Пятьдесят оттенков хаки (СИ)

– Ну и где тебя носило? – грозно взревела она, но при виде синего лица мужа как-то разом обмякла. – Это кто же тебя так отделал?

– Зайка, это карандаш, – заюлил Буратина. – Химический. Сейчас отмою, – он просочился в ванную комнату и уже оттуда похвалился: – Забери на входе лоток с яйцами, должно быть аж по два желтка!

Через минуту жена безжалостно влепила ему затрещину: «Допился до чертиков, сволочь!» Буратина вбежал на кухню и обомлел – вместо яиц в лотке была упакованная в газету картошка!

Днем, когда Тополевский руководил заряжанием оружия караульных, из-за ограды его фамильярно окликнул прапорщик Чумаков – начальник склада компонентов топлива.

– Старина, подожди минутку, – обернулся на знакомый голос Тополевский и скомандовал смене караула: – На посты шагом марш!

Пропустив вооруженных людей, прапорщик заглянул в калитку ограждения караульного городка.

– Чего тебе надобно, старче? Хочешь угостить лимонадом? – видя в его руках бутылку, уточнил Андрей. – С ночной пирушки никак остался?

– Какой пирушки? – не понял Чумаков.

– А ты разве ночью не был в командирской бане?

– Ты чего! Я дома ночую…

Он протянул Андрею бутылку.

– Это пергидроль для Митрофанова, он просил оставить у тебя.

– Зачем? – удивился Тополевский.

– Ты что, не в курсе? Это же лучшее средство для отбеливания белья. Ада наказала Илюхе пустому домой не возвращаться.

Андрей перенес бутылку в комнату начальника караула и благополучно забыл про нее.

После обеда в караул с проверкой прибыл помощник дежурного по части Синяк. Тополевский встретил его на входе и стал докладывать по-уставному. «Погодь, – перебил его офицер. – Ничего не соображаю: в горле после вчерашней пьянки все пересохло. Дай что-нибудь глотнуть». Андрей пропустил проверяющего вперед, а сам задержался, отдавая указания караульному. Синяк снял фуражку и швырнул ее на стол, едва не сбив бутылку с пергидролью. «Во!» – радостно воскликнул он, хватая «лимонад» и утоляя жажду. В следующее мгновение бедолага едва не снес Тополевского. Он промчался мимо с ошалелым видом и выпученными глазами. Его губы тюльпаном были вывернуты наружу. Синяк выскочил на улицу, издавая хрипящие звуки и выплевывая изо рта пенящуюся ядовито-шипящую жидкость. Оторопелым взглядом он искал спасения. Сплюнув на валяющуюся под ногами метлу, вздрогнул от ужаса – та воспламенилась. Солдаты в стороне покатывались со смеху. Тополевский мгновенно смекнул, в чем дело. Схватив бедоносца в охапку, он оттащил его в умывальник. Проточная вода была кстати. Глотнуть адской смеси Синяк, к счастью, не успел, но небольшой химический ожог получил.

– Сходи в медпункт, – предложил ему Андрей.

– Нет, – одними губами открестился испуганный сослуживец и умоляюще сложил руки. – Только никому ни слова.

Но уже назавтра эта история разнеслась по части. Во время обеда в столовой к Синяку подсел Митрофанов. На его подносе вместе с борщом и котлетой вызывающе сверкала бутылка лимонада. Увидев ее, приятель нервно закашлялся и выскочил вон. За его спиной раздался дружный хохот. Когда установилась тишина, из-за раздаточного окошка послышался звонкий голос местной поварихи:

– Подхожу и глазам своим не верю – на крылечке коробка, а в ней аккурат три десятка яиц. Свеженькие, крупные, домашние, только из-под кур. А рядом записка: «Для усиления рациона питания личного состава части». Чудеса! И кто это такой добрый? – она загремела тарелками, что-то уронила, и ее предположения потонули в грохоте кастрюль.

Буратина, сидевший за столом в гордом одиночестве, поперхнулся и от неожиданности выронил ложку. Борщ яркими пятнами растекся по его кителю. Прапорщик нецензурно выругался.

Вечером, поглядывая на часы, Иван дежурил возле склада до последнего. Когда ведущая к мотовозу тропинка опустела, а где-то неподалеку подал гудок тепловоз, Буравин проверил целостность печати и трусцой бросился на платформу.

