Тридцать ночей (ЛП)

Глава 49

Американская красавица

Ещё до того как открыть глаза, я поняла где нахожусь. Кровать, стеклянная дверь открыта, прохладный бриз приносит запах свежевскопанной земли. И меня окружает корично-сандалово-и-Айденовский аромат. Я сравниваю его с пробуждением во всех смыслах этого слова. Пусть даже если оно и ужасающее.

Сегодня был первый день свободы от "Верседа".

Я неподвижно лежала на своей стороне кровати, готовя себя к чему угодно — начиная с "Элиза, Кора упаковала твои вещи" и заканчивая "Элиза, полиция снаружи, чтобы доставить тебя в тюрьму".

Айден нежно подул вдоль линии моей шеи, и мои мускулы незначительно расслабились. Это уже стало привычным явлением за последние три дня. А потом я вновь напряглась. А ведь это было совершенно ненормально для него. Уместными были только эти ласковые порывы дыхания, которые оставляли меня опустошённой.

— Ты проснулся, — произнесла я чуть позже.

— Как и ты.

Я повернулась, чтобы посмотреть на него. Он лежал поверх одеяла, обернувшись вокруг меня, но при этом меня не касаясь, уже одетый в поношенные джинсы и чёрную футболку. Побагровевшие круги под его бездонными глазами стали ещё насыщенней. Щетина гуще, длиннее, а ямочка исчезла.

— Утром поцелуй, вечером блаженство, часто говорила моя мама, — прошептала я и поцеловала его.

Мои губы едва коснулись его рта, прежде чем он отпрянул. Но этого прикосновения длиной в наносекунду было достаточно, чтобы мы оба вздрогнули.

— Вскоре привезут дерево Маршалла и твои розы. Я запущу оросительную установку, — сказал он, соскочил с кровати и исчез в патио до того, как я успела моргнуть.

Я обескуражено поднялась, игнорируя острую боль в руке и спине. Кого вообще волнуют синяки, когда все твои внутренности так горят?

Я выпорхнула из кровати и помчалась в гардеробную, с целью найти там что-нибудь для маскировки синюшных, фиолетовых-и-синих очагов на моей коже. Ночью было гораздо проще — я запросто могла надеть футболку с длинным рукавом и фланелевые пижамные штаны. Но возможно ли это при семидесяти пяти градусах по Фаренгейту? (прим. ~ 24°С) "Ах, да, легинсы и рубашка Айдена, которую я надевала для позирования. Так я смогу чувствовать, словно он всё ещё ко мне прикасается". Я натянула на себя одежду и выбежала в патио, из-за боязни как бы он не исчез.

Он сидел за столом из кованого железа, прижав пальцы к вискам, плечи были ссутулены, опустошенные глаза наведены, не мигая, на горизонт. Словно кто-то поглощал его душу. Этот вид заставил меня дрожать.

Услышав меня, он встал и постарался придать своему лицу видимость человеческих черт.

— Кора принесла тебе ещё сливочного варенца, — он подтолкнул красиво сервированный поднос с завтраком в мою сторону. — Съешь что-нибудь. Я начну капать яму для дерева, — он небрежно перепрыгнул через ступеньки патио и направился через лужайку, не одарив меня больше ни единым взглядом.

— Ты сам поел-то? — окрикнула я его. Он не ответил.

Солнце постепенно спряталось за облаками, и дрожь просочилась сквозь мою кожу.

— Айден! — его имя резко сорвалось с моих губ.

Он повернулся, и я заметила, что даже в это мимолетное мгновение, он отводит от меня свой взгляд, черты его лица вновь стали сдержанными.

— Да?

Я попыталась вспомнить, как улыбаться.

— Я люблю тебя.

Его опустошённые глаза стали — невероятно — ещё более безмолвными.

— Я тоже люблю тебя, — произнёс он без какой-либо интонации и снова зашагал в сторону самой дальней опушки двора.

Я вновь задрожала. Исаак Ньютон ошибался. Не все тела в покое, остаются в покое. Есть тела — изорванные, разрушенные изнутри — которые вздрагивают в тишине, вполне вероятно, и даже после смерти.

Я проковыляла к столу, где ждал меня поднос с завтраком. Всё было точно так же, как в наше первое утро. Варенец, булочки, апельсиновый мармелад, яйца, бекон, "Бачи"... Я взяла булочку, раскрошила её большую часть и бросила лазурным птичкам, не в силах отвести глаза от Айдена.

