Почему дети лгут?

15 лет назад, когда я училась в высшей юридической школе, считалось общепризнанным, что дети — ужасные свидетели. Существовало мнение, что доверять свидетельским показаниям ребенка младше 7 лет практически нельзя, а ребенка 7–14 лет — рискованно. Детей призывали в качестве свидетелей лишь в исключительных случаях, когда не было иных источников информации. Чтобы доказать, что дети — абсолютно ненадежные свидетели, бельгийский психолог Варондек предпринял специальное исследование. В 1891 г. Варондек выступал свидетелем в суде, пытаясь доказать невиновность подозреваемого в убийстве. Единственному свидетелю убийства было 8 лет. Варондек попросил 20 восьмилетних детей ответить на вопрос, какого цвета борода у их учителя. 19 из них указали, какого цвета борода, и лишь один дал правильный ответ — у учителя вообще не было бороды [108].

На протяжении последнего десятилетия отношение к свидетельским показаниям детей претерпело драматические изменения. Сегодня очень часто дети, которым порой нет и 7 лет, предстают в качестве свидетелей по гражданским и уголовным делам. И к допросу этих свидетелей подчас подходят более серьезно, чем к допросу взрослых.

Причина перемен состоит не в том, что современные дети стали более искушенными. Просто назрела настоятельная общественная необходимость оградить детей от участившихся случаев сексуальных посягательств. Как правило, в таких случаях ребенок выступает и жертвой, и единственным свидетелем. Лишить ребенка права выступить в суде значило бы отказаться защитить его и позволить подозреваемому уклониться от дознания. А такое многим кажется недопустимым, общественность не желает мириться с подобными ситуациями.

В 1975 г. было зарегистрировано примерно 12 000 случаев посягательств на детей. К 1985 г. эта цифра выросла до 150 000. Общественное мнение было взбудоражено информацией о чудовищных злоупотреблениях в ряде детских садов от Флориды до Калифорнии.

Свидетельствует ли этот взрыв о росте преступности или перед нами лишь следствие изменившегося отношения к показаниям детей? А может быть, мы все попали в ловушку, раздувая истерию на основе показаний, не соответствующих действительности?

Это непростые вопросы, и на них пока нет ответов На волне общественного возбуждения произошли серьезные перемены в ряде педагогических социальных программ. Детям демонстрируют видеофильмы, читают книги, рассказывают истории с одной целью — побудить их рассказывать о сексуальных посягательствах на них своим родителям и учителям. И все больше детей делают это. От учителей, воспитателей, психотерапевтов закон теперь требует сообщать о серьезных подозрениях на сексуальные посягательства в отношении детей в тех случаях, когда подобные подозрения у них возникают; ранее такие требования не выдвигались. При слушании дел о родительских правах обвинения в сексуальных злоупотреблениях со стороны одного из родителей стали звучать весьма часто. Меня, как юриста, это настораживает. Некоторые судьи утверждают, что в 10 % бракоразводных процессов фигурируют подобные обвинения [109]. Количество дел об установлении опеки над детьми неуклонно растет из-за увеличения числа разводов и радикального изменения законов об опеке.

Высказываются и критические мнения о такой статистике. Многие считают, что мы попали в ловушку истеричного доносительства: дети, по природе своей очень внушаемые, поощряются к тому, чтобы выдумывать инциденты, которых не было. Особые обвинения звучат в адрес разведенных матерей: не исключено, что они специально «обрабатывают» детей, чтобы всеми правдами и неправдами отобрать право опеки у отцов.

Однако большинство социальных работников и прокуроров продолжают верить показаниям детей о сексуальных злоупотреблениях. Перегруженные подобными делами, суды ищут поддержки со стороны психологов, социологов и психиатров. Юристы хотели бы усовершенствовать процедуру дознания с тем чтобы повысить надежность свидетельских показаний и, обеспечивая необходимую защиту детей, не ущемлять при этом конституционных прав подозреваемых.

