разрешения спрашивать не будет. И тайги своей не отдаст» (из речи В. В. Путина перед членами международного дискуссионного клуба «Валдай», Сочи, 2014).