Он вырезал сорняки вдоль периметра почти что безжалостно. Быстро, как ураган. Его плечи пульсировали от движения и напряжения. Он взял лопату и начал капать. Я вслушивалась в чириканье, суету и порхания птичек, которые он оставлял на своём пути. Звуки жизни, которая продолжается, несмотря на отсутствие виз, несмотря на войны или несчастные случаи.

Я подскочила, когда завибрировал его iPhone, лежавший рядом с моим подносом. Я взглянула на экран, боясь увидеть слова, наподобие "Тюрьма", "ICE", или "Исаак Ньютон". Но нет. Это было лишь напоминание для Айдена о встрече с Корбином сегодня после обеда. Они закрывались в одной из гостевых комнат каждый день, и проводили там часы. Жалюзи тоже были закрыты.

Телефон снова завибрировал — Хендрикс.

— Айден, — выкрикнула я. — Тебе звонит Хендрикс.

Он кивнул и начал капать ещё быстрее.

Телефон перестал гудеть, но прежде чем я усилием воли заставила себя проглотить ещё один кусочек булочки, он вновь завибрировал. Этот звонок заморозил воздух в лёд. "СемьяСолисов".

Я смотрела на номер телефона на экране, не в состоянии двинуть и пальцем. Как вообще возможно мне ответить на этот звонок? Что я могу сказать, чтобы это не было ложью или ужасной новостью? Они тотчас по моему голосу поймут, что что-то было не так. Я не могу рассказать им. Это будет огромным предательством Айдена. И ещё один повод для беспокойства Солисам.

Мой желудок скрутило так резко, что я едва не оставила свой завтрак под ежевичными кустами. Я почувствовала пристальный взгляд Айдена на своём лице, поэтому изобразила улыбку и помахала ему рукой. Он повернулся к яме, прорывая себе путь в Австралию.

iPhone вновь загудел. На этот раз это было текстовое сообщение:

Хендрикс: Шторм! Ответь!

Я вскочила на ноги — неожиданно не в силах больше что-либо из этого выносить. Наше молчание, их настойчивость, отдалённость Айдена. Я зашагала через двор, аккуратно, стараясь не затоптать дикие цветы.

— Весь мир жаждет тебя, — сказала я, когда подошла к нему. — Не то, чтобы я винила их.

Его щёки были покрыты лёгким румянцем — единственный признак жизни на без того пустом лице. Он бросил лопату, взял телефон, не произнеся ни слова, и прочитал сообщение. Бездонные глаза стали ещё темнее. Но вместо того, чтобы ответить, он швырнул телефон в траву и начал вырывать несколько оставшихся кустов чертополоха.

Я нежно положила ладонь на его руку.

— Айден, любимый, они волнуются о тебе. Может быть, стоит написать пару строк и сообщить, что ты... занят?

Он вырвал поросль щавеля с корнями.

— Почему бы тебе не поехать и провести с ними несколько дней? Корбин сказал, что это может помочь. Со мной всё будет хорошо здесь, — я старалась придать своему голосу спокойствие даже, несмотря на то, что сама мысль о том, чтобы не видеть его сейчас –даже час — разрывала меня на части сильнее, чем любая из атак, какую он смог бы направить на мужчину или сорняк.

Он сделал глубокий вдох и, наконец, посмотрел на меня.

— Сначала я хочу пройтись по списку потенциальных свидетелей.

— Есть зацепки? — мой голос дрожал.

Его мускулы изогнулись — так же как они делали, когда его руки обнимали меня.

— Мы найдем одного.

Это прожгло моё спокойствие. Я бросилась ему на грудь, страстно желая его... всего полностью. Может быть, он не смог устоять от того, чтобы утешить меня, или может быть он тоже страстно желал этого; что бы это ни было, но впервые за три дня, он не оттолкнул меня. Он убаюкивал меня в своих руках.

Моё тело неистово откликнулось. Кровь прихлынула к моей коже, сердце заколотилось о рёбра, и трепет перерос в пульсацию. Я заперла все свои мускулы в обычном положении — боясь, что моё безрассудство прогонит его прочь — и положила свою голову ему на грудь. Здесь ощущалось больше Айдена, нежели сандала. Я закрыла глаза и глубоко вдохнула. Он содрогнулся, и его дыхание стало ускоряться. Как и моё.