Проводив противника взглядом, Тополевский выбежал из-за угла, вырвал из пластилина нить и помчался на посадку прямиком через лес. У мотовоза он появился несколькими секундами раньше Буратины и намеренно попался тому на глаза, уточнив, который час. Иван ответил, косясь краем глаза на тропу. Он хотел вычислить, кто придет последним. Но его наблюдения результатов не принесли. Полагая, что все в порядке, счастливый прапорщик, войдя в вагон, расслабился и плюхнулся на сидение: пронесло. Мотовоз загудел и начал движение, но очень скоро стремительно затормозил. Пассажиры удивленно посмотрели на вошедшего в вагон дежурного по станции.

– Прапорщик Буравин есть? – с порога уточнил сержант.

– Я, – встрепенулся Палыч.

– Вас просят прибыть в караул. Ваш склад не опечатан.

– Не может такого быть! – взревел Буратина, бросаясь к выходу.

Тополевский сочувственно подал бедолаге фуражку.

В субботу, едва дождавшись открытия спортивного магазина, Буравин оказался в нем едва ли не единственным покупателем. Он с любопытством прошелся вдоль витрин, примерился к гантелям, несколько раз выжав их, но положил обратно и стал изучать гири. Найдя самую маленькую, Палыч подержал ее на вытянутой руке и для убедительности сделал несколько круговых движений. Но и эта спортивная принадлежность не нашла в его истерзанной душе должного отклика. Иван вздохнул и двинулся дальше. И тут ему на глаза попались боксерские перчатки. Прапорщик блаженно зажмурился и потер нос – вот оно, то, что надо! Сделав несколько выпадов, он расплылся в улыбке, на мгновение представив, как выскочит из-за угла и молниеносно нокаутирует обидчика, когда тот будет срывать со склада печать. Буратина победоносно прищурился, наслаждаясь картиной неизбежного триумфа: поверженный противник лежал на земле и молил его о пощаде.

Вопрос продавщицы, будет ли он делать покупку, вывел Ивана из забытья. Взглянув на ценник, мститель вздохнул с нескрываемым сожалением – для скромного бюджета его семьи вещица была явно дороговатой. Делать нечего: он вернул перчатки на полку и отправился дальше. Но удачная находка глубоко проникла в его воспаленное сознание. Буравин тщательно изучил ассортимент спортивных товаров, но так и не нашел достойной замены. Он оглянулся – перчатки символом грядущей победы грозно возвышались над прилавком и даже на расстоянии вселяли в него какую-то особую уверенность. Буратина вернулся, снова примерил их, неуклюжим лосем проскакал вокруг висящей рядом груши, взял только правую и двинулся к кассе.

– А вторую? – безразлично поинтересовалась девушка.

– А, мне и одной достаточно! – небрежно отмахнулся Иван.

– Дело ваше, можете не брать, но мы пару не разбиваем, так что платить все равно придется за обе.

– Это почему же? – нахмурил брови разочарованный покупатель.

– А кто потом одну перчатку купит? – возмутилась кассир. – Мужчина, не тяните время! Берете обе или как?

– Обе! – выкрикнул Палыч и вернулся за второй.

Дома он положил покупку на полку для обуви, чтобы ненароком не забыть утром, и приступил к жарке картофеля. Жена привела из школы сына. Мальчик с упоением втянул воздух, радостно потер руки, а, заметив боксерское снаряжение, запрыгал от радости: «Вот это да!» Мать недовольно посмотрела на ценник и побагровела.

– Это что такое? – ворвалась она на кухню, размахивая перчатками, как боевым стягом.

– Орудие возмездия, – Иван на всякий случай прикрыл голову.

Но было поздно: жена, не метясь, въехала ему со всего размаха прямо промеж глаз.

– Возмездия, говоришь? – уточнила она. – К бою!

Через полчаса под глазом главы семьи распустился цветастый фингал. Когда домашние сели за стол, Буравин робко заглянул в кухню. Супруга и сын смачно доедали приготовленный им же картофель. Иван боком просочился вдоль стены и робко потянулся к буфету. От взгляда благоверной лямка его майки безжизненно упала ниц. Буратина нырнул на табурет и втянул голову в плечи. Его вторая половина с издевкой водрузила перед носом мужа тарелку с боксерской перчаткой. Вступать с ней в спор или переговоры было бессмысленно. Сглотнув слюну, Иван попятился к выходу.