Сочинения в двух томах. Том 2

Здесь естественно спросить себя, не могут ли государи возвратиться к принципам древней политики и позаботиться в данном отношении больше о своей собственной выгоде, чем о благосостоянии своих подданных? Я отвечу, что это кажется мне почти невозможным, потому что древняя политика была насильственна и противоречила естественному и обычному ходу вещей. Известно, посредством каких своеобразных законов осуществлялось управление Спартой; известно, что все те, кто изучал проявления человеческой природы в других странах и в другие времена, справедливо рассматривали эту республику как чудо. Если бы свидетельство истории было менее положительно и твердо, то такая система правления показалась бы нам чистой выдумкой или философской фантазией, совершенно неосуществимой на практике. Хотя римская республика и другие древние республики были основаны на несколько более естественных принципах, потребовалось необычайное стечение обстоятельств, чтобы они смогли взять на себя такое тяжелое бремя. Эти государства были свободны, их территория была мала; то была эпоха беспрерывных войн, и все их соседи никогда не слагали оружия. Свобода естественно создает пламенный патриотизм, в особенности в небольших государствах, и этот патриотизм, этот amor patriae¹²² должен усиливаться в такую эпоху, когда государство (public) живет в постоянной тревоге и граждане вынуждены во имя его защиты ежеминутно подвергать себя величайшим опасностям. Ряд беспрерывных войн делает из каждого гражданина солдата; он в свою очередь вступает в войско и во время службы почти всецело содержит себя сам. Эта служба, без сомнения, равна тяжелому налогу, но такой налог необременителен для народа, который привычен к оружию, сражается более ради славы и мести, чем ради платы, и так же мало знаком с удовольствиями, как с барышом и трудолюбием ²⁵⁶. Я не говорю уже о далеко простиравшемся равенстве имуществ, которое господствовало в древних республиках, где каждое поле, принадлежавшее отдельному собственнику, могло прокормить целую семью и где, следовательно, количество граждан могло быть очень велико даже при отсутствии торговли и промышленности.

Однако, хотя у свободного и очень воинственного народа отсутствие торговли и промышленности может иногда иметь своим единственным следствием увеличение могущества государства, при обыкновенном течении человеческих дел оно приводит к противоположному результату. 1осударь должен брать людей такими, каковы они есть, и не может стремиться к насильственному преобразованию их принципов и приемов мышления. Нужен длинный период времени и известные обстоятельства и события, чтобы произвести эти великие революции, так глубоко меняющие характер человеческой деятельности. Мало того, чем менее естественны те принципы, на которые опирается данное общество, тем труднее законодателю повысить культурный уровень этого общества. Он поступит наиболее целесообразно, если, подчинившись господствующей склонности людей, станет производить все те улучшения, которые общество способно воспринять. А при естественном ходе вещей промышленность, ремесла и торговля увеличивают как могущество государя, так и благосостояние подданных, и политика, которая усиливает государство, обездоливая частных лиц, есть политика насилия.

Несколько новых соображений, выясняющих последствия лени и невежества, лучше всего могут доказать это.

В стране, где нет ни мануфактур, ни механических производств, большинство людей, естественно, должно заниматься земледелием, и если их мастерство и трудолюбие увеличиваются, то их труд должен давать значительный излишек сверх того, что необходимо для их собственного пропитания. Ясно, что у них нет никакого искушения увеличивать свое трудолюбие и мастерство, поскольку они не имеют возможности обменивать производимый ими излишек на предметы, способные доставлять им удовольствия или удовлетворять их тщеславие. Ими, естественно, овладевает беспечность; большая часть земли остается невозделанной, а то, что обработано, вследствие лени и нерадивости земледельцев далеко не дает максимума того, что может произвести. Если вдруг крайне необходимо привлечь большое число лиц на службу государства, то труд народа не даст того излишка, который понадобится для пропитания данных лиц. Земледелец не может сразу увеличить свое прилежание и свое мастерство. Необработанные поля могут быть возделаны не ранее, как по истечении нескольких лет. В течение этого времени армия должна или совершать насильственные и неожиданные захваты, или разбежаться вследствие недостатка съестных припасов. От такого народа нельзя ожидать ни правильного наступления, ни правильной обороны: его солдаты столь же невежественны и неискусны, как и его земледельцы и люди, занятые в промышленности.

