Семь цветов страсти

— Тогда надо выпить за жениха и невесту и пожелать им всего наилучшего! — поднял бокал Соломон и опустил глаза. Он подумал, что хорошего, в общем-то, ждать неоткуда — ведь Майкл никогда не сможет играть. А Дикси не станет матерью. Это же надо — свалиться с башни с трехмесячным малышом в пузе! Забирая ее из клиники, Микки сказал: «В ту ночь мы убили нашу маленькую Клавдию». И ни слова о том, что похоронил в себе скрипача.

«Все-таки крепкие мужики, эти русские», — подумал Сол, с интересом приглядываясь к Барону. Его неудержимо тянуло взяться за камеру. То, что светилось в глазах изувеченного музыканта, хотелось запечатлеть на пленку. Восторг, нежность и что-то еще, необъяснимое, отличающее иконопись. А длиннопалая рука касалась цветов так, словно извлекала звуки, — ласково и вопрошающе.

— Вы мудрый человек, Рудольф. Я рад иметь такого друга. — Посмотрев на собравшихся за столом, Майкл смущенно объяснил: — Он понял, как важны в нашей жизни высокие, чистые ноты. Эти маленькие колокольчики окрасили нашу историю в мажорные тона, они превратили ее в музыку. Наверно, Дикси любит их за настойчивость и мужество. Ведь они пробивают своими нежными головками снежный наст в самом начале весны — веселые, радостные, вопя от счастья: жизнь продолжается! — заметил Майкл.

— По-моему, эти цветы избрал ты, решив приурочить к их появлению свадьбу. Предлагаю после бракосочетания заменить в гербе Вальдбрунна лютики крокусами. Раз уж так все сложилось. — Дикси метнула взгляд на Сола, не ведая о судьбе завещанной ему тетради.

Алан Герт ничего не понял из многозначительной беседы, уловив лишь оптимистическое утверждение Барона.

— Да, Майкл, жизнь продолжается! Мы победили и еще здорово отыграемся… — Он с аппетитом проглотил последний пельмень и промокнул салфеткой губы. — Только сдается мне, во всей этой истории что-то есть… Что-то этакое. — Он неопределенно покрутил рукой у виска, означая, видимо, некую выходящую за рамки разумного загадочность. — Дикси и Сол знают, я далеко не мистик и презираю все эти «тонкие материи». Но кое-что, для протокола, как говорят, рассказать должен.

— Погоди, Ал! Мы готовы слушать тебя хоть до глубокой ночи, но Рудольфа беспокоит завершение трапезы. В малой столовой накрыт десерт в сопровождении тончайших вин из наших погребов. — Дикси подмигнула гостям, предлагая переместиться в соседнюю комнату. — Нелегко все же быть баронессой — сплошные церемонии!

— Все-таки дворец — это дворец! Не знаю уж, в чем тут штука, а как ни строй декорации, как ни ставь свет — такого эффекта не получится, — с завистью заметил Сол. — Отблески солнца в хрустале и бледный огонь в камине — невероятно, несовместимо, но создает настроение! А эти старые бутылки и нежненькие, едва народившиеся цветочки так и просятся в объектив… Может, я стал слишком сентиментальным. Так всегда получается, когда чересчур много знаешь о жизни, — начинаешь любить всякую беззащитную мелкоту — букашек, убегающие солнечные зайчики, распустившиеся на один день колокольчики…

— Погоди, Сол! Ты помнишь «Берег мечты»? Ага, старина, помнишь! Я тоже. И не собираюсь забывать, будь Дикси хоть трижды помолвлена — это ведь искусство, к тому же — классика. — Алан с удовольствием закурил, расположившись в кресле у балкона. — Веселые были деньки, и Умберто — гений! Но я помню, как ни странно, еще кое-что… Был у нас переводчик-индус — длинный такой, оливковый…

— Господин Лакшми — деликатный, в белой чалме! — напомнила Дикси, сидящая на диване бок о бок с Майклом.

— Да, точно, Лакшми. Однажды он отвел нас к некоей слепой ведьме, которая якобы умела колдовать. Ну, предсказывать будущее и прочее… Шарлатанка, естественно, грязнуля и сразу за долларами тянется. Слепая, а десятку от единицы запросто отличает…

— Мне она гадать вовсе не стала, оттолкнула руку и деньги вернула! Зачем аферистке деньги возвращать? Наплела бы, что в голову придет… — возразила Дикси.

— В том-то и дело! Она хотела этим жестом заинтересовать нас и выудить побольше… Я, как ты помнишь, в сопровождении Лакшми вернулся к ней… — Герт задумчиво дегустировал вино. — Редкий букет. Хотя я предпочел бы что-нибудь посерьезнее.

Соломон скомкал салфетку и пересел к камину.