Центральный пункт намечаемых преобразований — переоценка надежности показаний детей. Эксперименты с трехлетними детьми, описанные в 3-й главе свидетельствуют, что уже в этом возрасте дети способны на явную ложь. Но возникают вопросы: легко ли побудить ребенка соврать с целью угодить взрослому? Подвержены ли дети внушению в большей степени, чем взрослые? Склонны ли они более, чем взрослые, верить в собственную ложь? Не пытаются ли дети с помощью фантазирования разрешить стрессовую ситуацию? И еще один важный вопрос: способны ли дети воспроизвести истинные подробности, которые бы объективно свидетельствовали против обвиняемого? Сегодня ученые знают о развитии детей больше, чем знал в свое время Варондек, и располагают более утонченными методами исследования, что позволяет им анализировать такие существенные для разрешения этих вопросов области, как внушаемость, память, воспроизведение, понимание и фантазирование. И хотя многое еще не изучено, немало научных результатов будет представлено в этой главе.

Дела о сексуальных злоупотреблениях сильно различаются, и рассматривать их я буду по отдельности. Прежде всего обратимся к случаям массовых злоупотреблений, большинство которых происходило в дошкольных учреждениях и привлекало повышенное внимание общественности. Дела такого рода чрезвычайно сложны, в них вовлечено множество жертв и обвиняемых, и потому их рассмотрение порой длится годами. К моменту, когда ребенку предстоит выступить в суде (если такое вообще происходит), он уже многократно перед этим подвергался допросу.

Обвинения в адрес одного из родителей в ходе гражданского процесса — дело совсем иное, чем уголовный процесс. Юридические процедуры здесь совсем иные. И хотя дела подобного рода редко вызывают сенсацию, количество их день ото дня растет.

Кроме того, многие дела касаются посягательств на отдельного ребенка со стороны родственника или знакомого. О таких инцидентах все чаще сообщают педагоги, следуя закону о необходимости информировать суд о сексуальных злоупотреблениях в отношении детей.

Дела о массовых злоупотреблениях

Важно отметить, что лишь немногие дела о массовых сексуальных злоупотреблениях в дошкольных учреждениях закончились вынесением обвинительного приговора. Большинство обвинений в адрес подозреваемых доказать не удалось. И это вызвало возмущение общественности. Неужели судьи перестраховались или дети сошли с ума?

Впервые общественность столкнулась с инцидентом такого рода в 1984 г. в связи с Джорданским делом. Вся Америка с ужасом узнала, что в маленьком провинциальном городке в штате Миннесота, традиционной цитадели добродетелей среднего Запада, две дюжины мужчин и женщин — добропорядочных граждан, в большинстве своем состоящих в браке, — устраивали тайные оргии, сопровождавшиеся сексуальными посягательствами, а нередко и пытками детей. Именно дети поведали миру историю о кошмарных сборищах, где родители соревновались между собой за право насиловать детей. Жертвы были изолированы в приемных семьях, но история не утихала. Наконец, в детских рассказах всплыла версия о зверских убийствах. Несколько детей заявили, что у них на глазах один мальчик умер от пыток. Упоминались и другие, столь же ужасные случаи.

Были предприняты попытки найти тела убитых Детей. Судебная машина заработала, как вдруг все обвинения рухнули.

Что же произошло? В ходе судебного разбирательства дети признались, что случаи убийства были ими придуманы, хотя на остальных обвинениях продолжали настаивать. В то же время главный обвиняемый, которому негласно было обещано смягчение приговора в обмен на признание, изменил свои показания. Первоначально назвав имена нескольких соучастников, он вдруг заявил, что действовал один.

Стало очевидным, что, по крайней мере, часть детей говорили неправду относительно некоторых событий. И обвинение пришло к выводу, что столь противоречивые показания не смогут убедить присяжных. Как и в большинстве других случаев, обыски в домах подозреваемых не дали компрометирующих улик. Единственными аргументами служили признание главного обвиняемого и данные медицинского обследования детей. Согласно результатам судмедэкспертов, некоторые дети подверглись насилию. Но установить, с чьей стороны, на основании обследования было невозможно.