Все на свете приобретается посредством труда, и наши аффекты суть единственная причина труда . Когда у нации есть в изобилии мануфактуры и механические ремесла, то земледельцы и фермеры изучают земледелие как науку и удваивают свое трудолюбие и прилежание. •Излишек, получающийся от их труда, не пропадает; он обменивается на те продукты мануфактур, которые теперь требуются для обеспечения людям роскоши. Таким образом, земля доставляет гораздо большее количество предметов, нужных для жизни, чем их необходимо для удовлетворения потребностей самих земледельцев. В мирное время этот излишек идет на содержание тех, кто занят в промышленности, и тех, кто занимается свободными искусствами. Но государство легко может обратить известное число людей, занятых в промышленности, в солдат и употребить на их содержание тот излишек, который получается от труда фермеров. Такой порядок мы и наблюдаем во всех цивилизованных государствах. Что происходит, когда государь набирает армию? Он накладывает новый налог; этот налог принуждает население отказаться от всего, что не безусловно необходимо для существования. Те, кто был занят производством менее необходимых товаров, должны или вступать в войско, или обращаться к земледелию; в последнем случае они заставляют известное число земледельцев за недостатком работы сделаться солдатами. И, рассматривая вопрос с отвлеченной точки зрения, приходится сказать, что люди, занятые в промышленности, увеличивают могущество государства лишь постольку, поскольку они накапливают известное количество труда, притом такого труда, которым государство может воспользоваться, никого не лишая предметов первой необходимости. Следовательно, чем значительнее излишек труда сверх того, что безусловно необходимо для существования, тем могущественнее государство, потому что лица, занятые этим трудом, легко могут быть привлечены на общественную службу. Государство, лишенное мануфактур, может содержать такое же количество рабочих рук, но количество и характер производимого в нем труда будут иными; в данном случае весь труд будет обращен на производство предметов первой необходимости, которое совсем или почти совсем не допускает сокращения.

Таким образом, могущество государя и благосостояние общества с точки зрения торговли и мануфактуры в значительной мере взаимосвязаны. Обязывать земледельца истощать свои силы, дабы извлечь из земли больше, чем необходимо для его семьи и для него самого,— это насильственная и в большинстве случаев неосуществимая система. Дайте ему продукцию мануфактур, и он сам начнет работать больше. Впоследствии вам легко будет отобрать у него часть его излишнего труда и употребить ее на нужды государства, не вознаграждая его обычной платой. Вследствие привычки к усиленному труду это покажется ему менее обременительным, чем если бы вы без всякого вознаграждения принудили его внезапно увеличить количество труда. То же самое можно сказать и об остальных членах государства. Чем значительнее запас (stock) труда во всех его видах, тем значительнее та часть его, которую можно вычесть из общей суммы, не произведя тем самым чувствительной перемены.

Государственное хранилище зерна, суконный и оружейный склад—вот в чем состоит действительное богатство и сила государства. Торговля и промышленность представляют собой в сущности не что иное, как запас труда, который в мирное время служит удовлетворению нужд и желаний отдельных лиц, а в минуту государственных трудностей может быть частично употреблен на государственные нужды. Если бы мы могли превратить каждый город в укрепленный лагерь и в каждую грудь вдохнуть столько воинственности и патриотизма, чтобы каждый гражданин был готов перенести ради государства самые суровые лишения, то одни эти аффекты ныне, как и в древние времена, в достаточной степени поощряли бы трудолюбие и поддерживали общество. Тогда было бы выгодно изгнать, как это делают в лагерях, роскошь и изнеженность жизни и путем ограничений в пище и одежде достигнуть того, чтобы съестных припасов и провианта хватало на более продолжительное время, чем если бы армию без пользы обременяло большое число наемников. Но так как эти принципы идут уж слишком вразрез с частными интересами и так как их слишком трудно поддерживать, то деятельность людей приходится направлять при помощи других аффектов: их приходится воодушевлять духом алчности и стяжательства, стремления к роскоши и довольству. В этом случае лагерь оказывается наполнен множеством ненужных людей, но зато и припасы стекаются в него соответственно в большем количестве. Следовательно, соразмерность в целом постоянно оказывается соблюдена, и так как естественные склонности человеческого духа получают более полное удовлетворение, то как отдельные лица, так и государство находят выгодным для себя придерживаться этих принципов.