— Простите, у меня что-то нога ноет — это все от тех пчел, что мне посоветовала баронесса. Да еще от Герта… И где ты научился, Ал, туману напускать? Давай короче, ведь самое интересное еще впереди, а ты вспоминаешь доисторическое прошлое…

— Так вот, недавно я встретил этого Лакшми снова. И не узнал — маленький старикашка, весь в каких-то амулетах. Он консультировал картину «Проклятие богов» как главный мистик и знаток ритуалов. Подходит ко мне и говорит: «Я много думаю о вас, господин Герт, и о той юной леди. О том дне, когда мы посетили слепую Гуаре…» Представляете, излагает, будто не прошло пятнадцати лет! Она, говорит, давно ушла в обитель теней и сокровенных тайн, оставив мне свои книги… Кажется, старик собирался прочесть курс лекций, но я сослался на срочные дела, раздумывая, сколько заплатить доходяге за отличную память.

«Мне не нужны деньги и даже ваша симпатия, — остановил меня старик. — Но я не могу умереть спокойно, пока не расскажу правду. Я переводил тогда откровения Гуаре и не был достаточно честен. Вы смеялись над колдуньей, и я боялся за вас. И еще — я не мог тогда правильно толковать ее речи… Мудрость избегает скептика».

— Да, ведь старуха почти угадала тогда, что мы поженимся с тобой, Ал. Ведь это и в самом деле едва не произошло. До сих пор не понимаю, почему я сбежала от тебя, — все происходило как во сне. Словно кто-то дирижировал мной…

Сол хмыкнул и объяснил Майклу:

— Дикси была влюблена в вас до безумия, хотя просто не знала, что это за вещь и с чем ее едят.

— Ты получил мой пакет?! Чего же молчал, Сол? — обрадовалась Дикси.

— Твоя тетрадь принадлежит теперь господину Артемьеву. Все написанное в ней касается твоего будущего мужа больше, чем любого другого человека на свете.

— Ну что за базар, господа! Вы не даете мне перейти к главному, — пресек посторонние разговоры Ал и продолжил: — Старик индус смотрел на меня, как провинившийся школьник. «Я тогда сказал, господин Герт, что Гуаре пророчила вам жениться на юной леди… Мне хотелось сделать вам приятное — вы были такой хорошей парой…» — Герт поперхнулся. — О'кей! Пропускаю воспоминания о наших отношениях с Дикси столетней давности… Так вот, этот дряхлый звездочет прошептал, глядя мне в глаза, будто прочил конец света: «Гуаре сказала о вас: их сведут узы жизни и смерти. И ничего более…» А потом индус спросил: «Что стряслось с той юной леди?» — «Насколько я знаю, ничего особенного». — Старик с облегчением вздохнул: «Ведь слепая Гуаре неспроста отказалась гадать девушке. Она вернула ей деньги. И сказала: «Мне не дано знать, какой путь изберет будущее. Черная карма и Белая башня решат между собой все. Но это будет нелегкая борьба».

Ал замолк, обводя глазами присутствующих. Все молчали, не зная, как отнестись к странному рассказу Герта.

— И ты, конечно, сразу смекнул, в чем дело? — насмешливо поинтересовался Сол.

— Ах, я вообще ни черта не понял! Наскоро распрощался со стариком и выбросил из головы всю эту дребедень… Но вот в октябре прошлого года я узнал, что в поместье Дикси возвышается эта чертова Вайстурм! Я треснул себя ладонью по лбу и даже перекрестился. Если честно, я немного струхнул…

— Ал, у тебя получилась новелла из жизни «славного ковбоя и выдающегося мыслителя Алана Герта». Речь, насколько я понимаю, идет совсем о другом… — тихо, но настойчиво вклинился Сол.

— Тогда рассказывай сам — новеллу о «героическом и мудром иудее Соломоне Барсаке».

— Увы, я недостаточно красноречив. И от природы скромен. Передаю микрофон тебе, Герт. Только переходи сразу к делу.

— Мне кажется, я знаю, что должен сейчас услышать. Я даже уверен, что слышал эту историю тысячу раз, рассказанную голосом Дикси над моей больничной кроватью, затем невразумительным английским Рудольфа. Потом мне все очень красочно пересказала Труда, особенно про мою руку и госпожу Девизо. Я также слышал по радио о процессе над неким господином Хоганом, застрелившим режиссера Тино в ответ на оскорбление его личности. И еще я читал о случившейся здесь истории в парижском журнале и даже видел свое фото. Правда, узнать ни того ни другого не мог — ни истории, ни себя! — Майкл положил на колени Дикси свою забинтованную руку, и она покачивала ее, как ребенка. — И вот наступил торжественный момент — господин Герт прибыл прямо из Лос-Анджелеса, а Соломон Барсак — из Рима, чтобы рассказать нам всю невероятную правду. Прошу вас, друзья, не торопитесь и постарайтесь быть как можно красноречивее. Нам с Дикси доставляет огромное удовольствие чудесная притча о воскрешении. Алан глубоко вздохнул, сосредоточиваясь, и приступил к рассказу: