Большой вальс

- Что же ты задумал? Мне кажется, Максюта, не стоит враждовать с отцом. Во-первых, это лишь осложнит твои отношения с Антонией, а, во-вторых, он, в сущности, отличный отец - любит тебя, хочет сделать наследником всего состояния, а главное - дела. Дела реформирования страны, к которому он относится чрезвычайно ответственно, - горячо убеждала брата Виктория, которой Хосейн почему-то понравился. Может, оттого что слегка напоминал Омара Шарифа, а может потому, что так смотрел на сына - с горячим беспокойством, скрываемым "протокольной" выдержкой.

- Викошка, я не могу жить без Тони и не стану ждать два месяца, если она через двадцать дней выходит замуж! Я убежден - Антония не любит этого Картье и просто не хочет портить мое будущее!

- У тебя такой смешной акцент появился, как у грузина. - Виктория нежно посмотрела на брата, припоминая его расквашенный в драке нос и бесконечные конфликты с французской "училкой" и гордое заступничество за неё во дворе.

- А помнишь, как я была влюблена в Аркашу? Да нет, ты совсем маленький был...

- Ну да! Как не помнить - ты даже заболела тогда, а у меня руки чесались рожу ему намылить... Длиннющий был, дылда, и тупой - такой алмаз проглядел!

Они лежали на огромной кровати перед распахнутым окном, в котором белели среди глянцевой листвы огромные цветы магнолий. На голубом атласном покрывале в беспорядке покачивалась флотилия хрустальных с золотом ваз, груженых фруктами и сладостями.

- А катино печенье из геркулеса помнишь? А занавески Августы, её коронный "наполеон" и салат из крабных палочек?

- А отцовских лошадей - Ваську и Персиля Второго? Представляешь, Викошка, его уроки так сильно помогли мне в новой жизни... Знаешь, отец совершенно не обязательно должен быть один. Да, да! Дело в том, сколько у тебя любви. Во мне - очень много, - принц похлопал ладонью выпяченную грудь. - Я всегда буду называть папу-Лешу отцом. А Женя и Катя останутся мамами.

- А я всегда буду звать тебя братом, любить домашний "наполеон" и цитировать Августу. Ты зря испугался там, в самолете - "алмазные слезы" это из её заповедей. Примета подлинного аристократизма... И как только вы грызете эти твердокаменные штуки? - Виктория с хрустом откусила кусочек орехового козинаки.

- Грызи, грызи, - очень развивает челюстные мышцы. Сможешь врагу горло перекусить. Вот так! - Максим изобразил тигровый оскал. - А я ведь пять лет считал тебя погибшей. Наврали мне, значит, специально, чтобы от всяких мыслей о прошлом отвадить. Но я не верил! Глупо, конечно. Не хотелось верить в плохое... И до сегодняшнего дня все надеялся, что и папа-Леша найдется... Завтра я покажу тебе усыпальницу матери. Хосейн велел доставить её прах прямо с солнечногорского кладбища.

- Ах, вот откуда эта страшная история! Твой отец поступил очень смело. И романтично... Почему-то мне не кажется, что он способен на подлость... Послушай, милый, я постараюсь уговорить Тони подождать до октября. А пока, чтобы не разжигать страсти, скажем Хосейну, что согласны на его условия без всяких "выкупов" и документов.

Думаю, Тони и сама не торопится стать мадам Картье. Ведь ты такой красавец вымахал - обалденный жених! Да ещё - герой. - Виктория за уши притянула Максима и чмокнула его в лоб. Хохоча, они повалились на весело взвизгнувшую постель, скинув на пол хрустальную ладью.

...Под окнами виллы, в благоухающих зарослях покой "влюбленных" охранял усатый офицер внутренней стражи. С невозмутимым лицом он прислушивался к визгам и возне, доносившимся из раскрытого окна, шепча сочиненное только что заклинание: "Да продлит Аллах дни светлейшего государя Хосейна, славного отпрыска его Бейлима, да укрепит мужскую мощь, данную сим властителям со всей божественной щедростью".

Глава 4. Приглашение к счастью

Пробыв в гостях у Максима всего сутки, Виктория срочно вылетела в Париж, где встречала её обеспокоенная Антония.

- Тебя, дорогой мой доктор общественных наук, хотели убить! Посмотри-ка сюда: полкило пудры, а под ней настоящая травма - всю левую щеку разворотили... Если бы не Артур...

