Космология радости

Одним из самых здравых принципов иудейской и (по крайней мере, теоретически) христианской теологии гласит, что ни одно вещество или существо само по себе не является плохим. Зло возникает вследствие неправильного использования — когда ножом убивают, когда с помощью спичек устраивают поджог, или когда, напившись пьяным, водитель наезжает на пешехода. (Обратите внимание также на то, что угнетенный, раздраженный и злой водитель не менее опасен, поскольку его внимание также не сосредоточено на дороге.) Мне кажется, что правосудие должно руководствоваться здравым принципом: человека следует преследовать в судебном порядке лишь тогда, когда он совершает явные и легко определяемые антиобщественные действия, причиняет ущерб, или намеревается причинить ущерб, жизни, телу или собственности других людей. Принятие законов, запрещающих распространение и приобретение вещей (кроме пулеметов и бомб), которые могут быть использованы неправильно, приводит к плачевным злоупотреблениям полномочиями полиции в угоду политическим амбициям или для преследования неугодных личностей. (Как легко подбросить марихуану своему конкуренту в бизнесе!) Все такие избыточные законы (законы, регулирующие нравственность человека и уличающие в преступлениях там, где нет невольно пострадавших) являются попытками сделать жизнь человека свободной от риска, или “защищенной от дурака”. Тем самым индивид не несет больше ответственности за свою собственную жизнь и не может по своему усмотрению рисковать для достижения политических, социальных, атлетических, научных и религиозных целей в том случае, когда такой риск кажется ему оправданным.

Искатели приключений и люди творчества всегда любили — и общество их, как правило, поддерживало — подвергать себя серьезному риску при изучении внешнего мира и при проведении научных и технических экспериментов. В наши дни многие молодые люди не только чувствуют, что пришло время исследовать внутренний мир, но и желают подвергнуться риску, который сопутствует подобным исследованиям. Таких людей также следует поощрять и поддерживать добрым словом и другими доступными нам средствами. Почему мы позволяем людям совершать такие чисто спортивные подвиги, как, например, покорение Эвереста (с помощью кислородных масок), и запрещаем такие духовные приключения, как восхождения на горы Шумеру, Зион и Аналог (с помощью психоделиков).

На поверхностном уровне страх общества и официальных лиц перед психоделиками основывается на невежественном причислении этих веществ к таким оставляющим привязанность наркотикам, как героин, амфетамин и веронал. Однако выпить кофе или виски также означает “принять наркотик”, и это разрешено, хотя нежелательные последствия в этом случае могут быть довольно серьезны, а творческие достижения весьма незначительны. По существу, психоделические вещества внушают страх по той же причине, что и мистическое переживание, которое католические, протестантские и мусульманские власти не поощряют и даже осуждают. Ведь мистическое переживание приводит к разочарованию и равнодушию в отношении таких одобренных социальных благ, как статус и успех, к понимающей улыбке перед лицом претенциозности и помпезности и — что для них всего страшнее — к неверию в церковно-государственную догму, гласящую, что все мы — приемные дети Бога или случайные проблески разума в механической и бездушной вселенной. Ни одно авторитарное правительство, ни светское, ни духовное, не может примириться с тем, что каждый из нас является Богом в маске, и что наше подлинное, сокровенное, основное и неотъемлемое — не может умереть. Вот почему они должны были так жестоко поступить с Иисусом.

Поэтому, если хотя бы первый проблеск мистического переживания можно получить посредством принятия пилюли или жевания растения, вскоре этот проблеск смогут получить миллионы людей — которыми впоследствии трудно будет управлять силой “авторитета”. Даже сейчас в Соединенных Штатах признают, что основная опасность от психоделиков не столько неврологическая, сколько политическая — ведь “обращенные” люди не заинтересованы больше в том, чтобы играть в силовые игры нынешних правителей. Глядя на жизни тех, кто добился удачи в нашем обществе, эти люди видят сплошную скуку.

В эпилоге к настоящей книге я постараюсь показать, что психоделическое переживание — это только проблеск подлинного мистического озарения, однако этот проблеск можно углублять и развивать с помощью медитации, для которой психоделики не нужны. Услышав нужную информацию, человек кладет трубку. Дело в том, что психоделические вещества — это всего лишь инструменты, подобно микроскопам, телескопам и телефонам. Биолог не сидит постоянно, уставившись в микроскоп; он выходит из лаборатории и претворяет в жизнь свои открытия.

