Космология радости

Коллективное поклонение в церквях вполне могло бы соответствовать требованиям естественного человеческого общения, если бы богослужение было построено по принципам органического коллектива, а не толпы. Однако прихожане в церкви, как правило, размещаются друг за другом, видя перед собой только затылок впереди сидящего человека и общаются только с лидером — проповедником, священником или символом авторитарного Бога. Многие церкви пытаются изменить такое положение вещей, отводя специальное время для общения прихожан и танцев. Однако такое времяпровождение имеет определенно мирское звучание, поскольку общение людей в данном случае, как правило, оказывается прохладным и сдержанным. Существуют, конечно, дискуссионные группы, в которых лидер или “массовик-затейник” дает возможность высказаться каждому, однако общение, построенное таким образом, также оказывается всего лишь словесным и идейным.

Трудность в том, что защищающаяся защита нашего эго сторонится того самого, что способствует избавлению от нее, — общения, построенного на физических жестах привязанности: ритуалов, танцев и других разновидностей игр, которые явно символизируют взаимную любовь представителей группы. Иногда такая игра естественно и неожиданно начинается между близкими друзьями, однако какое чувство неловкости возникает, когда пытаешься установить подобные отношения между незнакомыми людьми! Тем не менее существуют многочисленные объединения людей, которые, называя себя близкими друзьями, не могут отважиться выразить свое восхищение друг другом физическим и эротическим прикосновением, возвышающим дружбу до уровня любви. Наша проблема — чувство неуверенности и неловкости — возникла потому, что мы упустили из виду огромный диапазон любви, лежащий между формальной дружбой и половым актом. Поэтому мы боимся, что как только наши отношения переступят порог формальной дружбы, мы сразу же скатимся до крайностей сексуальной распущенности или, что еще хуже, гомосексуализма.

Незаполненный промежуток между братской духовной любовью и сексуальной любовью соответствует размежеванию духа и материи, ума и тела — причем мы привыкли разделять их таким образом, чтобы каждое наше предпочтение или действие относилось к одной стороне. Между этими двумя крайностями нет плавного перехода, и поэтому братская любовь становится безвкусной, а сексуальная любовь грубой. Вот и получается, что отход от братской любви не может не быть стремительным падением в противоположную крайность. Таким образом, тонкие и чудные возможности, находящиеся между этими двумя полюсами, оказываются полностью потерянными. Другими словами, большая часть спектра любви требует отношений, которые мы не можем себе позволить, и вся эта традиция переживать любовь лишь в ее крайних проявлениях напоминает ситуацию, когда вместо целой буханки хлеба покупают только две корки.

Я не имею ни малейшего представления, как можно исправить это положение вещей в обществе, в котором достоинство личности определяется тем, насколько ей удается держаться в стороне от других, и в котором многие не допускают даже мысли о том, чтобы держать руку того, с кем их не связывают семейные или сексуальные отношения. Насильственная пропаганда установления более близких контактов с другими едва ли сможет дать результат, отличный от замешательства. Остается лишь надеяться, что когда-нибудь наступит время, когда наши защитные механизмы спонтанно дадут трещину, как скорлупа яйца, когда из него должен вылупиться птенец. Эта надежда может снискать себе оправдание в тех отраслях философии и психологии, религии и науки, которые говорят нам, что человек — это не дух, заключенный в строптивую плоть, а организм, неотделимый от своего социального и физического окружения.

Разумеется, такое же представление о человеке мы получаем и под воздействием замечательных препаратов, которые временно подавляют наши защитные механизмы и позволяют нам видеть то, что дуалистическое сознание обычно игнорирует — мир как нерасчленимое целое. Это видение, очевидно, не имеет ничего общего с наркотическими галлюцинациями и суеверными фантазиями. Оно являет нам удивительное подобие той таинственной вселенной, которую пытаются описать современные физики и биологи. Не остается сомнений, что их мысль устремлена в сторону создания единой космологии, которая уже не тяготится старыми представлениями о несоотносимости ума и материи, субстанции и формы, вещей и событий, действующего и действия, вещества и энергии. И если окажется, что в этой вселенной человек не чувствует и не мыслит себя отдельным субъектом, противостоящим враждебным и угрожающим объектам, мы получим не только космологию единства, но и космологию радости.