- Слава Богу, опять Артур! Поздравляю, Тони. Только, ради Бога, смотри на дорогу!

Антония неслась "на автопилоте" по знакомой трассе от аэропорта Шарля де Голля к своему дому в Лемарти, живо пересказывая ужасное происшествие в Вирджинии.

- Теперь ещё бок болит и половина волос вылезла - ты у меня в большом долгу, Виктория!

- Кстати, - Виктория развернулась к водительнице правой щекой. Видишь, синяк? Это на память о московском метро! Меня чуть не убили, приняв за тебя, сестренка!

Девушки посмотрели друг на друга и расхохотались - даже увечья располагались у них строго симметрично, в зеркальном отражении. Мимо пронесся, гневно сигналя, огромный автобус, чуть не задевший вылетевший на осевую линию автомобиль Антонии.

- Ладно, будет о чем поболтать за обедом. Я все приготовила дома - не идти же нам с тобой в ресторан! Сенсации пока не нужны. Тем более, ты должна взглянуть на свое фамильное "поместье", - Виктория Меньшова-Грави, добавила она с усмешкой.

Попав в этот дом, Виктория осматривалась, как в музее, припоминая произошедшие здесь знаменательные эпизоды. Неужели сюда забрел в конце двадцатых годов Шура Зуев в своей облинявшей белогвардейской шинели? Здесь прошел короткий, невероятный роман юной Алисы и красавца Филиппа. В этих стенах нашел друзей начинающий бизнесмен Остин Браун, захаживающий к Александре Сергеевне и устраивавший праздники для детворы, среди которой блистала его будущая жена... А Йохим Динстлер? Вот тут, в дверях, поправляя очки стоял он в то давнишнее, фантастическое Рождество... Так просто и абсолютно невероятно.

Два дня назад на старенькой подмосковной даче мать показала ей место в саду между кустами разросшейся сирени.

- А вот здесь мы с Лешей ставили "манеж" для тебя. Ты выбрасывала из него игрушки и пыталась жевать траву.

Виктория уставилась на памятное место, сраженная непонятными ей чувствами - "Это так просто, что я даже не могу осознать всей значительности", - сказала она матери.

И вот теперь так же оторопело рассматривала она старый французский дом, хранящий тени ушедших памятных дней, событий, которые, как ни странно, имели, оказывается, прямое отношение к ней, никому здесь тогда неведомой, толкущейся в деревянном манеже крюковского сада.

- Потом, потом все рассмотришь! А сейчас - за стол! Мне не терпится услышать о твоих приключениях. Ну и развлеклись мы, Тори! даже смеяться не могу - бок болит. - Антония сама раскладывала в тарелки магазинные салаты, поскольку специально отпустила прислугу. - Артур проговорился, что ты неравнодушна к крабам. Тогда это все необходимо съесть тебе. Симпатизирующая мне хозяйка местной закусочной изготовила специально для "гостей", поскольку для меня придерживает вот этот паштет из сырого филе!

- Узнаю, в Парме меня специально накормили чем-то подобным, помогая "войти в образ" А. Б. И знаешь, это было не самое страшное.

- Тори, а ведь я, сидя со своим животом под крылом матушки Стефании, одинокая, заброшенная, думала, что ты та веселишься на всю катушку приемы, презентации, полеты с магами... А ещё все эти жужжания прессы "Ура, мисс Браун! Да здравствует А. Б.!" Каково?

- Бедная "железная маска"! Зато я чувствовала себе камикадзе каждый раз, выходя за дверь своего гостиничного номера... Да и в номере... Тони, ведь я даже не знала, как открывается флакончик с шампунем!

- Ха, зубами! И вообще - это дело дизайнеров. Нам-то, потребителям, совсем не обязательно вникать. Только плати и качай права! Вызывай главного администратора и - в разборки. Он сам откроет, да ещё вымоет тебя с большим удовольствием.

- Вот этого я как раз и не умела делать. Но ничего, постепенно дошла, благодаря тебе... Но а ты, затворница, хитрее всех оказалась: такой парень по лужайкам бегает! И прямо ко мне на шею: "Мамочка!" Он нас упорно путает. Умерла бы от зависти, если бы не свои конкретные перспективы, - Виктория многозначительно подмигнула.