Более того, строго говоря, мистическое озарение заключено в самом веществе не больше, нежели знание биологии — в микроскопе. Не существует принципиального различия между углублением восприятия с помощью внешнего инструмента, такого как микроскоп, и углублением восприятия с помощью принятия инструмента внутрь, как происходит в случае с этими веществами. Если кому-то покажется, что такая возможность является оскорблением достоинства ума, тогда микроскоп, вне всяких сомнений, оскорбляет достоинство глаза, а телефон — уха. Строго говоря, психоделики вообще не дают мудрости, равно как микроскоп — знаний. Они дают материал, на почве которого произрастает мудрость, и поэтому полезны в той мере, в которой индивиду удается вписать в свои представления и образ жизни то, что ему открылось. Как побег, как отдельный, оторванный от жизни экстаз, они могут иметь тот же смысл, что и полноценный отдых или хорошее развлечение. Однако такое их применение напоминает об использовании суперкомпьютера для того, чтобы играть в крестики-нолики, и поэтому часы возвышенного восприятия оказываются потерянными, если они не наполнены медитацией или спокойными размышлениями на любую тему.

Среди всех известных мне описаний больше всего такое созерцательное использование психоделиков напоминает Игру в Бисер, о которой говорится в одноименном произведении Германа Гессе. В своем романе писатель изображает отдаленное будущее, в котором орден ученых-мистиков изобрел иероглифический язык, охватывающий все отрасли науки, искусства, философии и религии. Суть Игры в Бисер в том, чтобы обнаруживать связи между конфигурациями в различных областях знаний подобно тому, как музыкант находит новые гармонические и контрапунктные сочетания звуков. Из таких элементов, как устройство китайского дома, соната Скарлатти, топологическая формула и стих из Упанишад, играющие выделяют общую тему и изобретают ее приложения в других направлениях. Две игры не могут быть одинаковыми не только потому, что в них различаются элементы, но и потому, что у играющих нет стремления навязать миру единообразный статический порядок. Универсальный язык благоприятствует прослеживанию взаимосвязей, однако не фиксирует их, так как в его основе лежит “музыкальное” понимание мира, в котором порядок динамичен и изменчив, как мелодия в фуге.

Подобно этому в моих экспериментах с ЛСД и псилоцибином я обычно сосредоточивал внимание на такой теме, как полярность, трансформация (например, пищи в живой организм), борьба за выживание, связь между абстрактным и конкретным или между Логосом и Эросом. Затем я позволял своему углубленному восприятию постигать подобные отношения с помощью произведений искусства и музыки, с помощью таких естественных объектов, как папоротник, цветок, морская ракушка, религиозный или мифологический архетип (это могла быть Месса), или же с помощью личного контакта с теми, кто оказывался рядом со мной. Кроме того, иногда я концентрировался на одном из органов чувств и как бы пытался обратить его на себя, чтобы увидеть процесс видения, а от этого переходил к попыткам понять понимание или искал ответ на вопрос “Кто я?”.

Подобные исследования приводят к интуитивным проблескам необычайной яркости, и поскольку по окончании действия психоделика перечислить их не составляет труда (особенно, если они записаны на пленку или на бумагу), следующие за экспериментом дни и недели можно использовать для того, чтобы проверять их с логической, эстетической, философской и научной точек зрения на обычных ситуациях. Как и следовало ожидать, одни из них оказываются важными, тогда как другие нет. То же можно сказать и о внезапных находках, которые изобретатель или человек искусства делает в обычном состоянии сознания; они не всегда столь же подлинны и универсально применимы, как кажутся в момент озарения. Создается впечатление, что психоделики дают сильный толчок творческой интуиции и поэтому обладают не менее ценными достоинствами в сфере изобретения и научных исследований, нежели в психотерапии — если последнюю понимать в обычном смысле как средство “приспособления” ущербной личности к жизни в нашем обществе. Лучшая сфера их использования — не клиника для душевнобольных, а студия, лаборатория или институт глубинных исследований.